Первые два дня он не выходил из дома и почти не ел. На третий встал утром с кровати и пошёл на занятия. Он делал всё на автомате, не думая и не чувствуя. Дэниел не звонил. С ним только один раз связался Брент и уведомил, что Джейсон может оставаться в своей квартире сколько угодно долго (мистер Ламберг будет оплачивать все счета), и если ему нужны какие-то из вещей, оставшихся в квартире мистера Ламберга, ему их доставят в любое удобное время, или же он сам может зайти за ними. Брент, судя по всему, не был в курсе, что комедии наступил конец, и всё так же выступал от имени «мистера Ламберга».

Через несколько дней Джейсон начал паковать вещи и подыскивать себе комнату или квартиру: в начале учебного года он отказался от жилья, предоставляемого студентам, а теперь, в середине семестра, место было не так просто найти. Возможно, оно бы и нашлось, но не мгновенно: нужно было ждать несколько недель. Джейсон не мог себе этого позволить — он не желал больше оставаться в этой квартире. В конце концов, всё разрешилось довольно быстро и удачно, правда, чуть дороже, чем он планировал. Уилл, студент из его группы, как раз подыскивал соседа. Он снимал квартиру вместе с двумя другими студентами со старших курсов, но одному из-за семейных проблем пришлось бросить учёбу. Вместо него и согласился въехать Джейсон. У него оставались кое-какие сбережения — он очень мало расходовал в последние месяцы по сравнению с предыдущими — и их, по его расчетам, должно было хватить до марта или апреля, возможно, и дольше. К тому же, он надеялся в ближайший месяц найти работу.

Собирая чемоданы, он всё же уложил кое-что из одежды, купленной на деньги Дэниела Астона. К некоторым вещам он привык, и ему было обидно думать, что они отправятся в мусорный бак.

В воскресенье через две недели после разрыва с Дэниелом — и в третий раз в этом году — он переехал на новое место. Утром в понедельник он позвонил Бренту и сообщил, что съехал и отправил ключи по почте на адрес квартиры Ламберга в Челси.

— Там остались кое-какие вещи, принадлежащие вашему боссу, — добавил он. — Одежда, его подарки.

— Он не стал бы возражать, если бы вы оставили их себе, — напряжённым голосом произнёс Брент.

— Очень щедро с его стороны, — сухо ответил Джейсон. — До свидания.

Ему было жалко оставлять разве что подаренные Дэниелом часы. В них была особая сдержанная красота и сложность, которые его завораживали. Он редко их носил, но иногда по несколько минут наблюдал за работой механизма через заднюю стеклянную крышку. А ещё с ними были связаны воспоминания… Но подарок за сто пятьдесят тысяч долларов был слишком дорогим, чтобы оставить его себе. И этих воспоминаний он тоже больше не хотел.

С новыми соседями по квартире он легко поладил: Уилл был общительным и деятельным парнишкой, а второй сосед, Бапулал Шарма, учившийся на экономическом факультете, оказался почти полной его противоположностью — он разговаривал только по делу и большую часть времени проводил в своей комнате за книгами. Впрочем, Джейсон не сильно от него отличался. Он перестал ходить в спортивный зал, забросил музыку и занимался только учёбой. В свободное время он просто сидел на кровати, глядя в пустоту. Он пытался научиться не думать, потому что мысли всегда, раз за разом, возвращались к Дэниелу. Он прекрасно понимал его мотивы, но не мог поверить, что этот человек мог так долго и так жестоко его обманывать. А сам он был слишком доверчив, с готовностью закрывая глаза на тайны своего любовника.

С каким-то мазохистским любопытством Джейсон стал искать в интернете информацию о Дэниеле Астоне. Её было достаточно. В основном это были упоминания о его присутствии либо на экономических конференциях и форумах, либо на светских мероприятиях. Информации о его бизнесе было немного, в основном, это были расплывчатые указания: финансист, глава финансовой империи и прочее.

Многое из того, что Дэниел рассказывал о себе, подтвердилось: он был внуком последнего из женевских банкиров Ламбергов, родился в Лондоне, учился в Гарварде, после женитьбы переехал в Париж. Он был уже восемь лет женат на Камилле Эттинген (на самом деле Марии Камилле Георгине Беатрисе фон Эттинген-Эттинген), дочери немецкого принца Максимилиана Эттингена. Их сыну было семь лет, а дочери четыре года.

Фотографий жены было больше: она постоянно посещала благотворительные приёмы, выставки, концерты, свадьбы и прочие официальные мероприятия. Если даже Астон и женился по расчёту, то расчёт был хорошим. Камилла была красивой и изящной молодой женщиной, и в ней было то же непередаваемое благородство черт, особая утончённость, что отличала и самого Дэниела. Они, безусловно, были красивой и гармоничной парой. Джейсон с трудом представлял, как эта горделивая, полная достоинства женщина могла мириться с тем, что муж изменял ей направо и налево. Скорее всего, она не желала унижаться до ревности к временным увлечениям.

Из обрывков информации и фотографий складывалась целая жизнь. И когда Джейсон сравнивал её со своей, у него слёзы наворачивались на глаза. У Дэниела Астона было всё (и Джейсон не имел в виду деньги): у него была работа, положение в обществе, семья, дети, связи, родственники и друзья; у него же самого не было ничего, и если он мог раньше надеяться на то, что это рано или поздно появится, то теперь все надежды рухнули. Он никогда в жизни уже не сможет открыться другому человеку так полно и безоговорочно, как он открывался Дэниелу, никому не сможет отдать свои чувства с той же полнотой. Он не сможет его забыть и будет бесконечно искать в других людях ту же силу, уверенность и нежность, которые так притягивали его в прежнем любовнике. Даже его несгибаемость, даже его высокомерие и жестокость — даже их он будет искать. Дэниел отнял у него саму надежду на счастье…

И как бы ни ужасно это звучало, даже больше, чем предательство Дэниела, Джейсона терзала невозможность быть с ним. Он ненавидел его, но хотел назад, к нему. Он ненавидел себя за эту слабость, но ничего поделать не мог.

Неделя пролетала за неделей, и Джейсон стал привыкать к новой жизни. Он ближе сошёлся с несколькими одногруппниками, по вечерам выходил с ними в город и даже пару раз встретился со старыми друзьями в «Миндале». Он нашёл работу в книжном магазине на Стрэнде, и она стала ещё одним способом не думать.

Естественно, больше всего из сокурсников он общался с Уиллом. Тот, до этого вообще не имевший о Джейсоне никакого определенного представления, обнаружил, что получил весьма интересного соседа. Коллинз, вопреки всем представлениям о внешне привлекательных людях, оказался аномально умён. Математику и статистику он знал настолько хорошо, что Уилл был уверен, что и к концу последнего курса не дойдёт до такого уровня. Гардероб Джейсона тоже был загадкой. В общем и целом — ничего особенного, разве что чуть более строгий, чем в среднем у сокурсников. Но порой в нём попадались такие вещи, что впору было призадуматься. Кроме того, сосед никогда и ничего не рассказывал о себе. От расспросов Уилла он всегда старательно уходил, обычно отвечая, что вырос в состоятельной семье, но лишился финансовой поддержки родителей. Джейсон даже не сильно обманывал Уилла.

Вечерами он лежал на своей кровати и гнал воспоминания, становившиеся уже почти навязчивыми. И как рефрен звучали в его голове слова старой песни U2, которую он сейчас постоянно слушал:


Love is blindness

I don't want to see

Won't you wrap the night

Around me[10]


Он теперь понимал эти слова… Он не хотел видеть правды — и не видел. Он слепо любил и поплатился за это. Потому что никого нельзя так любить, и никто не заслуживает такой веры и такой любви. Никто…

И всё, что ему теперь оставалось, это шептать в темноту:

— Blow out the candle. Love is blindness.[11]


***

В начале декабря он с Уиллом и ещё двумя однокурсниками пошёл поужинать в небольшое кафе в квартале от новой квартиры. По правде говоря, ел он сейчас чаще дома или в кафетерии в университете — по финансовым соображениям. Но иногда всё же можно было позволить себе выход «в свет».

До Рождества было не так далеко. Улицы, магазины и рестораны уже были украшены. Джейсон вспоминал прошлое Рождество и не мог поверить, что это было всего год назад. Тогда его самой большой проблемой было подобрать подарки Эмили и членам её семьи, и всё в жизни казалось простым и упорядоченным. Это Рождество он встречал с тяжёлым грузом воспоминаний, ему не для кого было выбирать подарки, и он не имел представления, что ему делать дальше.

На этой неделе ему трижды звонил Брент, но Джейсон не отвечал на звонки. Всё кончено, и прошло уже слишком много времени. Раны начали наконец-то заживать (да, Джейсон, убеждай себя в этом) и незачем было бередить их. Пока он сидел за столом в кафе дважды позвонил Хиршау, его Джейсон тоже проигнорировал.

«Что они там, взбесились, что ли?» — только и подумал он, равнодушно сбросив вызов и отключив звук.

Когда он с компанией однокурсников вышел из дверей кафе, Хиршау в сопровождении ещё одного охранника, которого Джейсон не знал, ждал его снаружи.

— Добрый вечер, мистер Коллинз, — прогрохотал он.

Джейсон почувствовал, как в нём закипает злость. Мало того, что они опять следят за ним, так ещё и смеют заговаривать с ним, когда он с друзьями. Последние с удивлением воззрились на огромного немца.

— Вас что, не поставили в известность, что теперь не меня нужно поджидать у каждого выхода? — резко ответил Джейсон, забыв, что здесь находятся его однокурсники. — Или вы замечтались и по привычке прибежали за мной?

— С вами хотят поговорить, — никак не среагировал на колкость Хиршау.

— Я не хочу ни с кем разговаривать, — Джейсон развернулся и попытался обойти телохранителя, но тот задержал его, положив руку ему на плечо.

Джейсон чуть не задохнулся от возмущения — ни один из сторожевых псов Дэниела раньше не смел касаться его. Он даже не успел ничего сказать, как сзади послышался голос Уилла:

— Поаккуратнее, мистер! Вы что, не поняли?

Второй телохранитель подошёл ближе и тихо, но угрожающе произнёс:

— Не вмешивайтесь не в свои дела, молодые люди.

— Я вызываю полицию! — пригрозил Уилл.

— Не надо, — сказал Джейсон. — Не стоит с ними связываться. Я поеду, — он повернулся к Хиршау. — Уберите руку.

— Джейсон, ты с ума сошёл?! — воскликнул один из его одногруппников.

— Они всё равно не отстанут. Если уйдут сегодня, объявятся завтра.

— Господи, да ты посмотри на них! — сказал Уилл. — Они же…

— Я их знаю. Не беспокойся за меня, — он бросил на телохранителей раздражённый взгляд: — Мы что, пешком пойдём?

— Одну секунду, сэр, — Хиршау отступил к краю тротуара и махнул рукой.

Буквально через несколько секунд машина, припаркованная ниже по улице, тронулась и подъехала ко входу в кафе. Вполне вероятно, что к этому скромном заведению впервые подъезжал представительский "Мерседес". Хиршау открыл перед Джейсоном дверь, а затем мягко её захлопнул, когда пассажир оказался внутри. Сам он сел рядом с водителем на переднее сиденье. Другой телохранитель сел рядом с Джейсоном.

Когда автомобиль отъехал, Уилл присвистнул:

— Интересные у Джейсона знакомые!

Джейсон гадал, что от него вдруг понадобилось через полтора месяца, и подозревал, что Дэниел — если он вообще будет встречаться с ним, а не с Брентом — пойдёт на второй заход. Если Дэниел действительно его любил, то должен был страдать сейчас примерно так же, как и он сам — только без ощущения стыда и разочарования в любимом человеке, без унизительного чувства, что тебя предали.

Когда машина остановилась, Джейсон понял, что они приехали не в знакомую квартиру в Челси. Он не настолько хорошо знал Лондон, чтобы понять, куда его привезли, но это был явно какой-то престижный район. Он вспомнил, что Дэниел говорил ему про дом в Белгравии, в котором велся ремонт. Очевидно, он закончился, и Астон переехал туда.

Джейсон сидел в машине и думал о том, что его сейчас ждёт. Почему Дэниел не может оставить его в покое?

Он вырвался из запутанного клубка мыслей, когда кто-то тихо кашлянул рядом. Он повернул голову: Хиршау открыл дверь и ждал снаружи. Неизвестно, насколько долго. Видимо, Джейсон ничего не слышал и не замечал, погружённый в себя.

В особняк их впустил Николс. Они церемонно поздоровались, Николс принял у него куртку и проводил в комнату, похожую на маленькую личную гостиную. В камине горел огонь.