— Ты — другое дело… Я не миллиардер и не управляю огромными компаниями. Кому я нужен?

— Ты очень близкий ко мне человек. Если хочешь, ты — моё слабое место. Ты не должен оставаться без защиты ни на минуту. Мои враги могут причинить тебе вред, чтобы нанести удар мне. И даже те, кто на моей стороне, будут пытаться вытеснить тебя из моей жизни. Разными способами. Прости, Джейсон, что втягиваю тебя в это… Но таковы правила игры. Это плата за то, чтобы быть вместе.

— Я понимаю. Я, наверное, привыкну. Потом… Но пока это…

— Я тоже тебя понимаю, — сказал он примирительным тоном. — Но откладывать больше нельзя. Я и без того слишком долго откладывал, хотел, чтобы ты привык. Ты же знаешь, что за тобой постоянно следили — охране будет легче заботиться о твоей безопасности в открытую и с твоей помощью. От тебя не так много и требуется: просто сообщать, куда ты идёшь или едешь. Обещай мне соблюдать все эти правила.

— Хорошо, я обещаю, — сдался я.

Теперь я счастливый обладатель «Астон Мартин DB9», но могу им пользоваться только под бдительным присмотром телохранителей. Я даже не уверен, буду ли я ездить на нём на занятия. По-моему, для студента такой автомобиль — это слишком. С другой стороны, если я не буду ездить на нём, меня будут возить на чём-нибудь не менее пафосном. Дэниел говорит, что покупает ещё машину. По его словам, для постоянной жизни в Лондоне этих нам может не хватить.


10 января 2007


Два часа назад вернулся в свою квартиру, вернее, комнату. Всю неделю провёл с Дэниелом. Бр-р, до сих пор меня слегка передёргивает, когда пишу такое. Провёл всю неделю с мужчиной, у него дома, в его постели… Неужели это я?

Шестого января за завтраком Дэниел сообщил, что ему нужно съездить в офис, буквально на полдня, а я в это время должен собирать вещи.

— Мы куда-то уезжаем?

— Да, сегодня вечером. В Нью-Йорк. Ты просидел всё Рождество и Новый год здесь и заслужил небольшое путешествие.

— Но почему так внезапно?

— Это сюрприз. К тому же, я до вчерашнего вечера не был уверен, что смогу поехать с тобой. Возникли серьёзные проблемы на работе. Я подумал, что лучше ничего не обещать совсем, чем потом отменить поездку.

— Знаешь, у меня тоже есть работа, — сказал я, стараясь, чтобы голос не выдал моё недовольство. — И завтра мне надо быть там.

— Предупреди, что не придёшь, пусть поставят замену. Они уже должны были давным-давно тебя отпустить.

— Но я не могу вот так вдруг не прийти…

— И что они сделают? Уволят тебя? — презрительно хмыкнул Дэниел.

Я хотел ещё что-то возразить, но он не дал мне:

— Так ты хочешь поехать?

— Да, конечно, — признался я. — Я был в Нью-Йорке один раз. С отцом. Точнее, я был в Колумбийском университете. Нью-Йорка я почти и не видел.

— Значит, вопрос решён. Я приказал приготовить нам квартиру. Она не очень большая и, как тебе сказать, слегка старомодная, зато там чудесный вид на Бэттери-парк и на море.

— Прости, я не очень хорошо представляю себе, где находится Бэттери-парк.

— Южная оконечность Манхэттена, самый кончик. Сейчас это не самый престижный район, но мне там нравится. Я обычно приезжаю в Нью-Йорк ненадолго — легче остановиться в гостинице, но с тобой нам будет удобнее в собственном жилище.

— Когда мы вернёмся?

— Десятого числа. Ты как раз успеешь к началу семестра, я всё продумал.

— Получается, мне надо бежать собирать вещи?

— Времени ещё полно, будь готов к семи. К тому же, вещей тебе много не потребуется, мы там пробудем всего три дня. Подумай, что тебе нужно, а Николс пришлёт кого-нибудь упаковать.

— Ночной перелёт — не лучшая идея. Завтра я буду весь день как варёный.

Дэниел фыркнул:

— Мы летим на «Боинге», там есть полноценная спальня. Умеренные физические нагрузки перед сном также способствуют засыпанию, — добавил он с многозначительной усмешкой.

Я чуть не подавился тостом, когда услышал это.

Конечно, я был рад поехать в Нью-Йорк, но меня раздражало поведение Дэниела: он планировал поездки, совершенно не интересуясь моим мнением и, судя по всему, полагая, что я должен немедленно согласиться. Я понимаю, что он очень занят, у него плотный график, и он не может постоянно держать в голове ещё и меня с моими желаниями. Но иногда он начинает распоряжаться мной так, словно я один из его подчинённых. Я стараюсь не выказывать своего неудовольствия, особенно, когда он старается для меня же. Мне ко многому надо привыкнуть…


Квартира в Нью-Йорке оказалась действительно очень уютной и милой. Чуть старомодной, но в хорошем смысле этого слова. Эту квартиру купил отец Дэниела чуть ли не тридцать лет назад. Ему надо было часто бывать по работе в Нью-Йорке, и он хотел иметь свой собственный угол. Квартира не очень большая и какая-то холостяцкая, несмотря на то, что одна комната — бывшая детская, где до сих пор стоят кровати Дэниела и его брата.

— Надо тут всё переделать, — сказал Дэниел, посмотрев на кровати и две узкие парты.

— А твои дети? — спросил я.

— У них есть прекрасная большая детская в другой квартире. Вряд ли Камилла позволит им жить здесь. На её вкус, условия тут недостаточно хороши.

Дэниел ещё во время перелёта рассказал, что у него есть другая квартира на Манхэттене, которую он купил для жены вскоре после свадьбы. Три года назад её полностью переделали, после чего ему она полностью разонравилась.

— Проект разрабатывал какой-то очень известный дизайнер, всё красиво, даже слишком. Но мне неуютно. Всё сделано, чтобы произвести впечатление, а не для жизни. Впрочем, мне там и не приходится жить. Камилла с детьми проводит там три-четыре недели в году, а я — от силы одну.

За эту поездку я узнал о семье Дэниела больше, чем за несколько предыдущих месяцев. Не могу сказать, что он много и охотно о ней говорил, но я смог получить кое-какое представление. Всё, что у меня было до этого — красивые фотографии с торжественных приёмов.

Мы гуляли с Дэниелом по Центральному парку (возможно, январь не самое подходящее время для таких прогулок, и стоило бы приехать туда весной), и он по дороге показал мне дом 834 на Пятой авеню, где была его вторая квартира. Внушительный фасад, швейцар на входе и зелёный тент над тротуаром.

— Боюсь даже думать, сколько может стоить квартира в таком месте, — сказал я.

— Она не очень большая. Разумеется, просторная, но не огромная. Обошлась в пятнадцать миллионов, сейчас, конечно, цены выросли.

— Совершенно бешеные деньги за вид из окон.

— Не только вид, Джейсон. Престиж. Хотя это было гораздо важнее для жены, чем для меня, — жить по одному из пяти самых престижных адресов на Манхэттене. Изначально она хотела квартиру в другом доме, мы мимо него только что проходили. Но шести тысяч квадратных футов нам было определенно много, да и цена на ту квартиру была больше тридцати миллионов. Я тогда только вступил в права наследства и ещё не ощущал размеров собственного состояния. Не знал, могу ли я себе это позволить. К тому же, перед покупкой надо было пройти одобрение очень придирчивого совета жильцов. И мне, честно говоря, претило, что нашей семье нужно было получать одобрение от выходцев из Оклахомы. Понятно, что рассматриваться должно было не наше финансовое положение, оно было более чем устойчивым, а то, достойны ли лично мы жить в одном доме вместе с этими людьми. Думаю, Камилла чувствовала то же самое: в конце концов, её предки правили целыми областями в Германии с десятого века, когда Америку не открыли даже викинги. В итоге наши кандидатуры, естественно, всё равно рассматривали в совете, только в другом, и мы без проблем получили одобрение. Были дома, куда попасть было ещё легче и дешевле, но Камилла сказала, что не собирается жить на одном этаже с певцами и комедиантами.

— Это просто снобизм, — брякнул я, не подумав.

— Возможно, — нисколько не расстроился моим замечанием Дэниел, — он и мне в какой-то степени присущ. Мы с ней так воспитаны. Но на самом деле там были другие причины. Камилла хотела занять полагающееся ей место в мире, и внешние признаки этого положения имели для неё огромное значение. И до сих пор имеют. Она родилась в очень знатной семье. Её отец — состоятельный человек, но не более того. Он очень влиятелен, имеет колоссальные связи, пользуется большим авторитетом, но авторитет не всегда выражается в миллиардном эквиваленте, разве что в миллионном. Джейсон, ты представить себе не можешь, насколько дорого принцу вести жизнь на подобающем ему уровне. Один только его замок съедает кучу денег, а расставаться с ним он не желает. Доходы от посещения туристов не покрывают и трети того, что уходит на содержание. Их постоянно приглашают на королевские, герцогские и прочие свадьбы, крестины и похороны. Сами поездки стоят денег, а сколько ещё стоит достойный принцессы свадебный подарок. Таких расходов множество. Разумеется, Эттингены не бедствовали, но Камилла не получала многого из того, о чём мечтала и на что имела право. Всё это может тебе казаться капризами богатой девочки, но когда у многих твоих ровесниц что-то есть, а у тебя — нет, это очень больно ударяет по самолюбию. Это есть в любом социальном слое, просто в одной школе девочки обращают внимание на то, у кого какая сумка, а в другой — сколько миллионов стоит квартира их родителей. Эттингены не так уж много могли себе позволить. У них была вилла в Биарицце, но еще дед Камиллы был вынужден продать две трети сада, и на этом участке выстроил себе чуть ли не дворец владелец сети заправок. Ничего удивительного в том, что когда в её распоряжении оказались достаточные средства, она старалась наверстать упущенное и хотела иметь самое лучшее и эксклюзивное.

— Она вышла за тебя ради денег? — это был смелый вопрос.

Дэниел улыбнулся:

— Не буду отрицать, это имело для неё значение. Можно сказать, что отец выдал её замуж ради денег. Но он предлагал ей и другие партии, в определенном смысле более удачные. Когда состоялась наша помолвка, я не был так уж богат, я был всего лишь наследником. Разумеется, у меня было своё состояние, но если бы только деньги имели значение, она бы им вряд ли соблазнилась, — Дэниел сделал паузу и оглянулся назад то ли проверить, не слушает ли кто, то ли посмотреть, следуют ли за нами телохранители. — Всё затевалось ради денег и положения в обществе, и я не был ей противен изначально, но потом… она меня полюбила.

Я сделал вид, что чрезвычайно заинтересовался прыжками белки по спинке скамейки. Дэниел сказал:

— Я знаю, что ты хочешь спросить.

Я отвернулся от белки и пошёл дальше:

— Я и сам этого не знаю, Дэниел.

Он в три шага догнал меня и взял за руку. Я так резко выдернул свою ладонь, что моя перчатка едва не осталась в его руке.

— Что ты делаешь? — прошипел я сквозь зубы. — Кругом люди.

— Да, я любил её, — сказал он. — Когда-то давно. По крайней мере, я считал это любовью. Я уважал её, мне нравилось радовать её. Я мог дать ей так много…

Я шёл вперёд, не поднимая головы.

— Прости, — тихо произнёс он, — я просто хотел быть честным с тобой. И… Ты знаешь, сейчас для меня не существует никого, кроме тебя.

И тут… Я не знаю, что на меня нашло. Мы стояли посреди дорожки в Центральном парке, людей непосредственно возле нас не было, кроме двух конных полицейских неподалеку, но всё равно мы находились в середине дня в общественном месте, и тем не менее, я почти закричал:

— Не хочу твоей честности! Лучше бы ты до сих пор обманывал меня. Лучше бы я ничего не знал. Ничего…

Я так часто и отрывисто дышал, что со стороны, наверное, казалось, что я сейчас разрыдаюсь. Поэтому Дэниел и обнял меня. Я уткнулся в его плечо и замер. Мне было плевать — пусть бы на нас собралось посмотреть хоть пол-Нью-Йорка. Дэниел тоже молчал, просто крепко держал меня. А мне было больно… И грустно.

Я люблю его. Люблю человека, который недостоин этого.

И эти его слова… Как можно быть настолько жестоким? Он уважал её, готов был исполнить любое её желание… Уважает ли он хоть чуть-чуть меня, или я — всего лишь инструмент для удовлетворения его собственных желаний? Был ли я для него когда-нибудь чем-то ещё, кроме как телом, которое можно швырнуть в постель, и оно там послушно останется? Имели ли значение мои желания?

Глава 25


Из дневника Джейсона Коллинза