Ивонн Линдсей - Разоблаченное искушение

Саймон похолодел и отступил. Вот оно. Именно сейчас он расскажет ей правду. Правду, которую, при ее участии мог бы узнать намного раньше. Но именно она ставила ему палки в колеса и делала все возможное, чтобы скрыть, что у него есть сын. Леденящий гнев переполнял душу. Саймон буквально излучал холод. Эрин не понимала, почему он стал таким отчужденным, вопросительно вглядывалась в его лицо. Он положил руки в карманы.

– Не думаю, что я нарушил закон.

– Уверен? Ты ведь не родственник Райли, даже не опекун.

Он наконец решился.

– Вот здесь ты ошибаешься. Я – биологический отец Райли.

Она словно провалилась в глубокую яму и летела вниз. Саймон? Отец Райли? Эрин отступила и тяжело привалилась к кухонному столу. Перед глазами мелькали черные пятна. Она медленно опустилась на колени.

– Нет, этого просто не может быть.

Саймон бесстрастно смотрел на нее. Его глаза были пусты и безжизненны. Ни капли сострадания, любви, нежности, которую, как ей казалось, она видела на катере.

– Можешь быть уверена. Я получил результаты анализа этим утром. Собирался рассказать об этом, когда мы были на озере. – Его голос сорвался, он шумно вдохнул. – Я ошибочно полагал, что у нас может быть будущее. Одно на двоих. Но лишь до того, как узнал, что ты уже несколько недель назад узнала, что твой муж не был отцом Райли. Почему не сообщила об этом? У тебя нет права скрывать эту информацию.

Он был в ярости. Это было заметно по его напряженной позе, суровым линиям на лбу. Саймон плотно сжал губы. Эрин с усилием, как после нокаута, встала, но не собиралась сдаваться без боя.

– Я тебе не верю! Ты лжешь! Где доказательства? Райли – мой сын. Я должна защищать то, что принадлежит ему, и его самого.

Он широким жестом обвел помещение.

– Но это ему не принадлежит. Если отец Райли не Джеймс Коннел, а мы оба знаем, что не отец, ты вводишь в заблуждение людей, которые управляют гостиницей.

– Откуда ты… Это вообще тебя не касается! Убирайся прочь! Не хочу тебя больше видеть.

Она часто задышала, по щекам бежали слезы.

– Ты знаешь, что живешь здесь на птичьих правах. Зачем ты хотела лишить Райли возможности узнать, кто его настоящий отец?

Саймон давил на нее каждым словом. Эрин закусила губу, не в состоянии ответить. Он бы не смог понять, что это ее дом, ее святилище. Единственное место, где она познала стабильность и безопасность. Но теперь ее раскрыли. Ни ей, ни Райли здесь не место. И возразить нечего. Все это время она хваталась за соломинку, надеясь, что правда никогда не откроется.

– Тебе нечего сказать? Удиви меня. – Его голос сочился ненавистью. – Сейчас я уйду, но будь готова: уже утром с тобой свяжутся мои юристы.

Совершенно другой человек, не похожий на Саймона, с которым она занималась любовью несколько часов назад. В дверях он обернулся, посмотрел на нее последний раз. Эрин собрала в кулак все силы, чувствуя, что сейчас он скажет нечто ужасное.

– Знаешь, я до последнего думал о совместной опеке над Райли. Но теперь это даже не обсуждается.

– Как ты смеешь говорить мне такое. Ни один суд в мире не передаст тебе опеку над несовершеннолетним ребенком. Разве ты забыл, что убил собственную жену? Сам признался, что именно твое поведение повлекло аварию. Как ты можешь считать себя состоятельным родителем или даже опекуном, если не смог уберечь собственную жену! Думаешь, судья поверит, что ты готов заботиться о ребенке?

Саймон снова взглянул на нее. На этот раз на его лице отразилась внутренняя борьба. Он едва сдерживался. Эрин невольно попятилась. Когда он наконец заговорил, она вздрогнула.

– Будь осторожна со своими словами, Эрин Коннел. Поверь, я знаю о тебе все – бродяжничество, кражи. Все.

В это мгновение она осознала, что он каким-то образом узнал ее самый страшный секрет.

– Но как?

– Это не важно. И, Эрин, я не остановлюсь. Прежде чем закончу, вытащу на свет все твои тайны. Факты, которые отнюдь не красят тебя. И тогда суд задумается, насколько ты сама можешь нести ответственность за ребенка. – Он ухмыльнулся. – По сравнению с этим моя рабочая этика покажется меньшей из моих проблем.

Микроволновка издала долгий писк, а Эрин даже не заметила. Она тяжело опустилась на стул. Ее трясло от угроз Саймона. Из глубин подсознания поднимались воспоминания о жизни, которую она вела, прежде чем оказалась в гостинице. Ее прошлое было темным и мрачным. Она думала, что, оставив все позади, став хорошим сотрудником, законопослушным гражданином, а впоследствии прекрасной женой и матерью, вернула все свои долги. Но воспоминания о пережитом вновь наполнили ее ужасом и стыдом.

Смерть ребенка в доме, где она жила, сама по себе была ужасной. А уж когда ее обвинили в заговоре с целью сокрытия информации, это стало худшим кошмаром.

Ведь ее даже не было дома, когда девочка получила ранения и умерла. После ночной попойки она уснула в переулке и проснулась лишь утром, когда приехала поливальная машина. Когда же она доковыляла до дома, там повсюду была полиция. Ее задержали и допросили.

На выходе поджидала пресса. Репортеры выкрикивали разное, сверкали вспышки фотоаппаратов. Эрин была смущена, потеряна и страшно напугана.

Она ни с кем в доме не вступала в сговор, а ей угрожали, и угрожали очень убедительно, объясняя, что с ней может произойти, если она обратится в полицию. Да что угодно. Конечно, это не оправдание. Нужно было рассказать правду. Однако со временем она убедила себя в том, что ей бы все равно никто не поверил. Да и кто поверит грязной бродяжке. Тем не менее ее по-прежнему грызло чувство вины.

Тот случай стал поворотным моментом. У Эрин появился шанс начать все сначала, вернуться на правильный путь. В хостеле, где она жила, ей попалось на глаза объявление. И она уехала. Остальное – история.

Саймон ясно дал понять, что тщательно и публично вытряхнет ее грязное белье, если она встанет у него на пути. Эрин прекрасно понимала, что это катастрофа. Особенно когда в суде она будет выступать против той силы, которую он олицетворяет. Саймон, помимо денег, обладает харизмой, умеет быть внимательным, предупредительным. И таким теплым. Наверняка она глубоко задела его, упомянув о смерти жены. Он и без того винит себя. Суд увидит, какой он хороший человек, и поверит, что он станет великолепным отцом. Его дорогие адвокаты приложат все усилия.

Да даже без всех этих факторов у Саймона прекрасные условия для воспитания сына. А она не может позволить себе адвоката. У нее ничего нет за душой. Все, что они с Джеймсом зарабатывали на гостинице, возвращалось в нее же. Это место должно было стать наследством Райли, тем самым, которое теперь, согласно завещанию, перейдет штату Калифорния.

У нее не осталось ничего. Ни дома, ни работы, ни каких-либо перспектив.

Эрин прекрасно понимала, что, едва у нее заберут гостиницу, это станет еще одним фактом в пользу Саймона. Ей хотелось сбежать. Сейчас же собрать все самое необходимое для себя и сына и, выхватив его из колыбели, умчаться туда, где Саймон Торнтон их никогда не найдет. Но в глубине души понимала, что не сможет. Это несправедливо по отношению к Райли.

С чем же она осталась?

Если Саймон действительно отец ее сына, он имеет полное право быть с ним. Но пока у него нет судебного решения, она глаз с сына не спустит. А до этого момента Саймон Торнтон может катиться к черту.

Эрин вылила суп в раковину – аппетита не было. Прибравшись в комнате, она вернулась к себе, приняла душ, переоделась. Сон никак не шел. Она переживала из-за того, что могла расстаться с сыном. Следующим утром чувствовала себя неуверенно из-за того, что плохо спала. К счастью, ей удалось задремать около трех утра, но Райли – жаворонок, и это утро не стало исключением. Эрин с облегчением достала его из кроватки. У малыша была нормальная температура, и он снова вернулся в хорошее расположение духа.

Эрин занялась привычными утренними делами и всячески гнала от себя мысли о том, что будет дальше. Когда они вдвоем оказались на кухне, она почти обрела бодрое расположение духа, несмотря на тревогу, накрепко засевшую под солнечным сплетением. Вошел Саймон. Эрин засуетилась, готовя завтрак.

– За мной скоро приедет машина, – сообщил он коротко.

Она медленно повернулась, заставив себя взглянуть ему в глаза. Его внимание было сосредоточено на ребенке. Райли оживился, увидев Саймона.

– Доброе утро, мой мальчик.

Его голос был таким… Нежным? Любящим? Эрин незамедлительно увидела поразительное сходство между ними. Сердце болезненно сжалось. Как она не заметила этого раньше? Почему не задалась вопросами, когда он поселился в гостинице? Его заявка, письмо из клиники, активные адвокаты.

Ей было по-прежнему непросто поверить, что за всем этим стоял Саймон. Значит, он обманывал ее с самого начала. Это понимание породило гнев.

– Я буду благодарна, если ты подождешь за дверью.

Она села напротив Райли, мешая детское питание, на которое постепенно переводила растущего сына.

– Не сомневаюсь, Эрин. Но дело в том, что твоя благодарность совершенно меня не волнует. Я здесь с моим сыном.

Каждое слово как удар. Напоминание о том, что, что бы ни делала, как бы ни старалась, она никогда не будет хороша для этого мира. Именно поэтому Эрин так старалась создать идеальную жизнь. Отец бросил ее еще крохой, мать использовала любую возможность, чтобы показать дочери, как омрачилась жизнь с ее рождением. И Эрин сбежала, чтобы начать жизнь с чистого листа. Но провалила это дело.

Тем не менее она лучше, чем о ней думают. Она стала другой – надежная, сосредоточенная, сильная.

Эрин выпрямилась и посмотрела на Саймона: – Спасибо за честность. Вероятно, это толика правды, которой ты поделился со мной. Теперь, прошу извинить, мы уходим к себе, чтобы спокойно позавтракать. Когда будешь уходить, плотно прикрой за собой дверь.

Взяв сына, она подхватила свободной рукой чашку с питанием и вышла, для верности закрыв за собой дверь на ключ. Затаив дыхание, прислушалась. Саймон недолго постоял на месте, потом она услышала его легкие шаги. Дверь закрылась.

Значит, она одержала свою маленькую победу.

* * *

Позже к ней приехала Алекса. Она обрадовалась, узнав, что Райли стало легче, и испытала обратные чувства, когда подруга поведала последние новости.

– Саймон – отец Райли?

– По крайней мере, он так говорит. Но без доказательств я не поверю.

– Я тоже, но…

– Но – что?

– Разве ты не видишь определенного сходства между ними? Я заметила, когда впервые встретилась с Торнтоном.

Эрин вздохнула. Даже Алекса заметила. Похоже, у нее не осталось ни единого шанса.

– Не глупи. Ты – его мать.

– Да, но теперь он будет требовать единоличную опеку. И, Алекса, я боюсь, он преуспеет. Понимаешь, мое прошлое небезупречно. Я такое вытворяла, до сих пор стыдно. А он каким-то образом узнал все. Если понадобится, он пустит эти факты в ход. К тому же на его стороне деньги, адвокаты. Все самое лучшее. Все, чего нет у меня.

Алекса сжала ее руку.

– Давай для начала подождем. Если понадобится, мы с Тони одолжим тебе денег.

Эрин была готова разрыдаться. Со слезами на глазах обняла подругу, потрясенная такой поддержкой.

– К тому же мы сможем дать свидетельские показания. Мы много лет знали Джеймса и познакомились с тобой, как только ты приехала. Мы действительно знаем, какой ты исключительный человек и замечательная мать. Это же что-то значит, верно?

Оставалось только надеяться.

Алекса ушла, день пошел своим чередом. Эрин вспомнила, что нужно прибрать на катере. Неужели они с Саймоном были там всего сутки назад? Воспоминания приятные и болезненные одновременно.

Тепло одев Райли, она посадила его в коляску и покидала все самое необходимое в большую сумку. Должно быть, именно Саймон вчера привязал катер к пирсу, когда они в спешке возвращались домой. Если бы не была так зла на него, она бы поблагодарила его. Затолкав коляску с сыном на катер, она оставила его на солнечной, безветренной стороне. Уже через несколько минут ребенок задремал.

Птицы почти склевали остатки еды на тарелках. Эрин принялась механически убирать со стола, складывать мусор в пакеты, мыть стол. Наверху уже все блестело чистотой, и она понимала, что волей-неволей придется и спуститься.

– Райли, запомни, все имеет последствия, – объясняла она дремлющему сыну, спускаясь по ступенькам.

Кровать была такой же, как они ее оставили, смятые простыни, сброшенное на пол одеяло. Эрин сорвала простыни. Вчерашний день обещал так много. Надежда. Любовь. Теперь он казался лишь спутанным воспоминанием. Скомкав простыни, она, едва дыша, запихнула их в мешок для стирки. Постельное белье нужно привести в порядок и убрать до следующего сезона.

Почему она продолжала беспокоиться о том, что случится в следующем году? Ее переживания начисто лишены смысла. Совсем скоро ей придется уехать.