— Нет, — засмеялся он. — Проблема была в другом. Дело в том… — Он вздохнул и принялся гонять по тарелке кусок стейка.

— Можешь не рассказывать, если не хочешь, — тихо произнесла я.

— Нет, Роуз, я хочу, правда. Я хочу с тобой поделиться, — печально повторил он.

Я глотнула минеральной воды.

— Так что же произошло?

— Дело в том, — смущенно проговорил он, — что была… — он с болью выдохнул, потом набрал воздуха сквозь зубы и выпалил: —… другая женщина.

Ничего себе. Это ничуть не похоже на Генри — он никогда не был бабником.

— И Винишия обо всем узнала?

— Да. Хотя все немного запутано. — Щеки у него пылали. — Вообще-то, Роуз… ты не возражаешь, если я буду говорить честно? Понимаешь, у меня есть одна маленькая… ну… не знаю… проблема, что ли.

Мое сердце упало, как суфле на сквозняке. Так вот почему он решил со мной увидеться — хотел спросить совета.

— Только не подумай, что я выманил тебя на свидание под ложным предлогом, — произнес он с виноватой улыбкой. — Просто я знаю, что тебе можно довериться. И знаю, что ты меня не осудишь. В тот вечер я был в такой депрессии, не мог уснуть и включил радио и, к моему изумлению, услышал, что это ты. И ты так здорово советовала всем этим людям, как поступить, что я решил: может, мне тоже к тебе обратиться?

При взгляде на его открытое, полное надежды лицо мое возмущение растаяло, как роса.

— Не переживай, Генри, — пробормотала я. — Конечно, я тебе помогу. Выкладывай, в чем дело.

— Понимаешь, — он сделал еще одну попытку, тяжело вздохнув, — эта другая женщина… Понимаешь, эта другая женщина, по существу… — Он прокашлялся. — Эта другая женщина…

— Да?

Он с тревогой покосился направо и налево, чтобы проверить, не подслушивают ли нас.

— Так вот, — прошептал он, нервно пробегая пальцем по воротнику, — другая женщина — это на самом деле… я.

— Что?

Генри стал пунцовым — его лицо излучало такой жар, что сыр бы расплавился. Он немного ослабил голубой шелковый галстук в крапинку и расстегнул пуговку на полосатой рубашке. Потом отодвинул край рубашки и продемонстрировал кусочек филигранного черного кружева. Я тупо вытаращилась на него. Генри? Да никогда в жизни. Генри? Быть такого не может! Генри? Бред собачий. С другой стороны, я вдруг вспомнила, что многие военные любят переодеваться в женское белье. Мне всегда это казалось странным. Только представьте этих здоровых мускулистых мачо, разряженных в платьица и туфли на высоких каблуках.

— Когда это… началось? — поинтересовалась я с профессиональным любопытством, пытаясь скрыть полученный шок.

— Примерно год назад, — ответил он. — Мне всегда безумно нравилась женская одежда, — шепотом признался он. — Когда я был мальчиком, часто «играл» в мамины нижние юбки. Тогда я, конечно, подавлял это в себе, но, когда вырос, эта игра превратилась в… необходимость. Я понял, что не могу одеться, прежде чем не натяну кружевные трусики. Но однажды Винишия поймала меня, когда я рылся в ее ящике с бельем, и взбесилась: утверждала, что я голубой, но это не так.

— Какой же ты голубой, — отмахнулась я. — Девяносто пять процентов мужчин, которые носят женское белье, гетеросексуальны; большинство из них женаты и имеют детей.

— Я знаю, что меня определенно привлекают женщины, — продолжал Генри. — Так было всегда, но иногда мне самому хочется стать женщиной. Не могу объяснить почему. Меня охватывает странный порыв, и я понимаю, что мне просто необходимо пойти и надеть платье. Но Винишию это напугало, и она от меня ушла.

— Что ж, некоторые женщины относятся к этому с большим пониманием, — произнесла я. — Это распространенное… — я чуть было не сказала «отклонение» —… явление. Ты и не представляешь, как много подобных писем я получаю, — беззаботно добавила я.

— Я так и думал, что ты уже с этим сталкивалась. Только никому не говори, — прошептал он.

— Ни за что на свете.

— Понимаешь, мне даже не с кем больше посоветоваться.

Я взглянула на честное лицо Генри, потом опустила глаза на его крупную руку, похожую на медвежью лапу, и попыталась представить на ногтях лак оттенка «Руж нуар». И нитку жемчуга на толстой мускулистой шее. Потом открыла сумочку, достала листок бумаги и начала писать.

— Тебе нужно сходить на занятия общества «Бомон» — это группа поддержки для трансвеститов. — Так часто приходится давать этот телефон, что я его уже наизусть выучила. — Позвони им, и тебе пришлют информационные буклеты. Настоящее имя называть необязательно. Еще есть «Трансформация» — специальные курсы в Юстоне, где учат набивать лифчик, ходить на высоких каблуках, делать круглую попу и всякое такое.

— Значит, мне придется покупать женские вещи, — простонал он. — И где же я возьму босоножки на шпильке одиннадцатого размера? Как же косметика? Я понятия не имею, как этим пользоваться. Конечно, можно спросить маму или сестру, но они с ума сойдут.

— Ну, если хочешь, я пойду с тобой. Можем пойти в супермаркет и притвориться, будто все покупаем мне. Я такого же роста, так что никто ничего не заподозрит.

— Ты на самом деле согласна мне помочь?

Я улыбнулась Генри.

— Да. Конечно, согласна.

Огромные голубые глаза Генри поблескивали от слез безмолвной благодарности.

— Спасибо, Роуз, — прошептал он. — Ты прелесть!

Глава 5

Ну и письма мне приходят! Вы только послушайте!

Дорогая Роуз, я условно освобождена по обвинению в поджоге, но у меня новый инспектор для условно освобожденных, и опять чешутся руки. Мне так хочется что-нибудь поджечь, что я все время покупаю горючее и спички, — умоляю, помогите!

Господи! Я не очень-то люблю подставлять читателей, конфиденциальность — это святое, но иногда необходимо что-то предпринять. Так что я позвонила инспектору этой женщины, и она немедленно пришлет к ней кого-нибудь.

Вот еще одно, не лучше, — зелеными чернилами, естественно:

Дорогая Роуз, марсиане посылают мне сообщения через батарею в спальне. Но это еще ничего. Самое худшее — что они делают это на полной громкости, и по ночам я не могу уснуть. Я просила их не шуметь так сильно, но они и слышать не хотят. Что же сделать, чтобы они не мешали мне спать?

Дорогая Филис, — ответила я. — Спасибо за письмо. Нет ничего более раздражающего, чем назойливые марсиане и шум в батарее. Но, знаете, современная медицина достигла потрясающих результатов, поэтому мой совет — немедленно отправляйтесь к врачу. Желаю вам всего хорошего, Роуз.

Следующее письмо было на шестьдесят страниц, на гербовой бумаге и с подписью «Король Георг». Еще три — о проблемах с соседями по комнате. Все как обычно. Всю ночь торчит перед телевизором… никогда не моет посуду… всегда запаздывает с квартплатой… постоянно водит к себе мужиков…


Сочиняя ответы, я подумала о своем соседе Тео. Несмотря на мои первоначальные — и полностью оправданные — тревоги, я его почти не вижу. Тео в точности как тот знаменитый корабль, который проходит порт ночью. Иногда по ночам я слышу, как он шагает у меня над головой, — с тех пор как мы с Эдом расстались, я страдаю бессонницей. Иногда вечером он куда-то уходит, но, как ни странно, только когда сухо и нет дождя. Все это довольно жутковато, особенно после этого его странного замечания про фонари. Вроде он не похож на Джека-Потрошителя, но кто знает, в тихом омуте…

Я разрешила проблему назойливых соседей, приложив к письмам буклет «Учимся жить вместе», и распечатала одно из столь редких писем благодарности. Письмо было от Колина Твиска по прозвищу Одинокий Молодой Человек.

Дорогая Роуз, — писал он. — Большое спасибо за очень, очень доброе письмо. Я все время ношу его с собой. И каждый раз, когда мне становится грустно, достаю его и перечитываю. Мысль о том, что такая популярная — и очень красивая — девушка, как вы, считает меня симпатичным, внушает мне уверенность в себе. Я делаю все, что вы мне посоветовали, и — представьте себе — по-моему, я уже нашел ту самую Особенную Девушку! С любовью, Колин Твиск. Целую.

Боже мой, как трогательно, подумала я. Вот за что я люблю свою работу. Приятно осознавать, что помогаешь кому-то справиться с переживаниями и болью! Я положила письмо Колина в папочку «Благодарности» — бальзам моему самолюбию, когда внезапно раздался крик. Очевидно, только что вернулся Рики, которого не было два дня.

— Какой хрен придумал этот хреновый заголовок? — орал он на Джейсона Брауна, главного помощника редактора. Рики ткнул пальцем в газету с пресловутым заголовком, и мое сердце упало. Сейчас Джейсон, как говорится на нашем журналистском жаргоне, «получит люлей». — «ЭКСПЕРТЫ ГОВОРЯТ, ЧТО ПРИЧИНОЙ АВИАКАТАСТРОФЫ СТАЛИ НЕПОЛАДКИ»? — вопил Рики. — Что за дерьмо собачье! А это что? «ПРОСТИТУТКИ ОБРАТИЛИСЬ К РИМСКОМУ ПАПЕ»! Полное дерьмо! «УКРАДЕННАЯ КАРТИНА НАЙДЕНА ПОД ДЕРЕВОМ»? Вонючее дерьмо!! — На этот раз он был прав.

Теперь Рики набросился на Линду, нашего редактора. Мы с Сереной нервно переглянулись.

— И вот эти статьи тоже полное дерьмо, — крикнул он. — «Приобщите детей к выпечке!» — кто придумал эту чушь? «Необычное применение привычных в быту вещей: старыми колготками можно полировать мебель, а остатки взбитых сливок использовать как кондиционер для волос!» Дерьмо собачье, — бешено повторил он. — Куча дерьма! Безобразное, вонючее дерьмо-дерьмище. Неудивительно, что тираж падает к чертям — этой газетенке нужен фактор Р.

— Фактор Р? — проговорила несчастная Линда.

Мы переглянулись.

— Фактор Р, — медленно процедил Рики. — Фактор Риска, тупицы. Понятно?

— Понятно, — хором произнесли мы.

— Нам нужен триумф над трагедией, мужество матерей-одиночек, отважные дети. И животные! — оживленно добавил он. — Мне нужно больше животных. Читатели обожают зверей, и я тоже. Достань мне испанских осликов, Линда, осиротевших коал, детенышей тюленей…

— Сейчас не сезон.

— Плевать я хотел! — ругнулся Рики. — Хочу детенышей тюленей. И, раз уж вы этим займетесь, найдите мне щенков со стимуляторами сердца и котят со слуховыми аппаратами. Если в течение недели в этой газете не появятся душераздирающие истории о зверях, Линда, я из тебя отбивную сделаю.

— Кто-то сегодня утром явно встал не с той ноги! — весело подмигнула мне Серена, когда Рики с топотом вернулся в свой кабинет. — Что ж, у всех у нас проблемы. Каждому приходится нести свой крест, — добавила она с напряженной улыбкой и включила машину для уничтожения бумаг.

Я покосилась в ее сторону.

— Ничего серьезного не случилось?

— Ничего такого, что было бы нам не по силам, — смиренно ответила она. — Роб вчера попал в аварию.

— О господи. Он не пострадал?

— Нет, почти нет. Только шишка большая на голове. Но дверь в гараже придется отвезти на свалку — места живого не осталось.

— О нет!

— Господь посылает нам испытания, — бодро проговорила она.

Я рассеянно улыбнулась и кивнула головой. Серена уничтожала старые письма — они хранятся шесть месяцев, — а я смотрела на Линду, лицо которой стало пепельно-серым. И тут меня осенило. Тревор и Беверли. Вот она, прекрасная, добрая история о животных. Линда была очень рада.

— Это же потрясающе, — благодарно ответила она, когда я ей рассказала. — Можем сделать статью на большой разворот, и побольше фотографий. Позвонишь ей прямо сейчас?

Беверли оказалась дома — впрочем, как обычно, бедняжка, — и, похоже, очень заинтересовалась.

— Ты уверена, что вы с Тревором не против? — спросила я ее. — Ведь скорее всего, тебе придется рассказать о несчастном случае, поэтому я не хочу, чтобы ты говорила «да», если тебе это неприятно.

— Нет, мы с удовольствием дадим интервью, — ответила она. — И какая замечательная реклама для «Лапы помощи»!

Я дала Линде номер Бев и принялась разгребать огромную гору почты. Несколько недель перед Рождеством — самое суетливое время для психологов. Я получила столько писем, что с работы ушла только в восемь. Когда я вернулась домой, то была измучена, но все же решила устроить на кухне генеральную уборку. Я протерла все дверцы шкафчиков и столы и, разумеется, не забыла вытряхнуть поддон для крошек из тостера. Потом пошла в прихожую и начистила до блеска телефонный столик. Закончив со столиком, я заметила, что столбики на перилах выглядят отвратительно. Они были белые, и каждая пылинка бросалась в глаза. Я как раз натирала их «Мистером Мускулом», когда услышала, что дверь в комнату Тео приоткрылась. Он говорил по мобильнику.

— Хочешь взлететь к звездам? — раздался его голос. Он спустился вниз. — Тогда договорились. Буду через пятнадцать минут. Без меня не начинай! — со смехом добавил он. — О, привет. Роуз, — дружелюбно проговорил он, положив телефон в карман. — Давно не виделись. — Внезапно он прищурился. — Что это вы делаете?