— Как ты и обещал, — сказала я, и поняла, что мне нужно уходить. Нет, убегать. Уехать. Дождь уже не показался чем-то опасным. Мне срочно нужно было отсюда уехать, и главное приложить усилия к этому. Я радовалась лишь тому, когда бежала прочь по коридору, что нигде не слышно, как хлопает дверь. Возможно, Ирвинг не мог пойти за мной. А возможно, он просто не хотел. Все правильно, так и должно быть. Чего я хотела от Ирвинга? Я должна была этого ожидать. Наверное, я всегда именно это знала, и потому не могла ему довериться.

Я бежала через двор школы, слыша, как совершенно рядом гудит стадион, радостно наблюдая за игрой, так и не прекратившейся из-за дождя. И мне было от всей души наплевать, упаду ли я в грязь, проедусь ли по ней на спине, или же оставлю отпечаток своего лица. Просто я даже не чувствовала настоящего разочарования, потому что знала, что рано или поздно, Ирвинг поступит так со мной. Не знала, почему и зачем, но понимала, что боль не закончится!

Всего лишь на миг я позволила себе положить голову на руль и всхлипнуть. И самой страшной мыслью было то, что мне некуда идти — ведь мы живем в одном доме. Теперь вечно видеть его — изо дня в день, пока он или я не уедем учиться. Но нет, у меня есть бабушки и дедушки, что-то я придумаю. Да плевать, прожила я как-то этот год, и еще пару месяцев я смогу прожить.

Как я теперь радовалась, что опоздала сюда и моя машина стояла с самого края не заблокированная ни кем. Вот что оно такое — Провидение. Я на скорости выехала с тротуара, тут же разгоняя машину до непривычной для себя скорости — в 90 миль в час, совершенно не думая, что идет дождь. И плевать на то, что темнеет. Как же болезненно сжималось сердце, словно чья-то рука держит его, и пальцы этой руки впиваются в него, почти разрывают. Как же мне было больно, и из-за этого время от времени картинка перед глазами расплывалась — все-таки я не могла остановить слезы.

Я не сразу же заметила чужую машину, мчащуюся на такой же скорости, как и моя, и даже быстрее. Что-то маленькое и серое, и теперь я не могла разобрать, где раньше мне уже приходилось ее видеть. Но быстро такие проблемы отошли на задний план. Машинка начала планомерно подъезжать к моему капоту с намерением если не боднуть меня, то остановить. Все что я могла это прибавить скорость. Я даже не могла представить кто это.

Но когда машинка начала меня обгонять, я увидела белое, неестественно бело лицо Ирвинга в осветленном салоне. Не успела я ничего сделать, как он подрезал меня. И скользя на мокрой дороге, я начала тормозить, чтобы не врезаться в его машину. Меня едва при этом не развернуло, у самой кромки над берегом. Я даже не заметила, что доехала до бережной дороги, одной из самых опасных в округе. Вот машина поднялась на колесах с одной стороны… и остановилась. Я была напугана намного больше, чем разозлена, и потому выскочила из машины, совсем забыв об Ирвинге, который в это время, как раз огибал бампер своей. Я бы не успела уйти от него подальше. Даже если бы хотела или могла. Я даже наоборот почти облегченно вздохнула, поняв, что не одна здесь, и прежде, чем смогла сказать хоть что-то или вспомнить о своей злости на него и о том, что случилось, Ирвинг подлетел ко мне и дал мне оплеуху.

Я застыла от этого, схватившись за лицо и взирая на него. Нет, мне не было больно, это не была такая пощечина, которая могла лишить сознания. Или из-за которой начал бы кровоточить нос или губа — а такая, которая способна наказать любого — от ребенка до старца. Обидная, надменная, злая, в которую Ирвинг вложил весь свой непонятный гнев и негодование.

Моего отупения хватило всего на одну секунду, и то лишь для того, чтобы прийти в себя. Я не собиралась это оставлять так, даже если Ирвинг ожидал обратного. И уж тем более я не собиралась думать о его ребрах. В ответ я с размаху врезала ему в лицо, но Ирвинг вовремя уклонился от этого, зато не от других моих ударов, которые приходились ниже. Я набросилась на него, попадая по всему что вижу и крича от ненависти и негодования за его поведение. Я все продолжала кричать и бить, то ладонью, то кулаком, слепо, не разбирая, куда попадаю. Но Ирвинг вместо того, чтобы дать мне сдачи, начал меня успокаивать, сначала просто прижимать к себе мои руки и морщиться от боли, а потом и обнимать меня. Не слишком быстро, но я начла приходить в себя, икая, и плача, ежась от холода и стресса. И к этому времени лицо Ирвинга уже не было таким злым, как раньше, а расстроенным, грустным и немного виноватым. Он тут же стал похож на того Ирвинга, которым он был в первые месяцы своего переезда сюда. Но нет, меня этим уже не возьмешь!

— Успокоилась? Все в порядке?

— Как и мое лицо, после твоей оплеухи, урод! — огрызнулась я, — Какого черта ты вообще тут? Почему не обнимаешь Кейт? Это было так трогательно. Все именно так как ты и обещал.

— Это вышло случайно…

— То, что я зашла и увидела это? Не сомневаюсь, хотя скажи честно, ты ведь так любишь доставлять мне боль, и видеть мои мучения? — жестко говорила я, заглядывая ему в глаза. Дождь к это времени почти стих, но нечто подобное на туман превращало нашу одежду в сырую, и я дрожала не только от переизбытка адреналина. Ирвинг тут же отметил это и затолкал меня в мою машину совершенно без слов, и возмутительно спокойно. Я не успела опомниться, как он сел в свою машину и все что мне оставалось делать, так это следить за тем, что он уезжает. Или же нет?

Моя машина с одной стороны была заблокирована поручнями дороги, чтобы машины не съезжали на берег, и неожиданно, следя за Ирвингом, я вдруг оказалась так же заперта с другой стороны его машиной. Наши авто словно образовало знак Инь-Янь. Его дверца раскрылась, чуть не задевая мою, и тем самым отрезая мне путь к тому, чтобы я могла ее закрыть от него.

— Вот теперь мы поговорим, — угрожающе спокойно объявил Ирвинг, свешивая свои ноги в образовавшуюся «комнатку» между дверьми. Я даже не стала смотреть на него. А потянулась за одеялом на заднем сидении, чтобы укутаться.

— Я так не думаю, — с мрачным хохотком сказала я, — я видела все, что мне было нужно, и услышала то, что должна была. Мне о большем и знать то не хочется. Единственное что я хотела бы услышать, как ты называешь меня дурой, смеешься надо мной, как раньше. И укатываешь прочь. Это должно послужить для меня уроком.

Ирвинг помолчал, прежде чем снова заговорить.

— Все сказала? Так вот, я сожалею, что не слушал тебя, когда ты говорила о Кейт — ты была права. Но она не подстраивала ничего, да и ничего не было. Я объяснял ей, что давно уже люблю тебя, и извиняюсь, что возможно в некоторой степени использовал ее. Вот и все.

— И ты с ней не спал!? — не удержалась я, хотя мне не хотелось с ним говорить. Во мне вдруг проснулась, какая-то странная жесткость — я даже почти не обижалась, мне просто очень хотелось, послать его к чертям собачьим, и сделать ему что-то назло.

— С чего ты это взяла? — терпеливо спросил он.

Я стрельнула в него глазами — вот ни фига себе — на лице не следа раскаяния, он даже не считает, что произошло что-то такое, из-за чего стоило устраивать скандал.

— Наверное, мне сказала твоя невинная Кейт, а ты как думаешь?!!

Лицо Ирвинга так комично вытянулось, что я не удержалась от злобного хохота.

— Что, все еще думаешь, что Кейт не могла ничего подстроить?!

— Так ты мне веришь, что между нами ничего не было?

— Не знаю… — хмуро отозвалась я. Правда была в том, что по своей сути Ирвинг не лгал мне никогда, и если бы он мне изменил, то рассказал бы об этом, понимая, что заденет меня так еще больше. Ему нравились такие жестокие игры, хотя при этом он страдал бы не меньше меня.

— Тогда поверь, я никогда не спал с Кейт…я за всю свою жизнь занимался любовью лишь с двумя девушками, и вторая находиться здесь.

Я посмотрела на Ирвинга, со всей недоверчивостью, которая была у меня в душе, и которая скопилась за все то время, что я знала Ирвинга.

— Знаешь, не смеши меня. Ты Ирвинг Етвуд, покоритель женских сердец, утверждаешь мне, что у тебя было лишь два партнера?

— Да, и первой девушкой, с которой я занялся сексом, мы встречались несколько месяцев, хотя она была старше меня. Ты была второй…хотя я бы сказал первой, потому что я лишь тебя одну люблю.

— О, да! — прыснула я, понимая, что вся моя смелость это просто отголоски стресса. В данный момент, когда мне было многое по фигу, я могла говорить и насмехаться над его словами, просто потому что я видела, как он держал в своих руках Кейт и потому что совсем недавно, я смотрела на берег моря, сверху, чуть ли не как птица. — Самая любимая. Из твоих уст это прозвучало очень романтично, но ведь таким все это не было. Не так ли?

— Я знаю, наконец, в чем суть твоего поведения, — отозвался он, тихо и в то же время достаточно громко, чтобы я могла слышать. Я посмотрела на него, подавляя подкатывающую тошноту. — Ты ведь все еще не можешь простить меня. Не так ли? За то, что наши отношения не были похожи на нормальные.

Я сидела в своей машине, и мне было плохо, но хуже всего были те ощущения, которые поднимал во мне Ирвинг. Да, большая часть моей злости была именно по этой причине, наконец-то озвученной Ирвингом. Но не вся злость. Сегодня процентов 30 были по вине Кейт, и того, как себя вел Ирвинг. А все остальное было связано с его молчанием.

— Да, — я твердо посмотрела на Ирвинга не боясь сознаваться в этом, и не боясь быть злопамятной, — я все еще не могу простить тебе этого. Но ты ведь и не помогаешь мне. Ты не говоришь. И не объясняешь, словно все так и должно быть!

— Ты уверена, что хочешь все услышать и понять? — несколько сардонически улыбаясь, спросил Ирвинг, и мне эта его улыбка не понравилась, словно она меня предупреждала, что все сказанное ним мне не понравиться.

Как давно я ждала этого, и теперь на некоторое время было забыто все что я видела в школе, потому что я и так догадывалась, что он мне не изменял, да и я все еще не могла отойти от того что случилось на дороге. Ирвинг просто не мог представить как мне это необходимо, приоткрыть завесу страданий, пусть даже все окажется не самым приятным образом обнажено. Правда иногда не бывает прекрасной, пусть она и ведет к счастью.

— Ну хорошо… — лицо Ирвинга стало мрачным, и в то же время на нем обозначился стыд и некое подобие удовольствия. — С чего ты хочешь, чтобы я начал?

— Почему ты меня так ненавидел? — это был вопрос, который постоянно прожигал мой мозг, стоило мне вспомнить прошлый год. — Как так вышло? Что я сделала для этого?

Ирвинг смолк, и откинул голову назад, словно хотел собраться с силами, я же подобрав ноги, скрутилась на своем сидении. Правильно, что он не был в машине со мной. Именно это расстояние сейчас между нами, помогало мне слушать его. А не злиться. Время уже близилось к 6 часам, и солнце лишь собиралось постепенно опускаться к воде, но тучи, все еще грозовые едва-едва пропускали его теплые лучи. Местами вода отражала сияние падающих лучей, и это создавало странное ощущение того, что на самом деле сейчас не вечер, а рассвет. Чайки низко припадали к воде, потому что от теплого дождя и легкого шторма на самую поверхность воды повсплывали рыбешки. Воздух стал гуще, чем раньше и туман постепенно начал рассеиваться, как и то подобие дождя, что окутывало нас перед этим. Солоноватый на вкус запах моря, ставал все сильнее, как и запах водорослей, что я бы вряд ли его выдержала, но теперь мои мысли были заняты кое-чем другим. Я вглядывалась в полутемную фигуру Ирвинга в салоне его машины, и ждала, когда он снова поднимает свою голову и посмотрит на меня.

Вот, он тяжело вернулся в старое положение, но его глаза перестали быть мрачными, а стали несколько нахальными. Но я поняла, что так он набирался сил, чтобы сказать следующее:

— Я возненавидел тебя с первой секунды, как только увидел, потому что в этот же момент захотел. — Ирвинг тяжело дышал говоря это. И поднял бровь, следя за моей реакцией на его слова. — И в тот же миг мне так сильно захотелось жить… что я почти был рад, что родители умерли, а я смог тебя встретить. И поняв какой же я гад, что даже могу думать о таком, а особенно о тебе, я внезапно подумал, что и ты не лучше меня. Этот твой невинный вид, старые джинсы, и майка оголившая всего лишь на миг твой живот. Все это вместе заводило меня, и я уже не мог не хотеть тебя, или не ненавидеть тебя за это.

Я тяжело сглотнула, переваривая сказанное, и не совсем веря услышанным словам. Чтобы убедиться в том, что я все расслышала правильно, я переспросила:

— Ты возненавидел меня, потому что я тебе понравилась?

— Я жалок в твоих глазах, не так ли? Слаб? — лицо Ирвинга приняло виноватое и вызывающее выражение. — Теперь тебе ясны причины, по каким я не очень стремился все тебе рассказывать?