Ирина Крицкая - Разлюбил – будешь наказан!

Жаль, моя мама долго радоваться не умеет. Вижу грозовые зарницы в глубине ее глаз. Все из-за того, что ей зарплату на три месяца задержали. И вот он грянул, гром, взбрело ей в голову меня покормить.

Наливает супчик. Легкий, овощной, не самый плохой в ее жизни супчик:

– Ешь! Ты испортишь себе желудок своими диетами!

– Попозже. – Я стучу на печатной машинке и никакую физику учить не собираюсь.

– Нажрешься на ночь! А потом опять на голодовку!

– Ну и что? – говорю и знаю: пленных она не берет.

– А что ты морды такие корчишь!

– А что ты орешь сразу! Не надо на мне зло срывать! – Я заправляю в машинку чистый лист. – У меня своих проблем полно.

– Как ты со мной разговариваешь! – В меня полетела тарелка с супом.

Мама бросилась в атаку. Майка на мне треснула по шву. Я успела закрыться в ванной.

– Выходи! Открой сейчас же, хамка! – ругалась мама, бедная моя.

Сначала она стучала в дверь ногами. Долго, настойчиво, с комментариями. Потом затихла. А вдруг бабахнуло чем-то тяжелым. Нет, не молоток. Неужели топор? Крючок не выдержит. Беседовать не хочется. Я открыла маленькое окно, наступила на бортик ванны и вылезла во двор. Обхожу крыльцо, заглядываю в прихожую. Обуваюсь. Мама штурмует дверь, в руках у нее строительная кувалда.

Бабуля услышала шум и высунула нос из своего блиндажа.

– Тихо, – я ей пальцем показала, прихватила мелочь у зеркала и убежала.

Сама не знаю зачем, но бегу через луг, по тропинке, мимо коров с крутыми широкими задницами, мимо прудика с гусями и тритонами, мимо брошенного ржавого трактора, через поле – желтое, волнистое, как море… Бегу на дачу, к другу папеньке.

Ну… дача, не дача… Мама называет это притоном. Среди бурьяна и одичавшей малины, среди низких кривоногих яблонь стоит маленький замок людоеда из старого кирпича. Там сыро и холодно даже в жару. В каждом углу склад боеприпасов. Как немой упрек мотается старая люстра из нашего дома. Заезженный диван прикрыт старушечьим одеяльцем. Кот срамотной, камышовый, случайно забежал, да так и остался. Иногда женщины, в основном тоже срамотные, случайно забегают и остаются. Похаживают местные неформалы. Любят поболтать о возрождении русской духовности. Поэтому меня сюда не пускают и не зовут.

Сегодня, как назло, у отца тоже гости. В кресле уснул один, я его уже видела раньше, так… фрагментарный собутыльник. В прошлом этот парень орошал поля на кукурузнике. Всем говорил: я летчик. Я видела его неделю назад у соседки. Копал огород за бутылку.

– Соня! – испугался папа. – А я вот, видишь, работаю…

На столе лаконичный мужской натюрморт: чугунная сковородка с жареной картошкой, полбанки прокисшего молока, засохший хлеб, соленые огурцы, кусок сала и мутненькая бутылочка, конечно.

– Работаю, – отец наигранно улыбнулся, – рубрику себе пробил. «Люди-трансформеры». Сейчас модно все такое… Секешь фишку? Мой первый герой. Летчик. «С небес на землю» назовем.

Герой проснулся, отрапортовал:

– Лучшие люди нации служат в авиации!

– Ну, рассказывай, что у тебя случилось, – отец имел в виду: «давай по-быстрому говори и вжваривай».

– Мама бегала за мной с кувалдой, – я надеялась, это для него будет сенсацией.

– С кувалдой… – он совсем не удивился, – подумаешь, с кувалдой… За мной она с ножом бегала, с монтировкой, с лопатой бегала…

– Мне негде жить! – говорю. – Мне что, снимать квартиру?

– Оставайся … – предложил отец, зная, что я не останусь.

– Пап, у меня премия намечается. Тут врач один есть… в редакции некоторые уже обращались…

– Спасибо, какая ты умная, Соня! Вся в мать. Купи себе мороженое на свою премию и давай, – он закурил и отмахнулся, – не назидай.

Завоняло дешевыми сигаретами. А ведь еще два года назад он курил нормальные. Тогда-то я и начала подтыривать у него из пачки, по одной. А потом вдруг моего отца все достало.

В газете сняли бывшего редактора. Он был традиционным партийным чиновником. Все журналисты сдали партбилеты и что-то обсуждали горячо по поводу свободы и демократии. Мой отец хотел занять редакторское кресло. Но выбрали другого человека.

Когда новый редактор был сотрудником отдела писем, все втихую тыкали на него пальцем: «кагэбэшник, стукач». И тем не менее дружно, хором назначили его редактором. Потому что знали, наша администрация всегда ему отстегнет, а с моим отцом придется бегать, искать рекламу, трепать нервы, собирать тираж – крутиться. На том и кончилась демократия в этой маленькой газетенке. Там и сейчас все те же сводки с полей и все те же казенные рожи на фотографиях. А мой отец ушел. Теперь я знаю – ему чего-то не хватало.

– Я на истребителях летал, – похвалился авиатор, – вот так вот.

Парень расставил ноги, откинулся на спинку стула, поставил руки на штурвал и загудел:

– У-у-у-у-у-у-у…

– Папа! – Я еще улыбалась, но уже начала беситься. – Я все придумала. Будем с тобой газету выпускать. Свою. Займем денег и попрем!

– Газету! – Он нервно посмотрел на бутылку. – Вот он – юношеский максимализм… Как у тебя все просто!

– А у тебя всегда все сложно. Всю жизнь у тебя все сложно!.. И всегда у тебя…

– Соня! Хватит! Несешь с броневичка, – папаня отмахнулся от меня вялым жестом. – Газету…

– Папа! Ты что, не хочешь задвинуть всех этих пеньков из редакции? Мы ничего не теряем! Даже если прогорим!

Летчик заходил на посадку и стал гудеть еще громче. Им не терпелось. Отец не выдержал:

– Ну, все, Соня. Иди в кино!

– Сколько можно сидеть тут? – Я на него закричала. – В этом склепе?! Ты же не настоящий алкоголик!

– Так! – Он скомкал сигарету в тяжелой мраморной пепельнице, раньше она дома стояла. – Иди отсюда! Писака хренова! Поторчишь еще в этой редакции, тогда поймешь. И замуж еще потом выскочишь за алкоголика!

Он полез в банку за огурцом, а у него рука широкая, не пролезает… Я помню, он всегда маму или меня просил. И у меня даже было движение к столу подойти, достать ему этот сраный огурец…

– У-у-у-у-у-у-у-у, – летчик из последних сил старался дотянуть до своих.

Я не поняла тогда, что люди давно в процессе. Обиделась, закричала:

– У меня будет муж пре-крас-ный! И тебя, с твоей черной рожей, на моей свадьбе не будет!

И бегом! Опять через поле, через луг… Куда? Сижу на бревне, под ракитовым кусточком. Курю и смотрю в поле, на горизонт, на небо, на облака… Сейчас бы обняла своего Антона, да ручки не дотянутся.

Меня спасла Алла Пугачева. Как же она вовремя приехала! Страхов привез билеты на концерт. Мама обрадовалась, платье гладить побежала. А я в комнате закрылась. «Мне переодеться», – говорю, а сама письмо свеженькое открываю: «Софка! Плевать на все! Главное, что ты у меня есть, главное, что ты про меня помнишь. Значит, мы вместе».

Ох, как меня мучает совесть! Пока я тут с вами свое несчастное детство вспоминаю, муж мой пашет как лошадь. С утра уже успел в аэропорт съездить, встретил итальянцев, Тони с командой. Тигру сегодня некогда, он везет делегацию в поле, испытывать итальянские культиваторы на кубанских колхозниках. Вот он – заскочил на минутку, переодеться.

– Держи, – отдает мне блестящий пакет. – Подарки от мафиозо.

Тигр стянул рубашку через голову и подозрительно на меня посмотрел.

– Что это ты у нас такая счастливая?

– Просто так. – Я его поцеловала крепко-крепко.

А у меня счастье (только вам расскажу, по секрету) – мне приснился Антон. Первый раз за десять лет. И сон такой, как ванна с пенкой, как мягкая собачья шерсть по коже, никакого экшена, просто мне кажется, он рядом, где-то совсем рядом.

– Ну-ну, – усмехнулся мой реформатор и вырвался из моих объятий, – все, я побежал. У меня дел херова туча. – На пороге он остановился и поднял указательный палец: – Так, еще! Надо ужин организовать. Я надеюсь, ты справишься. Постарайся, чтоб мне за тебя стыдно не было.

– За меня? Стыдно? – Я даже кашлять начала, – Ноу проблемс, шеф.

Я выхожу за ним и поднимаюсь в свою башню. Смотрю вниз – что там творится! Припарковаться негде. Все заставлено агрегатами, как в троллейбусном депо. На каждой железке красным по белому: «Не стой под стрелой!», «Держи дистанцию!», «Осторожно, вращается шнек!», «Осторожно, яд!»… Типичные мужские заявления. Только задержись рядом с ними – сразу что-нибудь отдавят. У них всегда так, особенно в июне. У тигра это называется – сезон.

А мне не страшно! Я завожу свой «кабриолет» – и на рынок, на веселый южный рынок, за мясом. Иду по рядам, вдыхаю пряности и вспоминаю, как мы с Антоном все-таки… Представляете, это случилось в Москве, да, на диване моей тетки Машки! Потом об этом, потом – сначала проводим делегацию. Что? Без вас проводить? Нет, без вас не могу – хочу похвалиться, как моего диктатора настиг приступ ревности.

Вечером на территорию заезжают пыльные машины. Оттуда выходят грязные, голодные, уставшие мужики с красными обгоревшими рожами. Я пересчитываю их с легким беспокойством – не маловато ли вина купила.

– Бамбинья, – улыбнулся Антонио и пощекотал мою дочку.

И остальные итальянцы вслед за ним тоже потянулись щекотать моего ребенка.

– Спасибо за подарки, нам очень понравились игрушки. – Я им ответила по-инострански.

– Не напрягайся, крошка, – сказал мой узурпатор. – Он английский не знает, мы с переводчиком. Это Сабрина. – Он кивнул на маленькую подсушенную мышь. Неужели правда, что она пытается захомутать сеньора?

Антонио снял мятый пиджак, посмотрел на меня и сморщился. Ой, да, пожалуйста, простим ему эту фамильярность, почистим мы вашу миланскую одежонку.

Все проходят в номера для гостей и тревожно оглядываются по сторонам – почувствовали аромат из моей духовки. Прованские травки! На всю трассу несет. О! Что их ожидает: сверху поджаристая корочка, а внутри…

Все уже искупались, осмотрели мой веселый офисный дизайн и ждут, вдыхают, предвкушают, но Антон все не идет и не идет. Застрял на складе. Без него? Нет, без хозяина начинать не хотят.

Тони достал ноутбук и стал демонстрировать свою коллекцию фотографий. Голые бабы! Как интересно! Все сразу носы в монитор и «Вау! Супер! Класс!», а сами косятся на дверь в столовую, где у меня уже все блестит.

– Пожалуйста, – говорю Антонио, – вот пиджак, вот штопор, вот бутылка.

– Что? Нет, не надо переводить. Отдохните. – Я усадила переводчицу в уголок.

Тони показывает, как ему жарко было в поле. И ботинки выдвигает из-за стола, кожаные закрытые, гигантские.

– Соньчик, прикинь, – улыбается неутомимый Рома, – этот наивный человек хотел купить в нашей деревне ботинки сорок седьмого размера. Мы так и не смогли ему объяснить, почему их там нет.

Антонио открыл бутылку, разлил вино и вдохнул.

– Оптима, – говорит. Покатит, значит.

– Челентано! – вырвалось у меня.

Наконец появился мой муж. Мокрый и красный, упал на диван. Заглянул в ноутбук Антонио.

– Что это у вас? А-а-а…

– Хочешь переписать? – Тони спросил.

– Да, – отвечает мой реформатор, – сейчас, – и открывает свой портфель. – Где-то моя флешка была…

Ах, так! Я вытащила листок из принтера, взяла Антонио за руку и по контуру обвела его гладиаторскую лапу. Гранде! Эксклюзив! Мемори!

Конечно, тигр искромсал мне эстетическое удовольствие. Сделал вид, что не слышит, как манит всех мое жаркое. Ноутбук захлопнул. Бейсболку на нос натянул. Обвел всех колючими глазами и прохрипел:

– Сейчас я отвезу вас в ресторан.

Шуточку не поняли. С недоумением переглянулись, демонстративно пожали плечами. А он еще раз всем показал, чтобы поднимались, и скомандовал:

– Едем!

Я слышала, как уже за полночь он сигналил охране, видела свет в его кабинете. Неужели обиделся? Нет. Идет. Стучит ботинками. Открывает дверь. Вручил мне сразу два букета.

– С ума сойти! Спасибо! А почему два? Ты что, долги отрабатываешь?

– Второй от Антонио, – буркнул тигр и направился в ванную.

Он стоял под душем с закрытыми глазами и выговаривал мне:

– Крошка, вот ты увидела большого черного кобеля и обо всем забыла. А он еще тот мерзавец, между прочим, темная личность. Треплет нам, что мы его эксклюзивные представители…

– Да? Ну и что? – Я подошла ближе под теплые брызги.

– Так вот знай: пока ты бесстыдно и похабно… Да, бесстыдно и похабно отиралась возле этого маньяка, я сунул ему винчестер в ноутбук и содрал все нечаянно.

– Ты что?! Я и не знала, какой ты коварный.

– Да! А сейчас посидел, полюбопытствовал, и что выясняется? Основные узлы на свои сеялки он покупает где?

– Где?

– В Аргентине! В три раза дешевле, чем нам продает. А что это значит?..

– Что?

– Я лечу в Аргентину!

Он летит в Аргентину! Вот так вот в один миг решил и полетит. Восемнадцать часов перелета! Тысячи километров через океан. И что? Кого волнуют сейчас расстояния? А раньше нам с Антоном пришлось ждать целый год, чтобы встретиться в Москве.