— Подождите, пожалуйста, здесь. О вашем прибытии сообщили.

С этими словами Николс скрылся за дверью.


***

Дэниел обсуждал с Эдером, главой службы безопасности и одним из своих самых доверенных лиц, график поездок на январь, когда в дверь кабинета постучали, и вошёл Хиршау.

— Он здесь, сэр.

— Спасибо, Хиршау. Можете идти.

Эдер, от которого не могли укрыться ни малейшие оттенки интонации, спросил:

— Он — это он?

Дэниел вздохнул и кивнул головой.

— Зачем? Зачем он здесь?

— Я послал за ним. Я хочу его видеть.

— Полтора месяца прошло. Ты прекрасно обходился без него.

— Нет, Эдер, не прекрасно.

Эдер встал с кресла и навис над сидящим в кресле Дэниелом:

— Отправь его назад, немедленно. Послушай меня, Дэниел, я сто раз тебе говорил, но выслушай в сто первый: откажись от него. Ты что-то там чувствуешь к нему, хорошо, прекрасно, пускай. Но это пройдёт, дай себе ещё немного времени, месяц, лучше два. Это пройдёт. Это же сумасшествие какое-то!

— Я не хочу, чтобы это проходило, — спокойно ответил Астон.

— Подумай о последствиях!

— Я всё понимаю, я не лишился рассудка. Но это сильнее и важнее. Эдер, я знаю, что ты думаешь. Я сам так думал когда-то. Я слышал истории о людях, которые ради отношений ставили на карту всё, и смеялся над ними. Я думал: что за идиоты? Теперь я сам в такой ситуации. И ты не можешь даже представить, что со мной происходит. Молись богу, чтобы тебе никогда не довелось этого узнать. Это, — Дэниел прикрыл глаза, ища подходящее слово, — это восхитительно, но это же и разрушает тебя.

— Вот об этом я и говорю. Твоя прихоть… твоя связь с этим мальчишкой рано или поздно обернётся крупными проблемами. Ты здравомыслящий человек. Подожди ещё немного. Ты забудешь о нём рано или поздно.

— Нет, Эдер. Это то же самое, что остаться без руки. Ты можешь научиться делать всё одной — писать, рисовать, даже шнурки завязывать, но не пройдёт ни одного дня твоей жизни, чтобы ты не вспомнил о том, что у тебя отнято и не пожалел. Ты никогда не забудешь.

— Хорошо, если продолжить твою аналогию, когда началась гангрена, руку ампутируют. И нужно пожертвовать ей, чтобы спасти собственную жизнь.

Эдер замолчал, ожидая ответа от Дэниела, но тот задумчиво смотрел в одну точку. Наконец он произнёс:

— Я всё решил.

— Дэниел, — Эдер опустился в кресло, — я помню тебя ещё подростком. Я видел, можно сказать, всю твою жизнь. Ты принял огромную ответственность после смерти отца, и ты справился. Ты сам многого добился. Я гордился тобой. Я радовался твоим успехам, как будто ты мой собственный сын, и всегда и во всём поддерживал тебя. И мне больно видеть то, что ты делаешь сейчас.

— Поддержи меня и в этой ситуации, — ответил Дэниел.

— Мне ничего другого не остаётся, — вздохнул Эдер. — Но если ты не хочешь думать о своём будущем, подумай о мальчике. Ты сломаешь его жизнь тоже, не только свою. Он слишком уязвим. Тот, кто не смеет коснуться тебя, ударит по нему. Это ты понимаешь? Ты рискуешь его жизнью.

— У тебя целая армия, Эдер. Надеюсь, ты сможешь о нём позаботиться.

— Я не всесилен, Дэниел. И, ты знаешь, раны не всегда наносят железом. Я не врач, но он… Эти его фобии… Он не кажется мне нормальным человеком, извини. Он на грани психического расстройства, и даже самая невинная на наш взгляд вещь может столкнуть его туда. Даже если бы не было всех прочих проблем, он не тот человек, с кем ты можешь связать свою жизнь.

— Ты совершенно правильно заметил, что ты не врач и не можешь ставить диагнозы, — отрезал Астон. — На сегодня ты свободен. Извини, но меня ждут дела.

Эдер поднялся с кресла:

— Надеюсь, у мальчишки больше здравого смысла, чем у тебя, и он не вернётся.

Глава 23


Джейсон стоял возле камина и глядел на огонь, когда услышал звук открывающейся двери. Он повернулся не сразу, словно боялся того, что его ждало.

Несколько секунд они с Дэниелом смотрели друг на друга. Потом Джейсон сглотнул и произнёс:

— Что тебе нужно?

— Просто увидеть тебя. Поговорить. Садись, — Дэниел указал на одно из кресел.

— Спасибо, не стоит. Говорить нам не о чем.

— Есть о чём, Джейсон. То, что между нами было, никуда не исчезло.

— Я уже всё сказал. То, что между нами было, окончено, — холодно сказал Джейсон, отводя глаза от Дэниела.

— Я виноват перед тобой, я причинил тебе много боли… Прости меня.

— И причиняешь сейчас. Почему ты не можешь оставить меня в покое? Зачем ты делаешь мне ещё больнее?

— Я просто не могу иначе. Я постоянно думаю о тебе.

— Лучше думай постоянно о жене и детях!

Дэниел на секунду закрыл глаза и сделал глубокий вдох:

— Ты прав. Я всё это понимаю, но я хочу быть с тобой. Только с тобой я был по-настоящему счастлив впервые за всю свою жизнь.

— Мы не можем быть вместе. Ты это знаешь. А мне пора идти.

— Почему не можем? Тысячи людей имеют связи вне брака.

— Это их право и их выбор. Меня это не устраивает. Ты обманул меня и предал, Дэниел. Я хочу оставить это в прошлом и жить дальше. А ты хочешь обманывать и предавать дальше, только теперь взять меня в сообщники. Это не для меня, прости…

Джейсон пошёл к выходу, и для этого ему пришлось сделать несколько шагов в сторону Астона. Тот тут же схватил его за руку:

— Ты говорил, что любишь меня, что принадлежишь мне!

— Дай мне пройти, — потребовал Джейсон.

Дэниел лишь крепче сжал его запястье и схватил второй рукой.

— Ты знаешь, что я всегда получаю то, что хочу, — твёрдо произнёс он.

Джейсон попробовал вырвать руки, но ничего не получилось: хватка Дэниела была железной. Он разжал гневно сжатые губы только для того, чтобы бросить:

— Убери руки!

— Я не откажусь от того, что принадлежит мне, — прошептал Дэниел, притягивая Джейсона ближе. — Можешь сколько угодно испытывать вину и стыд… Мне плевать.

Он начал целовать сначала шею Джейсона, потом поднялся выше к скулам и щекам, лишь на секунды отрываясь, чтобы произнести:

— Можешь даже ненавидеть меня. Мне всё равно. Ты мой. И ты останешься моим. Со мной. Я не позволю тебе уйти.

Первые поцелуи вызвали в Джейсоне лишь волну беспомощной злости и гнева, но потом… Господи, это было так сладко, так знакомо, так желанно. Он мечтал об этом. Он хотел, чтобы Дэниел коснулся его. Хотя бы раз, хотя бы на секунду. Чтобы снова погрузиться в бездонный омут, где нет памяти, стыда и страдания. Он чувствовал, что не может сопротивляться этому, ему оставалось только просить… Умолять Дэниела сжалиться над ним, отпустить его, не терзать его больше воспоминаниями о невозможном теперь счастье.

— Пожалуйста, не надо… — простонал он. — Прошу тебя… От этого только хуже…

Дэниел на мгновение разжал его руки, но только для того, чтобы обнять теперь за плечи. Он начал целовать его в губы, заглушив слова. И он чувствовал, что Джейсон ему уступает и отвечает, что Джейсон, как и он сам, не может совладать с собой.

Он оборвал поцелуй и посмотрел Джейсону в глаза. Там были боль и мольба, но где-то в серо-синей глубине за ними теплился огонь. Он почти силой сдвинул Джейсона с места и отвёл к широкому дивану, Джейсон бросил взгляд на разбросанные подушки и в очередной раз попытался вырваться, сказав:

— Отпусти… Не надо.

Дэниел грубо швырнул его на диван и навалился сверху:

— Я не хотел доводить до этого, но я возьму то, что мне принадлежит.

Он рванул на Джейсоне рубашку и начал расстёгивать джинсы. Тот смотрел на него огромными от неверия глазами, но не сопротивлялся. Сила Дэниела подавляла его, и это было то, чего он хотел втайне — оказаться раздавленным и уничтоженным этой железной волей и не чувствовать уже ничего, ни вины, ни боли. Всё в нём жаждало одного — принадлежать этому человеку, снова, безраздельно, абсолютно. Он обнял Дэниела за шею, прижал к себе и начал целовать, приникая всем телом и вжимаясь бёдрами.

Дэниел торопливо расстёгивал свой ремень. В лихорадочной спешке он лишь слегка смазал головку слюной, прежде чем войти в Джейсона. Тот изогнулся и забился в его руках, вскрикнув от боли, и Дэниел лишь крепче сжал любовника и накрыл его губы своими.

Джейсон стонал и метался, и боль внутри была сильной, как никогда, но он хотел эту боль, потому что заслуживал её. Хотел, чтобы она стала сильнее — такой сильной, что смогла бы заглушить те мучительные чувства, что рвали на части его душу. В этой боли было что-то жертвенное, очищающее, почти священное, и он хотел её. Когда пальцы Дэниела обхватили его напряжённый член и искра удовольствия пронеслась сквозь боль, ему показалось, что он теряет сознание, настолько неестественным и отвратительно-прекрасным было происходящее. Он — опять, опять, опять, опять — отдавал себя этому человеку, и даже боль, которую тот причинял ему, доставляла наслаждение.

Их отчаянное и яростное совокупление не было долгим, они, не в силах сдерживаться, кончили вместе через две минуты. Дэниел отпустил его, и Джейсон только тогда понял, что всё это время не мог даже по-хорошему дышать в звериных объятиях своего любовника.

Дэниел скинул пиджак перед тем, как они занялись сексом, и всё это время оставался в одной рубашке, а сейчас, будто внезапно захотев уйти, сразу же поднялся с дивана и надел брюки. Но через несколько секунд, не успев ни застегнуть их, ни заправить в них рубашку, он бессильно опустился на диван рядом с Джейсоном. У того был напряжённый и одновременно отсутствующий вид, словно он и сам не верил в то, что только что произошло. Джейсон поменял позу и положил голову Дэниелу на колени. Тот начал осторожно гладить его по гладким, послушным волосам. В этой минуте было столько горькой нежности, что у Дэниела сердце замирало в груди.

— Что мы делаем? — прошептал Джейсон. — Что мы наделали?

— Мы любим друг друга, — ответил Дэниел, всё так же отрешенно глядя перед собой.

Он хотел насладиться каждым мгновением, запомнить каждую секунду, проведенную с Джейсоном, потому что знал: скоро волшебство развеется.

— Разве это любовь?

— Да. Желание не делает её хуже.

Они провели несколько минут в тишине, глядя на догорающий в камине огонь.

— Ты должен остаться со мной, — произнёс Дэниел.

— Я теперь знаю, кто ты. Знаю, что у тебя за жизнь. Даже если бы я хотел — это просто невозможно. Вечно прятаться и обманывать…

— Я сказал, что не буду тебя прятать.

— Дэниел, ты не можешь этого сделать, посмотри правде в глаза. Отношения со мной разрушат твою семью, репутацию и карьеру. То, что могут позволить себе художники, актёры и музыканты, не можешь позволить себе ты.

— Я готов рискнуть, — ответил Дэниел и легкомысленно добавил: — В конце концов, я буду не первым, кто сломал свою жизнь ради любви.

— Это не более чем красивая фраза… Страсть пройдёт, и ты возненавидишь меня за то, что я разрушил всё, что у тебя было. Тем более, я не слышал, чтобы кто-то пожертвовал всем ради другого мужчины.

— Оскар Уайльд, Тьюринг…

— Трагические случайности, а не осознанная жертва. Они думали, что им это сойдёт с рук, как сходило сотням их современников. Если бы они знали, каков будет финал…

Дэниел продолжать нежно касаться волос Джейсона. Через пару минут он произнёс:

— Есть одна история. Про осознанный выбор. Не трагическая, но по-своему грустная. Она произошла в начале двадцатого века в Санкт-Петербурге.

— В Санкт-Петербурге в России? — спросил Джейсон.

— Да, в России, и даже при царском дворе. У императора Николая II был двоюродный брат, великий князь Дмитрий Павлович. Он был примерно одного возраста с детьми царя. Ходили слухи, что, возможно, император назначит именно его своим преемником вместо тяжело больного наследника Алексея в обход более близких родственников. Чтобы подкрепить право на престол, он должен был жениться на старшей дочери царя Ольге. Это не был бы брак по расчёту в чистом виде, они росли вместе, симпатизировали друг другу. К тому же, Дмитрий был привлекателен, нравился женщинам, одна брошенная любовница в отчаянии даже в него стреляла. В общем, это был блестящий молодой аристократ. Чудесная жизнь, прекрасные перспективы… Но потом при дворе появился князь Феликс Юсупов, один из самых красивых мужчин своего времени. До этого он учился в Оксфорде, куда семья отослала его не столько ради получения образования, сколько чтобы избежать скандала. Его поведение нельзя было назвать безупречным по многим причинам, в том числе и из-за интереса к мужчинам. Когда он вернулся домой, то встретился при дворе с Дмитрием Павловичем. Они стали друзьями, развлекались вместе, и, естественно, вскоре поползли слухи — пристрастия Юсупова были известны. Есть версия, что Дмитрий уже был помолвлен с великой княжной Ольгой, когда началась его дружба с Феликсом. Царь несколько раз грозился расторгнуть помолвку, если Дмитрий не разорвёт компрометирующие отношения. Никто не знает, стали ли Дмитрий и Феликс любовниками, или всё ограничилось простым увлечением, но тем не менее, ради этого увлечения Дмитрий отказался от руки царской дочери. Он перечеркнул своё будущее и возможность занять трон. И он, несомненно, понимал, на что идёт. Он понимал, что упускает главный шанс в своей жизни, но не мог отказаться от человека, которого любил.