Юлия Колесникова - Разрешаю себя ненавидеть (СИ)

Я ожидала нашего первого официального свидания, так как когда-то Рождества, особенно, когда оно немного перенеслось. Какое-то неосязаемое таинство, что было для меня в Рождестве с приходом ночи, теперь проявилось в ожидании вечера пятницы. Я ничего толком не знала о том, куда он хочет пойти, и немного волновалась. Мама по этому поводу начала метушиться, словно это выпускной, а не свидание.

Нервное настроение передалось от нее и ко мне, хотя, ну что в этом свидании будет особенного? Мы и так уже гуляли несколько недель под пристальными взглядами всех окружающих, словно никого кроме нас в городе нет. Даже некоторые туристы были посвящены в наши планы и наши отношения. Словно я и Ирвинг были еще одной достопримечательностью города.

Я надела одно из тех скромных шерстяных платец, что покупала мне мама в надежде на то, что однажды я стану похожа на девочку, воспитанку какого-нибудь дорогого пансионату. Оно было не таким уж и серым, если учесть, что сидело на мне идеально, обрисовывая линии тела. С пальто и сапожками на каблуке, я выглядела не как ученица вообще. А как студентка какого-нибудь колледжа. Как сказала бы Рашель, со мной вполне можно было пойти в любой бар Кардифа.

Ирвинг оделся не в брюки и в костюм, как предлагала мама, потому что отец, именно так одевался на свидание к ней когда-то. Он и теперь так одевался, если им удавалось куда-либо сходить вдвоем. Нет. Ирвинг надел темно-синие джинсы, светлую рубашку и жилетку, а сверху, так же как и я, наше школьное черное пальто. Мы были словно реклама школьных форм. Но какая-то слишком сексуальная — я не то нимфетка, ни то Лолита. И Ирвинг, выкопанный Гаспар Улель, только похож сам на себя, но с тем же сексуальным взглядом, и манерой смотреть на окружающих.

Как странно было ехать на свидание, зная, что вернемся то мы в один и тот же дом, вместе. Вряд ли такие свидание бывали у простых людей. Возможно, у кого-то кто уже давно женат, но так делают свою жизнь разнообразной.

Выбор Ирвинга по ресторану, меня порадовал. Было лишь одно заведение, куда я всегда любила ходить, но мы редко бывали там с родителями. Кажется, я всего лишь один раз упоминала об этом Ирвингу. Но он запомнил, и мне было приятно. На этот вечер все страхи полностью забылись.

Нам было весело. Мы говорили о смешных моментах из своего детства. И конечно же из детства своих сестер, и брата, так как Ирвингу как и мне приходилось за ними следить в младенческом возрасте. Впрочем, я занималась малыми и теперь, в отличие от Ирвинга, который решил, что мама справиться с воспитанием Майи лучше чем он. А он просто ее время от времени баловал. Как-то плавно мы начали рассуждать об этом, с некоторой ностальгией, потому как они начали вырастать, и то что это было трудно, теперь уже забывалось.

Вскоре я завела разговор о его бывших девушках, и Ирвинг рассмеялся немного натянуто, и тут же решил, что нам пора домой. Сначала я хотела воспротивиться, но как оказалось уже доходило почти 12.

Вечер был именно таким, как я и ожидала, но мне не хотелось, чтобы он заканчивался тем, как мы разойдемся по своим комнатам.

— Посидим во дворе, — попросила его я, и Ирвинг уже отойдя от вопроса о девушках, тут же повлек меня за дом. Обняв меня, он сел на одну из качелей, где уже не единожды у нас были разговоры. Самый первый ничем хорошим не закончился, но все же это место ставало для меня особенным, как и пляж, где мы купались впервые вместе, и та скала, где мы поцеловались. Но ведь теперь все было по-другому.

— Почему ты спросила про девушек? — неожиданно сказал Ирвинг, и это вырвало меня из теплоты моих мыслей и его рук.

— Не знаю… — пожала плечами я, но помолчав секунду-другую, поняла, что не обязательно теперь что-то скрывать, или умалчивать, если есть вещи, которые меня интересуют. — Не знаю, может это просто ревность.

Ирвинга на миг недоверчиво воззрился на меня.

— Ты ревнуешь меня к бывшим подружкам?!! — рассмеялся Ирвинг, заставляя рукой посмотреть ему в лицо. Я слабо улыбнулась, уже зная, что я сейчас скажу. Наверное, я еще в ресторане знала, зачем спрашивала, но не решалась даже себе признаться.

— Не так… не совсем так… — покачала головой я, и напряглась, когда его рука стала более жестче на моем предплечье. — Я тебя постоянно ревную ко всем, потому что,… потому что я не знаю на чем стою!

— То есть? — непонимающе спросил меня Ирвинг. Его голос заледенел, стал холоднее вечернего воздуха. Мы вмиг стали почти чужими. И то, что я сидела у него на коленях, усложняло ситуацию. Но мне не было куда деться, и тем более отступать. Я сказала то, чего и сама страшилась, но ведь это было так. Я не доверяла ему, а он, конечно же, старался, и все же не мог полностью изменить всего того, что было.

— Ты так и не рассказал мне, почему мы раньше не могли быть вместе. Ты ведь ненавидел меня. Ты меня ужасно ненавидел, но потом… ты и я… — я замолчала, видя, как его глаза все холодеют, а лицо становиться каменным. Но я все равно собиралась договорить, пусть он даже лопнет от злости. — И я каждый день жду, когда ты снова отвернешься. Так почему мне не ревновать?

— Ты вообще не понимаешь, о чем говоришь, — тихим угрожающим голосом сказал он, а я даже и не думала испугаться. Мне было все равно, как блестят его глаза от гнева.

— Вот именно! — воскликнула я, словно он подтвердил мои слова. — Я не понимаю, о чем говорю, и не знаю, а почему? Да потому что ты ничего не объясняешь!!!

— Я не могу, — тихо сказал он, и опустил ненадолго свое лицо. — Я пока что не могу. Но ты должна мне верить.

Я смотрела на него, и видела в темноте, как гнев борется в нем со стыдом, и не могла понять, что же происходит внутри него. Сколько времени мы уже были вместе, а я до сих пор не была уверена, что понимаю, какие мысли крутятся в его голове. И особенно я не понимала этого сейчас, когда он говорил тихим умоляющим голосом.

— Не могу. Пока что, — твердо повторила его слова я. У Ирвинга было намного больше причин верить мне, чем у меня, верить ему.

Ирвинг поднялся на ноги, держа меня на руках, и я чувствовала, как в нем закипает злость, от тех слов что я произнесла. Из-за того, что я не верила ему и не собиралась этого делать пока. Все дело было в том, что он не получал того, что хотел. А хотел он моего доверия, да и при том же, просто и уже!

— Я никогда не лгал, так почему тебе мне не верить? — покачал головой Ирвинг, и я слышала, как в его голосе снова появляются пустые нотки. Он поставил меня на ноги, и теперь чтобы смотреть ему в глаза, мне приходилось задирать голову. Подняв на него глаза, я на некоторое время замолчала, чтобы собраться с мыслями. Я знала, как прозвучат мои следующие слова, но не стала себя останавливать. Нельзя только давать Ирвингу, иногда стоит что-то брать и себе от этих отношений.

— Да ты прав. Но все дело в том… наверное… что я до сих пор не могу простить тебя и понять, — теперь Ирвинг опустил свою голову. Но я пыталась заглянуть ему в глаза, чтобы видеть все чувства, что промелькнут там. — Вспомни, ты ведь пользовался мной, а я позволяла. И какое здесь может быть доверие?

— И что ты теперь от меня хочешь? — Ирвинг очень быстро перешел к более агрессивному поведению, свойственному виноватым людям. Лучшая защита нападение. — И что завтра, каждый раз, когда ко мне перед игрой будет подходить девушка, ты будешь ревновать?

Я даже сама не заметила как ловко Ирвинг увел меня от настоящего вопроса, и того что я пыталась ему сказать. Проблема других девушек меня тоже тревожила.

— Смотря на то, как они к тебе будут подходить, — съязвила я в ответ на его снисходительный тон. Да, недолго между нами продолжалось романтическое настроение. На миг я даже пожалела, что начала все это, можно было отложить разговор. Но в то же время сколько я еще могла все это откладывать. Все это, в скором времени может сделать из меня, нервную стерву, и это в неполных 18 лет. Как-то нечестно, когда у всех остальных девушек и женщин есть на это немного больше времени и замужество.

Лицо Ирвинга скривилось в улыбке, после которой я вмиг стала стервой, и эту улыбку я видела уже много месяцев назад. Что-то такое язвительное и унижающее, я словно снова вернулась в первый день, когда Ирвинг появился возле моего дома. Нечто среднее между ненавистью и презрением. Но вот ко мне ли относилось это презрение?

— И как же им позволено общаться со мной, объясни наперед, чтобы я знал, на какой дистанции от них стоять.

— Не говори со мной в таком тоне, словно я навязчивая дурра, — отскочив от него как ошпаренная рявкнула я, поздно сообразив, что говорить нужно тише, ведь была уже ночь. А Ирвинг словно не видя моей злости и не слыша того что я говорю. Ставал лишь более саркастичным.

— Вот если ее руки будут на моей шее, думаю тогда и можно начинать истерить! Честное слово, у меня даже руки чешутся, поступить так тебе назло! Ведь я мерзавец, который тебя использовал, то есть пользовался!

При этих словах сердце болезненно сжалось, и я отвернулась, чтобы вытереть слезы, но Ирвинг почти тут же обнял меня. Слишком жестко и отчаянно, а так же болезненно, чтобы я могла даже пытаться избавиться от его рук.

— Прости… что я такое говорю, сам не знаю. Это все со злости, поверь. Пусть пройдет эта игра, и потом… потом поговорим. Ты ведь придешь на игру?

Я молчала, борясь в себе с той болью, что Ирвинг вечно причинял мне. И молчала, когда он снова спросил, пойду ли я на игру. Тогда Ирвинг развернул меня к себе, как всегда поступив так, как считает нужным. Но он не учел всего того, что может прочитать на моем лице — злость, боль и упрямство. Мой вид поразил его.

— Прости, — еще раз тихо повторил он, приближая свои губы к моему виску.

— Не знаю, смогу ли придти, — тихо отозвалась я, скрывая внутренний протест, против всего, что он творил со мной, и как пытался манипулировать. — У Етни тоже матч, если помнишь.

— Это означает, что тебя завтра лучше не ждать? — обреченно вздохнул он, возможно впервые понимая, что я могу сердиться, и сердиться по-настоящему на все то, что он делал. — Я понимаю. Я заслужил. Обещаю, мы поговорим с тобой обо все, что ты захочешь.

Мне так хотелось раскричаться на него за то. Что теперь строил из себя покорного и хорошего, и я на его фоне казалась такой дурочкой-истеричкой. Но Ирвинг как всегда приблизил меня к себе, взял мое лицо в ладони, и легонько поцеловал. Первым ощущением на этот жест был протест, но его губы, такие теплые, не смотря на холод, были слишком знакомыми и любимыми. Как много я вытерпела за то, чтобы иметь право называть их своими.

— Это не значит, что я приду на игру или перед ней, — все же сказала я, отрываясь от Ирвинга. Я была злой на него, расстроенной, и все же несколько возбужденной этими губами. Но моя гордость сегодня явно была со мной, давно пора было ее найти.

— Я знаю. — смиренно пробормотал Ирвинг.

В доме было тихо, родители наверняка уже давно спали, и перед тем как пойти спать, я все же позволила Ирвингу поцеловать меня. Но была еще слишком зла и обиженна, чтобы отвечать на его поцелуи по-настоящему. Его слова о девушках горели в моем мозгу, словно лихорадка.

Свиданье, пусть оно и было первое не закончилось кроватью. Так что в этом доме спало двое счастливых людей — мои родители. Троим было все равно. Но мучились лишь мы с Ирвингом.

И когда я встала с утра, то предельно точно знала, что ни при каких условиях не пойду к Ирвингу на игру. И чтобы не случилось, я собиралась идти и смотреть на то, как Етни всю душу вкладывает в ракетку. А потом эту же ракетку прилагает к мячу и даже бывает к соперницам. Что за ребенок растет!

Когда я спустилась к завтраку, в моей душе начало зреть сомнение. Потому что я слышала, как собирался Ирвинг, и так же слышала то, как он ненадолго замер возле моей двери, прежде чем пойти дальше. Он уходил раньше всех, вместе с отцом, и его уже не было на кухне, когда я спустилась туда. Девочки радостно говорили о матче, так же обговаривали какого-то мальчика из старшего класса, мама готовила завтрак. Я была расстроена, и это тут же заметили все.

— Ты чего кислая? — мама поставила передо мной тарелку с тостами, но их почти тут же расхватала малышня, включая Майкла, его я просто сразу же не заметила. Но я даже не обратив внимания на исчезновение тостов.