Ахают женщины, плачут дети, восторгаются подростки, а взрослые мужики в ужасе стоят и бездействуют. И я их понимаю, ведь сам сижу и просто смотрю на то, как она умирает. Медленно, с каждым рваным вздохом, короткая человеческая жизнь гаснет в какие-то миллисекунды.

— Господи, что с ней?

— Может, наркоша? Вы вызвали скорую?

— Да пусть сдохнет уже! Посмотрите на нее, это же ужас просто!

Посторонний шум достигает пика моего терпения в тот момент, когда Маша неожиданно замирает и перестает дышать. Мир будто замер, а лица вокруг слились в одну массу. Я чувствую прикосновение к плечу, и тот самый мужик в костюме выдыхает:

— Эй, с ней все в порядке?

— Геночка, отойди, вдруг она опасна! — возмущается его жена, и ее противный тонкий голосок, будто скрежет по стеклу, режет уши.

— Заткнитесь! — я ору до боли в связках и груди. Мое сознание разделяется на две части: одна наблюдает, вторая отвечает за моторику и действия.

Уложить на ровную поверхность, очистив ротовую полость пальцами, затем подложить что-нибудь под голову. Все эти действия выполняю чисто механически. Одна из маленьких девочек протягивает мне свой розовый рюкзак и смотрит внимательным взглядом, стоит мне рявкнуть стоящим людям, чтобы принесли что-нибудь подходящее.

В ее больших глазах читается страх, но смелости больше, чем у половины взрослых.

— Спасибо, — выдыхаю, хватая лямки мокрыми пальцами. Благо он почти пустой и легкий, но подходит идеально.

Я слышу, как звонят в скорую, запрокидывая немного Машкину голову и выдвигая ей нижнюю челюсть.

Щелкает в мозгу мысль: я не успею. Не смогу догнать ее, Маша где-то далеко впереди. Зову, кричу, но она меня не слышит и даже не оборачивается.

Один вдох через пять толчков.

Не умирай. Не у меня на руках. Нашла время и место. Сама же меня звала придурком, который не ценит людей. Серьезно, что ли? Потом на небесном суде стыдно будет. Буду на могилу к тебе ходить и плевать в твою фотографию.

Дура, идиотка, кретинка.

Кто делает выбор в пользу смерти? Ненавижу тебя, эгоистка Маша. Мне потом с этим жить, а у меня в душе и так целое кладбище.

С моих волос капли падают на бледную кожу, разбиваясь на мелкие частички. В ту секунду, когда Маша делает вдох, я будто отмираю. Звуки возвращаются, рядом уже не я один в темноте, а с десяток-другой тех, кто помогает. Трясут ее, не дают вновь заснуть. Укрывают одеждой, и мне на плечо тоже падает плед. Незнакомая женщина укутывает меня, а позади нее стоит та самая девочка с розовым рюкзаком.

— Сейчас приедут врачи. Не волнуйся, — шепчет она в ухо, поглаживая мои волосы.

Меня знобит, трясет так, что зубы стучат друг об друга. Ледяными пальцами сжимаю мягкую ткань и сквозь мутную влагу на глазах наблюдаю за бегущей бригадой скорой помощи. Я с трудом поднимаюсь на ноги, и плед падает к ногам. В панике никто не замечает моего ухода, все заняты пострадавшей. Мне же нужно уйти, сбежать подальше, потому что с осознанием произошедшего возвращается паника и накатывает старая добрая истерика, от которой меня бросает из края в край. Ноги сами переходят на бег в сторону выхода из парка, спеша быстрее покинуть чертово место.

Проносятся мимо деревья и люди, затем звуки улицы сваливаются на голову. В ушах долбит, звенит, а от взглядов в свою сторону просто бегу к дому Тима. Изнутри что-то поднимается на волю: черное и опасное, чем можно насмерть захлебнуться. Грязная липкая жижа из воспоминаний, затаенной боли, обид — именно с ней я пробегаю на красный, игнорируя звуки клаксонов и возмущенные вопли водителей. А затем пересекаю улицу, добравшись до точки исхода.

Кто-то внутри меня жмет кнопку «Пуск». Я вижу Тимура Волкова прямо на лавочке во дворе его дома подле какой-то длинноногой девицы, чью руку он сжимает с щенячьим восторгом.

— Ой! — вздыхает блондинка, дернувшись, стоит мне подойти ближе. Волков оборачивается, делая круглые глаза и ошарашенно осматривает меня, выдыхая:

— Ник? Ты откуда? Я забыл про собрание? На улице был дождь?

Сто десять вопросов за минуту, пока сам он подрывается и хватает меня за плечо. Он вздрагивает, ощутив мою дрожь, и невольно сглатывает, снова повторяя вопрос:

— Никит? Все нормально? Ты прости, я на твой звонок не ответил, занят был. Еще Машка названивала опять с какой-то фигней. Послал ее, бесит просто… — нервно проводит по волосам, а рядом его белобрысая клуша выдает:

— Тимочка, кто это?

— Где ты был? — вылетают слова на одном дыхании. Тимур замирает, хлопая глазами, и ежится от моего пронзительного взгляда. Я знаю, что ты там читаешь, падла. Пока ты гулял и веселился, у меня все изнутри вывернуло наизнанку.

Счастлив? Доволен? Хочу стереть твое виноватое выражение с лица одним ударом, тварь. Ведь это ты должен был ее спасать. И быть с ней рядом, как обещал и клялся на собрании, становясь куратором.

— Ну, я…

— Где. Ты. Был? — цежу сквозь зубы, наступая на испуганного приятеля, пока он отходит и поднимает руки, отводя взор. Его девчонка взвизгивает снова, грозя вызвать полицию.

— Оленька, тише! Ник, слушай, я правда потерял счет времени, — бормочет Волков, упираясь в эту самую лавочку, где еще пару минут назад безмятежно ворковал с возлюбленной.

— Знаешь, что такое куратор, Тима? — шиплю так тихо, чеканя каждое слово и заставляя его содрогаться. — Это значит «ответственность». Знаешь такое слово?

— Не понимаю, о чем ты…

Мой кулак врезается в его челюсть. Боль возвращается с новой силой, распространяясь по жилам и венам до сердца, схватывая его в тиски. Тим падает на землю, а я наваливаюсь сверху, хватая его за футболку и ударяя затылком о твердую землю. Хочу ему череп раскроить на части и заглянуть в пустоту в нем.

— Она просила помощи, урод! Ты должен был ее защищать! Она тебе звонила, а ты, сука, забил?! — я кричал на него, глядя в затуманенные глаза и залитое кровью лицо.

Просто убью эту мразь своими руками, дабы неповадно было. Меня топит в собственном гневе, я не реагирую на угрозы полицией и хриплые оправдания в ответ, произнесенные разбитыми губами Волкова. Кости ему переломаю, шею сверну, возможно, тогда это давящее чувство отпустит мою разодранную истерзанную душу.

— Никита!

Еще удар, сломать ему нос и челюсть выбить. Пусть жрет через трубочку, ушлепок.

— Никита!!

Задушить, разорвать в клочки и увидеть, как прольется эта мерзкая кроваво-красная кровь по земле.

— Никита, отпусти его. Услышь меня, очнись.

Я вздрагиваю, и меня с ног до головы окутывает цветочный запах. Мелкий щенок хватается за мою штанину зубами, рыча и перебирая лапками землю. Непонятно, кого он защищает. Придурка подо мной, себя или свою хозяйку, которая сейчас обнимает меня со спины, и ее рассыпавшиеся полотном волосы накрывают нас обоих. Я тяжело дышу, обхватывая чужие запястья и сжимаю до красноты с синяками. Моргаю, пытаясь сбить красную пелену со слезами с глаз, пока Тим скулит от боли.

— Все хорошо, Никит, все хорошо, — шепчет тихий хриплый голос мне в ухо, а я цепляюсь за нее, как утопающий за спасательный круг. — Сделай глубокий вдох, давай.

Закрываю на мгновение глаза и выдыхаю остатки угасающей ярости. Задаю один единственный вопрос, и на него уходят последние силы:

— Блажена?

Глава 11 

Никогда не видел такого изобилия бабского чтива вблизи. От пар в удивительных позах разной степени «раздетости» хочется расхохотаться в голос и одновременно покрутить пальцем у виска. Тут вам и рыцари, и пираты, и лорды, и графы, а полочкой выше обитают маги, драконы да всякая нечисть.

Вся квартира Блажена набита этой макулатурой. Пока я от шкафа к шкафу путешествую взглядом по цветным корешкам, она гремит на кухне мисками для собаки и заваривает кофе.

— Тебе с сахаром или просто черный? — слышу ее голос и невольно вздрагиваю, чуть не выронив книжку с пикантным названием «Искусное соблазнение». Пока девчонка терпеливо ждет ответа, а ее пес хмуро косится в мою сторону, я открываю страницу и принимаюсь читать.

— С коньяком, — отзываюсь, уже на первых предложениях начиная тихо смеяться.

— Гав! — возмущается щенок, приподнимаясь на своих коротких толстых лапах и недовольно прижимая уши к голове.

Эта полудворовая овчарка странного бело-серого окраса решительно настроена отчитать меня за столь фривольное обращение с имуществом его хозяйки. Но мне как-то все равно. Я только книжкой трясу, прекрасно зная, что ни роста, ни сил у песика нет, и ехидно улыбаюсь, зачитывая:

— «Она слишком много времени провела с Нейтаном, его великолепное, сильное тело слишком часто притягивало ее взгляд. В первый раз, увидев его в трюме полуобнаженным, она, сама того не сознавая, оказалась во власти древнего как мир волшебства, имя которому — влечение…» — дочитать мне не дала Блажена, не вовремя появившаяся в гостиной.

В каждой руке она держала кружку с дымящимся ароматным напитком, комично застыв в пороге и недоуменно наклонив голову. Я прижал к груди книгу, закатил глаза и, вспомнив все уроки актерского мастерства, которое преподавали мне репетиторы, нанятые отцом, выдохнул:

— Не думал, что именно это ваше местечко так притягательно. Оказывается, я ошибался. Удержаться от поцелуя просто невозможно!

Прозвучало еще глупее, чем написано в книге. Щенок заскулил, пряча морду в лапах, а Блажена тихонько фыркнула и вошла в комнату, задрав нос.

— Переигрываешь. Нейтан Тремейн из тебя ужасный, — пафосно заявила, ставя кружки на столик рядом с большим мягким плюшевым диваном и садясь на него, одновременно махнув на меня рукой. — В такие моменты ведешь себя как типичный пацан.

— Ты эту ерунду вообще читала или это запасы твоей бабушки? Нет, серьезно. Это же деградация человеческого сознания. Нельзя искренне верить, что мужчины, тем более пираты, несут такую чушь, — хмыкаю я, отбрасывая книжку на полку и закрывая дверцу.

— Конечно, читала, я люблю такие книжки. Они греют мою тонкую девичью натуру романтика. Чего пристал? Тремейн был аристократом, а уж потом стал пиратом! — возмущается Солнцева, едва не подпрыгивая на месте.

— Ой, да, это в корне все меняет. Уверен, его каменная булава в ее прекрасном чехле…

— Какой же ты дурак.

Мы молчим и просто пьем кофе, больше ничего друг другу не говоря. С момента на улице до прихода в квартиру Блажены, куда она меня увела от Тимура и его истеричной подружки, прошло не так уж много времени. Может минут тридцать от силы.

Разбитые костяшки ноют, царапины и даже синяки от ударов Маши уже отчетливо видны на коже там, куда она успела дотянуться. Блажена ничего о них не говорит, только встает, а затем уходит, возвращаясь с белой коробочкой в руках. Ее ловкие длинные пальцы открывают крышку, достают антисептик и кусок ваты. Пока я, затаив дыхание, наблюдаю за ее манипуляциями, Солнцева невозмутимо обрабатывает мне руки, будто ничего ужасного перед собой не видит. Лишь вздрагивает немного, замечая многочисленные белесые шрамы на коже.

— Я наркоман, — вдруг выдаю, ожидая хоть какой-то реакции.

Не знаю, зачем это говорю. Видимо, хочется посмотреть, будет ли она так же спокойна, когда поймет, кто перед ней. Но Солнцева только поднимает взгляд и щурится, прижимая ватку с антисептиком чуть сильнее к глубокой царапине, задавая мне вопрос:

— И что?

— Хорошие девочки наркоманов домой не тащат, — отвечаю язвительно, вкладывая максимум яда в свои слова. — И незнакомых парней тоже. Так, знаешь ли, происходят убийства и изнасилования. Живые люди — это не Тристаны Тремейны из книжек про любовь.

— Нейтан, — поправляет она невозмутимо, чуть улыбаясь краешком губ. — И вряд ли ты бы стал меня насиловать и убивать. Весовая категория не та, — шутит она, смеясь сама над собой.

Я хочу услышать боль, но ее нет. Ничто в Блажене не выдает в ней забитую девчонку, которая комплексует из-за своей внешности. Скорее, она просто принимает как данность и не ищет себе оправданий. Даже сейчас она просто сидит, выдерживая каждый удар по самолюбию, пока я развлекаюсь шутками за двести на тему веса.

— Да, точно. Задавишь меня еще в процессе. Это же как мамонта завалить.

Солнце за окном постепенно скрывается за горизонтом. Я уже опоздал на встречу, и Рома наверняка носится с собаками по всей Москве, а полицейские караулят у моего дома по заявлению Волкова. Но я сижу в этой двухкомнатной халупе с дешевыми бумажными обоями в цветочек, с линолеумом вместо паркета и унылым общим видом, и мне не хочется никуда выходить. Возможно, дело в том, что за день случилось слишком многое и моя нервная система просто отключилась. Или присутствие Блажены имеет особые свойства.