— Да, не сказали…

— Вот видишь! Потому что я люблю только тебя, и думаю только о тебе, и хочу, хочу, хочу только тебя! Других женщин для меня просто не существует!

Савин поднялся с колен, наклонился, страстно поцеловал Марину в губы.

— Ты такой небритый… — милостиво улыбнулась она. — Лева, а зачем ты решил заказать роман о нашей любви?

— Чтобы увековечить ее, милая! Чтобы ты не читала книги своего бывшего мужа, не думала о нем, а увидела бы, как я люблю тебя, как хочу, чтобы ты стала моей женой, Мариночка!

— Ну, хорошо. Я прочитала… В общем-то мне понравилось, но продолжать не стоит. Я думаю, тебе нужно расторгнуть договор, заплатить за те двадцать страниц, которые уже готовы, а остальные деньги писатель должен вернуть.

— Ты не хочешь, чтобы о нашей любви была создана книга?

— Я не хочу, чтобы ее писал Алтухов! Ведь именно с ним ты заключил договор?

— Откуда ты знаешь?

— Алтухов — любовник твоей жены и давний приятель моего бывшего мужа. Ты представляешь, что он может понаписать? И вообще, кого ты работой обеспечиваешь? Кому платишь бешеные, по их понятиям, деньги?

— Какой кошмар! — скривился Савин. — Я не мог и подумать о таком жутком совпадении! Разумеется, теперь и речи быть не может о нашем дальнейшем сотрудничестве. Аванс он вернет… Где Цуцма и Шурик?

— Не знаю. По-моему, отец отпустил их на сегодня.

— Нужно срочно найти. Сейчас распоряжусь. — Савин снова почувствовал себя энергичным, решительным руководителем. — Да, Мариночка, а что ты говорила насчет моей квартиры? Это ведь намного больше, чем аванс. Раз такое дело — как можно оставлять шикарную двухкомнатную квартиру в современном доме с консьержкой, в пяти минутах от метро, этим двум проходимцам?

— Ну, Лева… я так хотела тебя найти, что готова была отдать все, что угодно, представляешь? — томно прошептала Марина. — И я пообещала ей, что ты уйдешь, оставив ей все.

— Ей и любовнику — все?!

— Ну, не знаю. Я пообещала. Но, в конечном итоге, ты хозяин. Как скажешь, так и будет.

— Я скажу! Сегодня же вышвырну ее из этой квартиры, пусть катится к своему нищему любовнику! Я сделаю его нищим, пусть не надеется, что оставит себе деньги! А ты… просто забудь об этом недоразумении, любимая.

— Будем считать, что я тут ни при чем. Я просила тебя выполнить мое обещание, но ты, мой суровый мужчина, решил по-своему. Тут уж ничего не поделаешь, — она злорадно усмехнулась.

— Мариночка! Моя прекрасная леди! Как я хочу тебя прямо сейчас, здесь… — Савин задрожал от возбуждения. — Я такое пережил, потерял всякую надежду, и вдруг — ты моя, моя! — Он бросился на нее, вдавил в кресло, жадно целуя и пытаясь стащить с Марины юбку.

— Лева, ты сумасшедший! Надо хотя бы дверь закрыть… — простонала она.

В кабинет без стука вошел невысокий мужчина лет сорока в помятом пиджаке и стоптанных туфлях. Остановился у двери, откашлялся, ожидая, пока Савин оторвется от женщины в кресле, и вежливо сказал:

— Извините, мне сообщили, что Лев Константинович Савин находится в этом кабинете.

— Пошел вон! — заорал Савин, побагровев от натуги. — Кто позволил вламываться в рабочий кабинет директора банка без предупреждения?! Вон, я сказал! Куда смотрит охрана?! Уволю, всех уволю к чертовой бабушке!

— Вы — Савин, Лев Константинович?

— Я! А ты кто такой?

— Капитан Андронов, старший следователь. Савин Лев Константинович, вы обвиняетесь в организации покушения на жизнь Данилова Максима Петровича, — неожиданно жестко сказал мужчина.

У Савина челюсть отвисла.

— Но это… это ошибка, — пробормотал он. — Я ничего… я никого… это неправда!

— Вы арестованы, — едва заметная презрительная усмешка скользнула по губам следователя.

Савин перевел взгляд на дверь. Там стояли двое парней в пятнистой форме с автоматами в руках.

— Это недоразумение! — закричала Марина. — Я сейчас же позвоню папе! Вы ответите за самоуправство!

— И маме — тоже. Не возражаю. — Следователь повернулся к автоматчикам. — Увести.

49

Лежа на диване, Алтухов с ленивым любопытством наблюдал, как в комнату вошли два крепких парня, встали по обе стороны дивана. Следом за ними вошел пожилой мужчина в отлично сшитом костюме из серой английской шерсти. Приблизился к дивану, сел на пуфик, предусмотрительно поддернув брюки, пригладил тщательно уложенные седые волосы.

Алтухов знал, что это Григорий Анисимович Лизуткин. Тот самый.

— Вы мне льстите, Григорий Анисимович, — усмехнулся он, разглядывая охранников. — Характер у меня, конечно, скверный, и дурных привычек много, но сейчас форма не та, сами понимаете. Можете убрать холуев, я не помну ваш костюм.

— И то верно, — не стал спорить Лизуткин и властно махнул рукой. — Подите, голубчики, подождите меня за дверью. — Когда парни удалились, он спросил: — Как здоровье, Юрий Александрович? Рана все еще беспокоит?

— Да, в общем… за два дня такие раны не заживают. Но ничего, не жалуюсь. И вообще, чувствую себя намного лучше, чем раньше.

— Может быть, нужно проконсультироваться у хорошего врача? Профессора, академика? Или какие-нибудь лекарства достать? Вы скажите, не стесняйтесь.

— Нет, у меня все есть, — Алтухов с улыбкой посмотрел на Светлану, застывшую в дверях.

Лизуткин тоже взглянул на нее, одобрительно кивнул.

— Да-а, не будь я отцом заинтересованной дамы, сказал бы: дурак тот, кто уходит от такой красавицы… Юрий Александрович, а я ведь не случайно, понимаешь, пришел, не случайно помощь свою предлагаю.

— Понимаю.

— В твоем ранении я не виноват, это дурость Савина да излишнее рвение его ребят. Верно говорят: заставь дурака Богу молиться, он весь лоб расшибет. А вот перед этим — да, грешен, понимаешь, посылал Цуцму и Шурика к тебе. За рукописью. Она ж про мою дочь, не сдержался. Я им, правда, наказал, чтобы особо рук не распускали, а вышло немного не так. Дураки! Ты небось злишься на меня? Думаешь, вот поправлюсь, я ему покажу?

— Ничуть, — покачал головой Алтухов. — Благодарить я вас, конечно, не стану, но и злости нет. С вашими бандитами я рассчитался, а что больно было — так потом стало чудесно, как никогда не было, — он снова посмотрел на Светлану.

— И все же нехорошо получилось, — задумчиво покачал головой Лизуткин.

— Да вы не переживайте, — успокоил его Алтухов. — Бывает и хуже. Говорите, зачем пришли, не стесняйтесь, Григорий Анисимович.

— А ты и вправду нахал, Юрий Александрович. Но дело свое хорошо знаешь. Да. Мне понравилась твоя писанина. Слушай, а может, напишешь про меня романчик? Жизнь-то была, так сказать, сложная, интересная. Я тебе такой материальчик подкину — бестселлер мировой получится. Ну и заплачу, само собой.

— Я дорого стою, Григорий Анисимович. Для Савина сделал исключение, он так о своей любви рассказывал, так доходчиво объяснял, мол, сейчас деловая активность упала, больших денег у него нет, что я согласился работать почти задаром. А вам прибедняться вроде бы не к лицу.

— Ну, я бы не сказал, что задаром, — понимающе усмехнулся Лизуткин. — А сколько же стоят твои услуги?

— Это не услуги, а моя душа. Только так можно создать роман, роман, который даже вам понравится.

— Заинтриговал, заинтриговал. Ну так сколько?

— Пятьдесят тысяч.

— Долларов?! — Лизуткин подпрыгнул, будто ему в зад шило воткнули.

— Ну не рублей же.

— За такие деньги я сам напишу роман, даже два, мой дорогой. Ну, ладно, отвлеклись мы. Так значит — зачем я пришел? Поговорить о наших делах. Цуцма и Шурик понесут наказание за бандитское нападение, за рану твою. А вот Савина сюда не нужно впутывать. Он мне еще пригодится. Да и Марина переживает… Хоть вы и враги, а понять ее ты, надеюсь, можешь. Самому-то хорошо сейчас, а она, бедная, страдает. Только-только решила выйти замуж — и на тебе!

— Я не горю желанием засадить его в тюрьму. Обидит Свету — в морду получит от меня лично, а так — пусть живет. Но и врать на суде не собираюсь. Что было, про то и скажу.

— Юрий Александрович, я тебя и не прошу врать. Нужно только ничего не говорить о Савине. Ты его никогда не видел, не знаешь. Цуцма и Шурик уже отказались от своих показаний.

— Я в такие игры не играю, — холодно отрезал Алтухов. — И не пытайтесь меня пугать.

— Ну зачем же пугать… Мы можем договориться. Я только прошу понять чувства моей дочери. Писатель должен понимать людей. А взамен — скажи свои условия, Юрий Александрович.

— Ал, прошу тебя, помолчи, — решительно вмешалась в разговор Светлана.

Лизуткин с интересом посмотрел на нее.

— Света, уж не хочешь ли ты…

— Пожалуйста, Ал! Дай мне сказать. Григорий Анисимович, Ал… Юрий Александрович заключил с Савиным договор, вы знаете о чем. Теперь мне звонят из банка и передают его пожелание: договор расторгнуть, аванс вернуть, иначе, мол, у нас будут неприятности. Но, насколько я понимаю, если договор расторгнут по вине заказчика, аванс не возвращается, так?

— Света! — крикнул Ал. — Пожалуйста, перестань! Я сам разберусь в этом!

— Зачем, когда здесь хозяин Савина? Вот пусть он и объяснит, как полагается по закону.

— Так, — согласно кивнул Лизуткин. — Аванс не возвращается, и Савин завтра же извинится перед вами обоими. Я обещаю.

— Всегда ли вы держите свое слово? — недоверчиво спросила Светлана.

— Дорогая моя, — Григорий Анисимович строго посмотрел на женщину. — Ежели дал — всегда. Я — Лизуткин, а не какая-то, понимаешь, шантрапа. Об этом и спрашивать не нужно.

— А ваша дочь? Если она поклялась, что будет именно так — ведь тоже обязана держать слово?

— Поклялась? Конечно, — без тени сомнения ответил Лизуткин.

— Тогда вот что, — загадочно усмехнулась Светлана. — Позвоните ей и спросите, в чем она клятвенно заверила меня. Если ваша дочь сдержит свое обещание, а вы — свое, мы ничего не скажем о Савине. Ал его никогда не видел и не знает.

— Лады, — удовлетворенно кивнул Лизуткин. — Надеюсь, и Юрий Александрович думает так же.

Алтухов собрался было возразить, но Светлана подбежала к нему, горячим поцелуем сомкнула его губы. Алтухов только рукой махнул, что означало: будет, как она скажет.

— Да-а, — пробормотал Лизуткин. — Я бы тоже на все согласился, если б меня так убеждали… — Он пошевелил пальцами в воздухе. — Ну-ка, Светланочка, набери мне номер Марины, я продиктую. — Светлана с улыбкой выполнила пожелание важного гостя. — Але, добрый день, дочка. Ты была сегодня у Левы? Держится? Надеюсь, скоро мы вызволим его из Бутырок. Скажи мне, ты что обещала его жене, Светлане? — Чем дольше он слушал объяснения дочери, тем больше хмурился. И вот уже не добродушный старик сидел на пуфике у дивана, а жесткий, свирепый начальник. — А вы где собирались жить? — заорал он. — В Крылатском?! Как ты могла обещать то, что тебе не принадлежит?! О чем думала, черт тебя побери?! Ты дочь Лизуткина или рвань подзаборная, которая мелет, что только в башку придет?! Ах, вот оно как! Да знаешь ли, моя милая, что эти ваши хитрожопые рассуждения «я обещала, а он решил по-своему» обернутся для него как минимум семью годами! И позором для банка, для фирмы, для меня, для тебя, в конце концов! Ты отдаешь себе отчет, как все это раздуют газеты, если дело дойдет до суда? Это ж единственное заказное покушение, которое милиция сумела раскрыть! Уж тут-то они разгуляются… Значит так: ты слово свое сдержишь. А я сказал — сдержишь! Может быть, это научит тебя думать, прежде чем обещать! Если потом у вас с Савиным возникнут сложности — пеняй на себя! Я и так на многое закрыл глаза, сделал по-твоему. К завтрашнему дню чтобы все документы на продажу квартиры были готовы! Да, он продаст ее жене за тысячу рублей. Он согласится, не сомневайся. Я немедленно еду к нему. Все!

Лизуткин швырнул трубку, с яростью посмотрел на Светлану и шагнул к выходу, качая головой. В дверях остановился, процедил сквозь зубы:

— Вечером вам позвонят, сообщат детали. И я, и моя дочь слово свое сдержим. Надеюсь, и вы — тоже!

Когда он вышел, с грохотом закрыв дверь, Алтухов с восхищением посмотрел на Светлану:

— Даже если из твоей затеи ничего не получится, ты молодец, Света! Посадила на горячую печку буржуйчика! Я бы так никогда не смог.

Светлана неуверенно пожала плечами:

— Я не хитрила, никаких условий ей не ставила и ни на что не надеялась. Она сама пообещала, вот и все…

— Это была замечательная сцена, — улыбнулся Алтухов. — Иди ко мне, моя любимая…

50

Прошел месяц, и за это время кое-что изменилось в жизни наших героев.

У Лены Даниловой кончился отпуск, и она уже вовсю работала в школе, готовясь к предстоящему учебному году.