Сабрина – секретарь нашего итальянского партнера Антонио. Антонио – хозяин завода сельхозтехники в Болонье. На каждом углу он поет, что хочет завоевать Россию, совершить революцию, завалить наши поля своим железом. Почти не врет. В Европе кризис, Антонио нужен новый рынок. Ему страшно повезло: завод, который здесь, на юге, раскручивает мой муж, захотел с ним дружить, собирать его железо в России. Жаль, у меня не спросил, а то бы я его научила: Антонио, хочешь завоевать Россию – начинай с меня.

– Да, Сабрина, я везу фермеров. Будем смотреть вашу технику, – кричит мой муж.

Громко, чтоб его в Италии было слышно. А я стою, как сенная девушка с подносом, жду, когда барин соизволят. Рассматриваю фотографию у него на стене. Метр на метр: море, маяк, пирс, горизонт. Это я ему прибабахала, для релакса.

Наполеон кладет трубку, потирает ручки, зовет меня к монитору:

– Крошка! Наконец-то мы вышли на новый уровень. Ты знаешь, сколько мы сегодня заработали? Смотри!

Да, невозможно не улыбаться, когда видишь банковский отчет с такими цифрами. Вот и не хочу, и плевала я на эти деньги: «Фу, фу, фу! Суета, все мирское», а губы сами растягиваются в улыбку.

– Безобразие! – Я целую его темные кудри. – Нельзя столько зарабатывать!

– А ты думала! – Он погладил меня по спинке. – У тебя муж о-го-го!

– Жуть, сколько денег! Я согласилась бы и на половину.

Что на половину! Я бы даже на четвертушку согласилась после моего голодного детства с ежегодной деноминацией и бесконечным ремонтом сапог.

Тигр потягивается, зевает и выдает довольным, сытым голосочком:

– Сколько писем надо буржуям написать! Хоть бы кто помог… Жаль… Подзабыла ты английский, подзабыла… Мне даже как-то неудобно за тебя.

Перевожу на русский – это он так шутит. Подождем – сейчас он скажет «Не обижайся, крошка. Бери все мои деньги. Лети в Венецию, газуй в Милан, транжирь, как тебе вздумается».

– Да-а-а… – продолжает тигр, – не соответствуешь ты нашему уровню … Не соответствуешь. Надо с тобой уже что-то делать… Что-то в тебе менять… Мне даже как-то стыдно за тебя…

Наконец он замолчал. Сообразил. Секундой позже, чем надо, но все-таки понял: только что, мимоходом, на радостях, он нажал на красную кнопочку, разбил пробирку с вирусом, сорвал предохранитель.

Улыбочка испарилась. Сразу встрепенулся, притянул меня к себе. Но поздно, уже поздно. Жена хоть и друг человека, а базарчик надо фильтровать.

– Холопские у вас шуточки, барин, – говорю и понимаю – тигр прав.

Тигр, как всегда, прав. Не соответствую! Умная-то девушка пропустила бы все мимо ушей. А я сразу в псих ударилась. Сразу оттолкнула его, развернулась, в дверях завизжала:

– Мне здесь и по-русски разговаривать не с кем!

Уже бежать собралась, всплакнуть в подушках, но нет – вернулась. Схватила папки с документами и швырнула в него со всего маха.

Ужас! Как я могла! Истеричка! Нет, не соответствую, надо меня поменять на более навороченную модель.

– Ты с ума сошла! – Он отъехал в своем кресле к стене.

Я подошла и рявкнула ему в лицо:

– Я кормлю твоего ребенка, сволочь!

– Вот иди и корми! – Он меня отправил.

И принялся осматривать монитор: не нанесла ли я ему тяжких повреждений? Нет, не нанесла. Я целилась в сторону, монитор мне жалко, даже в состоянии аффекта я берегу реквизит. Сейчас вот только хлопну дверью посильнее – и скорее отсюда вон. Нас тут не уважают. Я убегу. На море.

Слышите? Хлопаю. Бью нещадно дверную коробку – и попадаю в лапы к Ромочке. Темненький сладенький Рома, с чистой светлой улыбкой, свеженький, как мальчик, для своих сорока лет, – всем известный энергетический вампир. Начальник отдела продаж. Кровопийца, сгубивший мою сексуальную жизнь.

Каждый вечер, когда ему давным-давно пора валить домой, он блокирует моего мужа. Сует свой длинный нос к нему в кабинет и ставит ногу в дверной проем. Сначала реплика, потом вопрос, потом Рома прыгает за стол, может и на стол взлететь, и пока не пропоет петух, он будет строить планы захвата рынка. Больше двух дней это выдержать невозможно. Хорошо, что работа у Ромочки выездная. Каждый понедельник я с нетерпением жду, когда он улетит в поля, за свежей кровью и деньгами.

Крестьяне его обожают. Платят сразу. А то как засядет у Михалыча или Василича (так он зовет всех после пяти минут знакомства) – не выгонишь. Начинает со шнековых транспортеров, потом сообщает, что у него старшая дочка на выданье, что жена беременная… Если клиент еще жив, Рома заводит свою любимую песню про клювик. «Пришел вечером домой – спроси себя: «Что ты сегодня в клювике принес?»

– Привет, Соньчик. Как дела? – Почуял, зараза, свежую кровь.

– Нормально, – говорю и опускаю ресницы.

Вампирам нужно отвечать кратко и в глаза не смотреть.

– Как тебе наша новая девочка? – он кивнул на пестрый шарфик и облизнулся.

– Ничего… – отвечаю, – лишь бы господам нравилась.

– Ты знаешь, это очень хорошо, когда в офисе сидит красивая девушка…

Ромочка подошел ко мне поближе, прицелился четко, в зрачки, и стал выкачивать последние силы. Меня дети ждут, а он все приговаривает:

– Едет человек за двести… триста километров… Заходит к нам, а тут – «Ох! Какая баба!». И сразу у него настроение меняется. В следующий раз он подумает: «А поеду-ка я туда, где вот эта вот красавица работает». Это большой плюс для команды. Ты согласна?

– Абсолютно, – киваю.

Я перевожу взгляд на свои любимые цветочки. Кто их тут теперь без меня поливает?!

Рома приготовился ко второй атаке. Обошел меня по кругу и снова присосался:

– Я вот смотрю на тебя… Ты в последнее время изменилась. Чего-то тебе не хватает…

Мне чего-то не хватает! Я слышу это второй раз за вечер и начинаю задыхаться.

– Да. Чего-то не хватает, – говорю.

– Может, общения? – улыбается Ромочка. – Ты же все время одна. Вот скоро я свою семью перевезу… Будете гулять вместе, обсуждать нас, мужиков…

– Тебе дети звонят, – кричит мой муж из кабинета.

Спасает? Или выпроваживает?


Выпроваживал!

В полночь, истерзанный и злой, он поднялся домой, швырнул рубашку, расстегнул ремень, сбросил ботинки, прошел в столовую, бухнулся на стул и тупо уставился на тарелку с цыпленком. Что такое? Ой, забыла вилку положить. Извините, барин, недогляд, сию минуту исправим.

– Мне за тебя стыдно, – сказал он глухо. – Ты в офис в рванине заходишь…

А я себя сразу осматриваю, на всякий случай, отпихиваюсь сразу:

– Это… не рванина… и там… никого не было…

– Там был Рома. И … и эти штаны… тебе не идут. Совсем не идут, – проехался он по моим нервишкам блестящими железными гусеницами.

– Почему?

– Потому что они мои! – Он заорал. – Ты жена директора. Тебе это ни о чем не говорит?


Ой! Сердце! Сердце мое! Что я слышу?! От кого? Это же котик мой! Человек, который в 1996 году всю зиму проходил в китайском пуховике. И ведь он прав. Штанцы надо выбросить. Чистая правда! Только она мне сто лет не нужна. Педантичная критика убивает все мои эротические фантазии. Хочу брехни! Хочу красивого вдохновляющего вранья! Выдайте мне, выдайте разочек желаемое за действительное. Посейте конструктив. Я расцвету. Завалю ягодками, честное слово.

– Эх, водки бы сейчас, – его превосходительство поводили носом, – грамм сто пятьдесят… Нету? Позор! Тогда чайку.

Чаек подаем к компьютеру. Директор расслабляется в «Бойцовском клубе». От сына мне стало известно, что там он купил себе новый меч и кольчугу. У него и в Сети какой-то невозможный уровень.

4. Вот

За весь месяц в «пионерском» лагере я не встретила ни одного барабанщика. По утрам вместо горна звучала песенка, легенькая такая, в стиле латино. Ля-ля-ля… Мадонна ее пела.

До моря от моей кровати метров двадцать. И никаких свистков, купайся сколько влезет. То, что раньше называлось пионервожатыми, явилось в виде двух девиц, и они лишь изредка отсвечивали, как монархия в Соединенном королевстве. Жить можно. Можно даже на рынок за вином, можно даже ночью на пляж. Жаль, я тогда еще не умела всеми этими радостями пользоваться.

– А ты в курсе? – спросила меня новая подружка, девочка с Севера с большими синими глазами. – Московские журналюги приедут мастер-классы проводить. Я уже записалась в группу телеведущих. Идешь?

– Нет, – говорю. – Не иду. Мне газета больше нравится.

Все будущие телезвезды покосились на меня недоверчиво.

– У меня папа – пишущий журналист, – похвалилась я и убежала в маленькую стеклянную аудиторию для прессы.

Там хозяйничал недовольный толстяк. На нем была зеленая майка, в ней он напоминал арбуз. То ли он объелся, то ли недоел, нудил, нудил что-то… Мне стало скучно. Я перестала слушать, сижу и рассматриваю тех, кто впереди.

Вон пацан за собой машинку печатную таскает. Даже на пляже его с машинкой видела. Башкирия! Пугачевский бунт давно подавлен, а они все скачут ордой короткими перебежками, нацарапают на стене «Цой жив» и воют свою любимую «Все идет по плану-у-у».

Хохлы расселись. Все время что-то выясняют, претензии предъявляют, кормят их плохо, понаехал неизвестно кто… Но к вечеру гарные хлопцы бегут на рынок, приносят оттуда трехлитровые банки «Изабеллы» и кадрят девчонок. Меня уже кадрили, я сбежала.

Сибирь такая интеллигентная, оказывается. Не зря туда столько лет оппозицию ссылали. Сибирские дети как маленькие танки – здоровые, спокойные и очень самостоятельные.

В общем, покатит, – народ мне понравился. Все ненормальные, в рваной джинсе, в мини-юбках, в размалеванных майках, у всех куча понтов – кайф после моей занудной школы. Дети Черноземья рот раскрыть боятся, не то что в ухе дырку проколоть. Сейчас они выросли и, представьте себе, голосуют за коммунистов. Точнее, за тех, у кого сейчас почта, мосты и телеграф.


… – Что это? – толстый газетчик показал узкую металлическую линейку.

– Линейка, – все ответили хором, и я проблеяла «линейка».

– Строкомер, – послышалось сквозь голоса.

– Кто сказал строкомер?

И тут встал мальчик… Не смейтесь только – он. Да, он, конечно же. Так, а ну-ка хватит надо мной смеяться! Да, он сказал «строкомер», как это эротично! Я сама сто раз видела этот строкомер в редакции и все время хватала его у отца со стола, крутила в руках, думала – «какая линейка прикольная» и ни разу не спросила, как линейка называется. Поэтому я внимательно посмотрела на этого фактурного мальчишку.

Будем соблюдать протокол, расскажу, как он выглядел. Помню, надо же… Сто лет прошло, а я помню его серьезные карие глаза и высокий лоб… Нос? К носу придираться не будем, прямой нос, и достаточно… Брови с вопросом, с легким наездом… Плечи никак не расправит до конца, но хорошие плечи для его возраста… И губы помню, губы были растерянные, мягкие, детские совсем… Может и всплакнуть, если что.

Он поднялся. Столы были низкие, как парты для первоклассников, а он высокий, крепкий, как породистый щенок, за маленький стол не помещается.

Муж мой, конечно, скажет вам, что я до сих пор, кроме больших чернявых мужиков, никого вокруг себя не замечаю. Ну… грешна, грешна – не замечаю. Но сколько их, слоников, на побережье понаехало – я посмотрела только на этого. Мне показалось, я могу о нем кое-что рассказать, я его откуда-то знаю. Его взгляд исподлобья еще держал дистанцию, а я уже поняла – он может быть другим.

Конечно, тогда я такую аналитику не успела сформулировать за одну секунду. Все поместилось в одном слове: «Вот». «Вот» с точкой на конце, без обмороков.

– Кто сказал «строкомер», идут в соседнюю аудиторию. Остальные – со мной, – скомандовал толстяк.

Я осталась среди пеньков, а этот юный талант перешел на новый уровень, в группу для профи. Пошел газеты макетировать, а я с подружками смоталась на пляж. Шлепанцы бросила на террасе, и на цыпочках к воде – песок-то раскаленный.


…Дамы все поискрутились. Ну как же! Вот он – высокий блондин с видеокамерой, сорока лет с копейками, ходит по пляжу, берет крупным планом. Лежим – позируем. Изображаем светскую беседу.

– А вы слышали, что в прошлом месяце здесь раздавали бесплатные презервативы?

– Не может быть!

– Да… Тут же слет комсомольский проходил… Программа АНТИ-СПИД.

– Смотрите, нас снимают.

– Это Полуянов! Какой отпадный у него был семинар!

– Да, такой интересный человек! – оживились девочки. – Так приятно его слушать!

– Он на вас смотрит как на своих крепостных девок. – Я немножко попортила им веселуху.

– Нет, что ты! Просто он обаятельный мужчина. С большим жизненным опытом.

Интересный человек повернул объектив с моря на пляж, на летние домики с круглыми крышами, они напоминали большие перевернутые бочки, на маленькие деревянные коттеджи, на длинные террасы, пробегающие вдоль всего берега, на пирс, на красные буйки… Панораму захватил и снова прицелился в наши купальники. А мы сделали вид, что это такая ерунда, такой случайный ракурс, а сами невзначай вальяжно раскинулись на полотенцах.