Но мое задиристое внутреннее настроение тут же улетучилось, стоило ему сесть между мной и Рашель. Наплевать на дружбу — я ее прибью!!! Рашель лезла туда, куда сама не понимала, пусть даже она думала, что помогает мне. Нам уже не помочь. Ирвинг правду сказал — от нашей скалы теперь каждый день отпадали валуны, превращая все, что было в песок.

Я сжалась почти так же как и в автобусе. Ткань его джинсов на ноге касалась к моей обтянутой в лосины голени, и я чувствовала, как проникает тепло его тела ко мне. Такое знакомое, тяжелое и уже подзабытое ощущение близости не могло оставить меня равнодушной. Все что я испытывала с ним, было в этом тепле, и сидя рядом, я могла лишь вспоминать это. Мне нужно было отодвинуться, но когда я сделала это, все равно продолжала чувствовать тепло, словно у него был призрак. От такого не может быть легче или же хорошо. Мне стало больно. Может Ирвинг хотел этого? Но он сидел такой спокойный, и слушал лекцию, и его телодвижения ничего не выдавали — никакого волнения или переживания из-за моей близости.

Вскоре я уже думала, а не отлучится ли мне в кусты, ну и пусть что для такого побега придется огласить свою просьбу вслух. Но учитель истории меня спас. Хорошо, что он был психом, помешанным на всяких замках и развалинах, он уже давно плотоядно посматривал в сторону замка.

— Даю вам 20 минут передышки, чтобы вы походили и не заснули, — сказал он и все тут же облегченно вздохнули. Я же подскочила на ноги, словно лишь и ожидала этой фразы всю лекцию. Мне срочно нужно было глотнуть свежего воздуха. Чтобы не слышать в нем разбавленный аромат знакомого шампуню.

Вслед за остальными я потянулась к замку, и пошла вокруг них, будто бы только об этом и мечтала, как и наш профессор. Мне и раньше уже приходилось бывать здесь с родителями, потому я знала, где не опасно ступать, какие места лучше обходить, и для чего натянута красная нить, ограждающая подступ к замку на добрых полтора метра.

Вокруг было так спокойно и хорошо, и отдаленное жужжание разговоров меня не раздражало, а успокаивало. Но вскоре среди моих одноклассников началось странное оживление. Смешки, улюлюканье, удивленные возгласы, и я сама того нехотя подтянулась ближе ко всем остальным. Я заметила почти сразу же группу туристов, не иначе, которая не показалась мне сначала ни чем не примечательной, пока я не заметила и узнала своих бывших знакомых — Стэнли и Филлипа. Узнавание было молниеносным и обоюдным, что отрезало мне всякие пути к отступу. Вот блин!!! И вот заметив меня Стэнли, тут же поспешил в мою сторону, словно Ромео, завидевший в окне Джульетты свет.

Он так радостно подскочил ко мне и обнял, что у меня даже не сразу хватило смелости тупо оттолкнуть его, пока он, конечно же, не заговорил. Желание тут же стало непреодолимым.

— Флекс, как я рад тебя видеть…

Смущенная от того факта, что мне уделили столько внимания на глазах у моих знакомых, я быстро вывернулась из его рук. Это вовсе не обидело Стэнли, хотя он вряд ли понял, что я не столь рада его видеть, как он себе предполагал.

— Ты вовсе не отвечала на звонки, — с укоризной в голосе сказал он, и я не смогла, не улыбнутся в ответ — каким мальчишкой он все еще был. Жаль что он пустозвон.

— Прости, была занята, — я и не подумал смущаться, говоря такую откровенную ложь. Откуда ему знать, чем я была занята? Можно подумать мы клялись друг другу в верности, и он каждую ночь перед сном смотрел на мои фото. Вряд ли он бы держал ее при этом в обеих руках.

— Жаль, думал, мы сможем провести чуть больше времени здесь вместе. А я уже уезжаю, это последняя остановка на пути к горам.

— Да, жаль, — я улыбнулась, скрывая иронию. Стэнли думал, что я до сих пор под впечатлением от его чар, а мой телефон действительно просто вчера затерялся. Но пи этом было тяжело обижаться на его самолюбие. Все же в нем чувствовалась доброта.

К сожалению прямо вот сейчас они не уезжали и добрых десять минут, мне пришлось провести, выворачиваясь из его объятий и уворачиваясь от дерзких поцелуев. И погуляв так вместе, мы расстались, о чем я вовсе не сожалела, как бы не старался убедить себя в обратном Стэнли. Позволив обнять себя в последний раз, я ловко ушла от поцелуя, которым он явно собирался меня наградить. И я с искренней радостью смотрела, как он уходит со своей группой куда-то туда, к дороге, где стоит их автобус. Я даже махала ему рукой, пока все загружались, а он прилип к окну, как в комедийных фильмах. Не спорю, все это было мило, но знал бы кто, как наигранно. Со стороны всем должно было казаться, что это расставание двоих влюбленных на неопределенное время. Для меня это было странной встречей, о которой я в скором времени забуду. Если конечно Рашель снова не наделает фотографий и не выставит их в своем блоге.

Радостная от того, что эта встреча завершилась, я вернулась назад. Лекция еще не началась, Рашель полулежала на коврике, оголив тем самым свой животик, под лучами теплого солнца и голодных взглядов парней. Я была ей почти благодарна за это, так как она оттянула на себя не желательного внимание приличного количества людей. Но лишь не Ирвинга. Он сидел рядом с ней на коврике, почти касаясь локтем ее голой кожи, но будто бы и не замечал, что она находится рядом. Стоило мне приблизиться, как его руки начали нервно рвать молоденькую траву и откидывать ее прочь. Я уже и раньше видела его злые глаза, и подобные нервные движения. И все во мне протестовало против этого, так как я знала, что он не имеет прав на подобные чувства — на ревность, или злость по отношению ко мне вообще. Он никогда не имел права ненавидеть меня!

Оказавшись возле них, я натолкнулась на веселый взгляд Рашель и непременно гневный, колючий Ирвинга. Я даже как-то растерялась, что мне нужно было делать? Остаться, уйти? Блин, да это вообще мой коврик!

— Я же говорила, что он будет здесь! — оповестила меня Рашель. С ее положения вряд ли было заметно, как Ирвинг зол. Зря она все это начала. Я чувствовала, что все это может закончиться неприятностью.

— Теперь и я уже это знаю, — скупо и тихо отозвалась я. Как же мне захотелось домой. Закрыться в своей комнате, и забыть все, что случилось в эти последние полгода. Но эти злые глаза, они меня не хотели отпускать. Ну что еще Ирвингу надо? Я ему не нужна, так почему не могу быть нужна кому-то иному?

— И что, не нашлось какого-нибудь другого места, чтобы встретится с ним! Флекс, очнись, — мы ведь приехали сюда для научных целей, — ехидно сказал Ирвинг, и я тут же услышала его злость, которая теперь начала говорить вместо него. Но при этом я удивилась. Даже при том, как мои губы дрожали от обиды, я смогла улыбнуться. Он ревнует?

— Не твое дело, — бесстрастно отозвалась я, но при этом легкое несмелое торжество медленно расползалось по моему телу.

Глаза Ирвинга предупреждающе и недобро блеснули. Словно я посмела ему перечить — ему!!! Но в то же время Ирвинг сдерживался, понимая, что в принципе он-то мне никто.

— Думаю, что мое. Ты почти моя сестра, и мне не все равно, как и с кем, ты себя позоришь!

Рашель села заинтересовано на месте, другие же ученики начали прислушиваться к нам, некоторые даже подошли ближе. Все чувствовали что приближается скандал. И от этого внимания мне стало ужасно стыдно. Меня позорил пока что лишь Ирвинг, и то, наверняка чтобы я поняла, как ужасна и как низко упала после него. Меня даже начало трясти, так как такой низости я от него не ожидала.

— Да как ты вообще смеешь мне такое говорить! Ты… ты… — я сдержала в себе все то, что хотела сказать, лишь потому, что связь с ним, опорочит лишь меня и родителей, но вовсе не его. Хотя на миг мне показалось, что Ирвинг верит, будто бы я сейчас все расскажу. — Я не буду слушать эту лицемерную мерзость!!!

Моя радость от осознания его ревности довольно быстро улетучилась. Он не смел так себя вести, и все же продолжал меня позорить. Ирвинг вел себя, как и раньше — все должно было быть, как он о том решит. Его не интересовало, как это не честно по отношению ко мне, после того, как я предлагала наладить наши отношения, предлагала перемирие, которое он откинул холодно и безразлично. А теперь он имеет наглость не просто ревновать, а предъявлять право на собственность. То есть меня!

— Будешь, Ирвинг нагло усмехнулся, и мне показалось, что толпа наших одноклассников качнулась в мою сторону. — Или тебе так уж неприятно слушать правду?

— Чью правду? Твою? — кровь бросилась мне в лицо, и словно иголки прошлись по телу от обиды и отвращения. — Только не от тебя, лживый, развратный гаденыш!!!

Я развернулась и пошла прочь, пробираясь сквозь неровные ряды своих одноклассников и их взгляды которые сопровождали меня — вот что это были за иголки которые впивались в мою кожу. Некоторые не понимали в чем дело, другие потешались, третьи мне сочувствовали. Мне стало ужасно плохо, но я даже не подумала о том, что завтра все они будут меня обсуждать.

Я знала, что никто, кроме Рашель, не догадывается, что на самом деле происходило, потому меня мало интересовало, как завтра в школе начнут называть меня. Скорее всего малявкой, которая вечно не может дать отпор Ирвингу, или вообще скажут что я сама к нему прицепилась… в любом случае это будет хорошо. Потому как никто не будет знать, о чем сегодня говорили мы с Ирвингом на самом деле. И что его слова были для меня наказанием за то, что я действительно продолжаю жить, забыв его.

Стоило мне достигнуть кромки леса, и я побежала вперед чувствуя, как слезы подступили к горлу с обжигающим холодным отчаянием. От которого разрывалось мое сердце все то время, что мы с Ирвингом не вместе. И мне очень не хотелось, чтобы беззастенчивые чужие глаза могли заметить как я плачу.

Ирвинг все так же вел себя, как и раньше. Я была ему не нужна, но в то же время, Ирвингу была не приятна мысль, что я могу принадлежать кому-нибудь кроме него. Собака на сене. Он так и не отпускал меня. И к тому же наказывал за это.

Пробежав довольно много, я упала на колени, а потом повалилась на траву, зная, что здесь меня уже никто не увидит. Слезы хлынули почти тут же, потому что я слишком давно их сдерживала. Я понимала, что мое одиночество будет недолговременным, или Рашель или кто-то из девочек все равно пойдут искать меня, но шаги по лесу раздались слишком быстро, чем я предполагала. Кто-то быстро бежал в мою сторону, пробираясь сквозь деревья и сокращая себе дорогу. Наверняка Рашель, решила я, и потому не стала притворяться, что со мной все в порядке. К тому же поплакал я недолго и слезы начали подсыхать на лице на свежем ветерке. Да и к тому же, какой смысл, Рашель должна была все понять, она одна видела мое лицо, когда я говорила с Ирвингом, уж тогда-то она должна была заметить, всю гамму эмоций которую я ощущаю к Ирвингу. Она ведь и раньше должна была хоть что-то замечать. А сегодня, общая картинка должна была у нее сложиться уже тогда, когда я пошла, гулять со Стэнли.

Но руки, которые оторвали меня от земли были крепче. Увидев что это Ирвинг, я тут же испугано отбилась от него и снова начала убегать. Он мог мучить меня, но я не хотела, чтобы он видел мои страдания. Хоть что-то должно было быть моим, к чему он не имел права прикасаться. Только я не учла, что Ирвинг бегает быстрее — я никогда не могла его догнать. Нагнав меня в три шага, Ирвинга крепко прижал к себе и на несколько секунд мы повалились на землю, но он все сделал так, что его тяжесть не придавила меня. Я билась, не желая видеть его. Ирвинг при этом что-то ласково и успокаивающе шептал. Я уже не могла плакать или сопротивляться, но все выходило почти произвольно — слезы текли, а пальцы болезненно вцепились ему в плече.

— Отстань! — кричала я, — Я тебя ненавижу! Ненавижу!!!

— Я знаю, — глухо шептал Ирвинг, поднимая меня на ноги, а потом, прижимая к себе, успокаивая, пытаясь целовать. — Прости меня, прости. Я идиот!

Я задыхалась от слез и от Ирвинга. Слезы текли, и я все еще всхлипывала, но слова Ирвинга и его глаза, словно призывали к спокойствию.

Посмотрев на него, осознано, я несколько мгновений разглядывала его, он в ответ, и впервые в его зеленых глазах не было напора. Он ожидал, мучительно и терпеливо, когда я задам свой вопрос. Его явно снедала тревога и он… он боялся того, что может услышать от меня.

— Почему?

Ирвинг поднял свою руку и стер с моих щек влагу от слез, но я напряглась под его ладонью, ожидая, что он скажет. Мне нужно было услышать причину, по которой я должна его выслушать.

— Потому что люблю тебя, — хмуро сказал он, словно это было предательством, но следующие его слова были более наполнены чувствами: — И потому что глупец и ревнивец! И еще я не умею прощать. Но я не могу без тебя. Я уже не выдерживаю без тебя, и не хочу отдавать другому.