Кристина Леманн - Разлучница

Фальк тоже заметно нервничал. Его голос звучал взволнованно. Он что-то рассказывал о пластиковом заводе под Лейпцигом, который можно было бы купить, чтобы производить еще более дешевые детали для «Клариссы». Идея Фалька могла, в лучшем случае, увлечь его отца, но и тот, похоже, не очень заинтересовался ею. Фальк ни разу не заговорил с ней. В какой-то момент он чуть было не опрокинул свой бокал с вином и только в последнюю секунду успел подхватить его.

Жасмин хотелось одновременно смеяться и плакать, и она так крепко сжимала зубы, что почти не могла есть. Зиглинда молча убрала ее почти полную тарелку.

После ужина Роня раскапризничалась, не желая уходить к себе, но ее все равно отправили спать. Фальк тоже ушел, чтобы немного поболтать с дочерью перед сном. Через полчаса он вернулся и, улыбаясь, сказал:

— Жасмин, Роня хочет пожелать тебе спокойной ночи.

— Все будет хорошо, — заявила девочка, когда Жасмин зашла к ней. — Ты мне нравишься.

Жасмин вытерла внезапно выступившие слезы. К счастью, было темно, и Роня, скорее всего, ничего не заметила. Жасмин еще немного посидела на краешке кровати, чтобы прийти в себя. Она с удовольствием не выходила бы из комнаты, легла бы сразу же спать, а завтра рано утром уехала бы домой, но ей так хотелось еще немного побыть рядом с Фальком. Прошлым летом она рассчитывала, что они в конце концов серьезно поговорят, но теперь говорить было не о чем. Слишком поздно.

Когда она снова спустилась вниз, Понтер Розеншток уже закурил сигару и молча попыхивал, выпуская дым. Адельтрауд накрывала стол для кофе, а Фальк сидел в кресле, закинув ногу на ногу. Тем временем он успел переодеться, и теперь на нем вместо костюма был удобный шерстяной свитер и джинсы. Если бы Адельтрауд не болтала о всяких глупостях, в гостиной, возможно, царила бы тишина. На самом деле мужчины упрекают женщин в болтливости только потому, что сами ленятся поддерживать разговор, если он им неинтересен. Молчать — неоспоримое право мужчин. Женщины не могут позволить себе подобную роскошь.

Вдруг Фальк встал и вышел на террасу. Адельтрауд вспомнила, что ей нужно разобрать письма, извинилась и вышла из комнаты.

Жасмин осталась в гостиной с Понтером Розенштоком, которому, казалось, это нисколько не мешало. Она не осмелилась прервать процесс созерцания сизых колечек дыма и сообщить, что намерена уйти спать, потому что устала. Но встать и молча выйти было бы некрасиво. И поэтому ей оставался только один выход — на террасу.

Там в темноте на ступеньках сидел Фальк. Он обернулся. Свет из гостиной отражался в его глазах. Он сделал жест рукой, приглашая ее сесть рядом. Некоторое время они молча смотрели на ночной сад, где росли розы и тихо шелестели березки. Ежик, пыхтя и фыркая, вышел на ночную охоту.

— Сегодня ровно год с тех пор, как ты была здесь, — задумчиво произнес Фальк — Через одиннадцать дней будет ровно год со дня смерти Северина. Мне не хватает его.

С этим Жасмин при всем желании не могла согласиться. Ни за кем она не скучала так мало, как за Севериной, но сказать об этом сейчас было бы бестактно.

— Да, я за ним сильно скучаю, — повторил Фальк и бросил на нее короткий взгляд. — У Северина были свои слабости, но все равно мне не хватает брата. И не только потому, что мне приходится выполнять его работу…

— Разве тебе не нравится делать такие покупки, как Лейпцигский завод пластмасс? — выдавила из себя Жасмин.

— Ради удовольствия я не стал бы его покупать. Кроме того, не подумай, что я жалуюсь. Просто я еще не привык тратить те деньги, которые зарабатываю, а их сумма неуклонно растет. Даже страшно. К сожалению, я еще не умею этим наслаждаться. Правда, приходится много работать. Три недели назад я первый раз спустил на воду «Santa Lucia», но еще ни разу не выходил на ней в море: нет времени…

Жасмин не нашлась что сказать.

— Н-да, — ничуть не смутившись, продолжал он. — Наверное, мне не на что жаловаться. Прости, я не спросил, как у тебя дела.

— Все хорошо, спасибо.

В его глазах что-то блеснуло.

— А мама думает иначе. Она говорит, что тебе в этом году досталось. И вероятно, я в этом тоже виноват.

— Не стоит об этом говорить.

— Жасмин, у меня еще не было возможности поблагодарить тебя за твою заботу, за то, что ты помогла Ахиму и Ксандре помириться. Но кажется, они все-таки не слишком хорошо понимают друг друга.

— Жаль.

— Но прежде всего я благодарен тебе за то, что ты сделала, когда приезжала Николь.

Сердце Жасмин бешено забилось. Он знает!

— Это… это не имеет к вам никакого отношения. Все, что произошло, касалось исключительно меня и Николь.

— Да ну? Но ведь…

— Фальк, я прошу тебя, ни слова больше об этом. Я надеюсь, что никогда больше не услышу имени Николь.

— Но ты же…

— Пожалуйста!

Он сжал губы, и Жасмин глубоко вздохнула. Она чувствовала, что его одолевают сомнения.

— Надеюсь, — начал Фальк спустя некоторое время, — Роня и мама не слишком давили на тебя, когда попросили приехать?

Что на это можно сказать?

— Думаю, ты не жалеешь, что приехала в Пеерхаген?

Жасмин заставила себя улыбнуться.

— Нет, конечно же. Твоя мама — чудесная женщина. Кто мог бы противостоять ее напору и энергии? И Роня просто замечательная. Я очень к ней привязана.

Она услышала, как Фальк тихонько засмеялся.

— Странно, — продолжил он. — Я никогда точно не могу сказать, что ты имеешь в виду. Ты всегда приветлива и вежлива, в нужный момент говоришь приятные вещи. И не то чтобы возникало ощущение, будто ты говоришь неискренне, нет… Я верю, что мама тебе нравится. Это мне, как маменькиному сынку, очень льстит. И то, что вы с Роней замечательно понимаете друг друга, тоже очевидно. Все, казалось бы, так просто, но в то же время так сложно!

— И что я должна ответить тебе? — недовольно откликнулась Жасмин. — Я такая, какая есть, уже не переделаешь…

— Я вовсе не собирался критиковать тебя, Жасмин. И уж совсем не хотел, чтобы ты изменилась. Но я, честно говоря, не понимаю одного.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты… Ты даже не поинтересовалась, почему я женюсь на Лауре.

Жасмин горько усмехнулась, чувствуя, как ее раздражение начинает перерастать в ярость.

— Но это же очевидно. Кроме того, Роня мне все очень хорошо объяснила. Она, между прочим, против этого брака и жаловалась мне, что ты не считаешься с ее мнением. Девочка заявила, что снова собирается сбежать от вас.

Глаза Фалька блеснули.

— Представляешь, она попросила меня, чтобы я приехала и расстроила вашу свадьбу.

— И что? — Что «и что»? — Жасмин заметила, что ее руки дрожат.

— Я хочу предупредить тебя: Роня не получит больше денег на карманные расходы, а значит, не сможет оплатить твои услуги.

Жасмин вскочила. Неужели ему мало? Если все это видится именно так, то терять действительно нечего. Не говоря ни слова, она повернулась и стала подниматься по ступенькам террасы. Фальк тут же встал.

— Погоди!

Свет из окна упал на его лицо. Глаза Фалька сверкали, губы приоткрылись.

Жасмин глубоко вздохнула.

— Какой же ты… самоуверенный идиот! Ты что, действительно думаешь, что мне, кроме денег, ничего не надо? Да, признаю, я вела себя не всегда порядочно. Да, иногда я лгу. У меня очень сложная жизнь. Но одно ты должен знать, Фальк: у тебя нет права на то, чтобы тебе никто никогда не лгал. Ни за какие деньги мира ты не купишь себе эту привилегию. Никто не может решить за тебя, честен с тобой человек или нет. И никаких гарантий при этом тебе никто не даст. Это не так-то просто. Наоборот, это очень трудно, потому что в тот момент, когда люди научились говорить, они, наверное, изобрели ложь. Возможно, ложь и была единственной причиной, ради которой человек заговорил.

Фальк стал на одну ступеньку с Жасмин, вплотную приблизившись к ней, но она тут же отступила в сторону.

— Ты спрашивал себя, — продолжала она, — почему Северин так боялся впасть в немилость. Ты, несомненно, смелый человек. Но ты тоже боишься, Фальк. Ты боишься обмануться и поэтому не хочешь полагаться на незнакомого человека. Именно поэтому ты женишься на Лауре. Что тут еще скажешь?

Фальк стоял словно громом пораженный.

Жасмин резко повернулась и убежала через гостиную в прихожую, а оттуда по лестнице к себе в комнату.

На диване сидел Понтер Розеншток и, вынув сигару изо рта, с удивлением смотрел, как его сын с искаженным лицом ворвался в гостиную секундой позже и остановился как вкопанный, увидев, что ее уже нет.

— Она бежала так, как будто черта увидела, — заметил Понтер Розеншток. — Но по-моему, ты выглядишь вполне прилично.

Фальк подошел к бару и налил себе в стакан содержимое первой попавшейся бутылки. Стакан в его руке дрожал. Отец тем временем снова закурил, видимо не рассчитывая, что сын ему что-то объяснит. Фальк подошел к креслу и рухнул в него. То, что он налил себе в бокал для виски, оказалось самой настоящей вишневкой.

— На пару слов, папа, — сказал Фальк.

Тот поднял на него серые глаза.

— Послезавтра я женюсь. А потом я хочу подыскать для нашего холдинга хорошего управляющего.

— Как? — Понтер Розеншток отложил сигару. — Тебе не нравится работать?

— Подожди, папа! Не начинай снова. Я ничего не имею против работы. Я просто хочу заниматься тем, что мне нравится. Я — дизайнер. Я создал проект очень успешной линии «Кларисса». Если ты позволишь, я останусь в фирме «Розеншток», но в качестве руководителя отдела разработок.

Понтер Розеншток молчал, взвешивая его слова. После небольшой паузы он спросил:

— Но не за ту же самую плату — это, я думаю, понятно?

— Мне все равно, пап.

Отец снова взялся за сигару и откинулся на спинку дивана.

— А что с этой… Жасмин Кандель?

— А что с ней должно быть? — Фальк недоуменно посмотрел на него. Какое отношение имеет Жасмин к его предложению найти нового управляющего? Он вдруг вспомнил, как однажды она заявила ему, что его высокомерие мешает ему спорить с отцом и отстаивать собственную точку зрения. Но об этом патриарх не знал.

— Я имею в виду, — пояснил Понтер, помахивая в воздухе тяжелой сигарой, — что она очень красивая и умная девушка. Что это с ней?

— Жасмин, — задумчиво ответил Фальк, — именно та женщина, которая мне нужна. Я полюбил ее всем сердцем, каждой клеточкой, очень сильно и навсегда.

— Вот как? Так зачем же ты женишься на Лауре, а не на ней?

— Очень просто, папа: она за меня не пойдет.

— Глупости. — Розеншток-старший пожал плечами. — Ты же хорошая партия. С ее стороны весьма неосмотрительно отказывать тебе.

— Папа, есть еще такие вещи, как любовь, симпатия, приязнь, желание. Она должна чувствовать что-то по отношению ко мне. Тут дело не только в деньгах.

— Она мне нравится. Стильная. Но ты, наверное, недостаточно порядочно вел себя по отношению к ней. Женщины любят, когда за них борются, сынок.

На следующее утро Жасмин проснулась в восемь часов и поняла, что бежать поздно. Все уже проснулись. И надо же было проспать!

Адельтрауд поджидала ее в верхнем холле и пригласила зайти к ней в кабинет.

— Я хочу тебе кое-что подарить, Жасмин, — сказала она, — Пожалуйста, просто прими это, не задавая вопросов. Это кольцо принадлежало моей маме — настоящий аквамарин, ничего особенного, конечно, но очень хорошо подходит к твоим голубым глазам.

Жасмин стала отказываться.

— Пожалуйста, деточка! Мы так тебе обязаны. Мне это необходимо!

Она надела кольцо на палец Жасмин.

— Как будто для тебя на заказ делали.

Жасмин сглотнула от волнения и не смогла ничего сказать.

— А теперь пойдем завтракать. В девять нам нужно выехать в город, чтобы купить тебе платье. У тебя есть с собой паспорт?

— Зачем?

— Во время регистрации понадобятся твои данные как свидетеля.

Фальк был в кухне и собирался готовить яичницу. На столе уже стояли тарелки, вазочки с вареньем и булочки. Роняя успела съесть свою тарелку мюсли.

— Доброе утро, — приветливо сказал Фальк. — Хорошо спалось?

— Замечательно, — ответила Жасмин. И действительно, она чувствовала себя выспавшейся. А еще она страшно проголодалась.

Фальк переложил яичницу в тарелку и поставил перед ней.

— Кофе вот-вот будет готов. С молоком, без сахара — правильно?

Кофейный автомат рычал, сопел и наконец выдал чашку кофе Schbmli, которую Фальк тут же поставил перед ней.

Он выглядел очень сосредоточенным, но ненапряженным, как вчера вечером. Казалось, он был совершенно в ладу с самим собой. Между ним и Роней наконец установились отношения, в которых окружающие могли видеть, что они действительно отец и дочь: непринужденные жесты, улыбки, короткие замечания с его стороны по поводу непослушания Рони. Сейчас, посмотрев на пустую тарелку дочери, Фальк сказал, что ей пора идти, если она не хочет опоздать в школу.