Яна Мелевич - Разрушающие себя

— Какого черта?!

— Нельзя смеяться над кем-то, — фыркнула Солнцева и скрестила руки на груди. — Люди, может, и не самые лучшие создания на планете. Но они по-своему прекрасны. Как весь мир. Нельзя смотреть лишь на одну сторону медали.

Я потер ушибленный лоб. Сделал вид, будто задумался над ее словами, после чего вновь подошел и наклонился к Блажене, проговорив:

— Ты, безусловно, права, но…

Чем ближе я был, тем сильнее она отклонялась. Во взгляде появился испуг, смешанный с еще десятком эмоций. Это было забавно. В конце концов расстояние между нами стало совсем минимальным, отчего я практически ощущал ее дыхание на своей коже.

— Не делай так, — пискнула Солнцева, схватившись одной рукой за мое плечо и попытавшись оттолкнуть. — Это неправильно.

— Почему? Могла бы воспользоваться ситуацией. Я же нравлюсь тебе, — поинтересовался я вдруг, но не сдвинулся с места. Наоборот, уперся ладонями в спинку лавочки позади Блажены, не давая ей возможности сбежать.

Не знаю, для чего мне это было нужно. И кому я что пытался доказать. Было любопытно, насколько сильны ее убеждения. Готова ли будет пожертвовать своими принципами ради своего комфорта. Сумеет выстоять против соблазна, если дать ей в руки возможность исполнения мечты? Я опустил ресницы, разглядывая лицо Блажены, пытаясь уловить изменение в выражении лица. Оно исказилось неуверенностью и страданием. Вот оно. Все люди хотят быть счастливыми. Никому не чужда зависть и обиды. Даже таким святошам.

— Знаешь, ты ничем не отличаешься от других. Просто хочешь верить, что чуточку лучше, и возможно, кто-то тебя за это полюбит. Смешно, но так не бывает. Никому ты не нужна такая хорошая и добрая. Поверь, — прошептал я издевательски. Блажена молчала, опустив голову. Перестала отталкивать меня, не смотрела на меня, будто пыталась переварить все сказанное мною и понять смысл слов.

А потом заплакала. Просто всхлипнула громко, пряча лицо в ладонях и разревелась. Будто я ударил ее наотмашь, причинив невероятную боль. Непроизвольно отскочив от нее, ошарашенно посмотрел на плачущую Солнцеву. Она вся сжалась, словно пытаясь исчезнуть, стать незаметнее.

— Прекрати, — выдохнул я, внезапно испугавшись сам и зарываясь пальцами в волосы. Не знал, что предпринять, поэтому пытался привести в чувство. — Слышишь? Прекращай реветь.

Мне всегда казалось странным: зачем люди плачут? Никакое горе слезы не исправят. Только испортится внешность да выйдет лишняя влага. И сочувствовать слезливым личностям я тоже не умел. В одну из наших редких встреч Маша сказала, что я — бесчувственный козел. Во всяком случае, таким казался всем вокруг. В принципе, можно было с ней согласиться. Эмпатия — не моя сильная сторона. Я предпочитал говорить людям то, что думаю о них, часто очень неприятные вещи. Прямо и без обиняков. Так проще жить, да и окружение очень помогает почистить.

Но одно дело — проворачивать подобное с незнакомыми, и совсем другое — с теми, кто этого не заслужил. Сейчас я пытался самоутвердиться за счет Блажены. Убедиться в своих словах, получить желаемый результат: разбитую и униженную личность. И что самое ужасное, так любили делать все члены моей чертовой семейки.

Не зря говорят: яблоко от яблони недалеко падает.

«Люди любят унижение. Оно позволяет им ощутить себя жертвой и дарует возможность для культивации своих страхов. Это их подсознательное желание. Ты тоже такой, Никита».

Обхватив себя руками, я прикрыл глаза, ощущая холод гораздо сильнее прежнего. Ничего не поменялось во мне. Можно сколько угодно убеждать себя, словно я — другой. Однако правда все равно выходит на поверхность. Никита Воронцов никогда не станет нормальным членом общества. Всегда, для себя и других, я останусь нежеланным сыном, нелюбимым ребенком, жалким парнем с дурной кровью и сумасшедшими родственничками.

Рассмеялся громко, ощущая тошнотворную горечь на языке. Какие отношения, Господи? Я же все испорчу. Этому моя семья меня научила отлично.

— Прости, я не должна была, — всхлипнула Блажена, утирая слезы и качая головой. — Дура такая. Просто иногда ты перегибаешь.

Бублик сел у ее ног, тихо заскулив и трогая грязной лапой ботинок. Солнцева наклонилась, подхватывая его на руки. Уткнулась носом во влажную шерсть, прижимая к себе пса.

— Мне надо идти, — я отступил от них, внезапно теряясь в пространстве и не зная, куда бежать. — Не хотел, правда. Вызовешь такси, деньги потом скину.

— Что? — она удивленно распахнула глаза, едва успев подняться и придерживая собаку. — Подожди, ты куда?

Я бежал от нее и себя, не разбирая дороги. Несколько раз запнулся о какие-то камни. Затем чуть не рухнул носом прямо в лужу, споткнувшись о растущую корягу. В конце концов свернул непонятно куда, оказавшись где-то посреди парка совершенно один. Вокруг был один лесной массив. Между деревьями шумел осенний ветер, раскачивая ветки.

Ботинки увязли в грязи. Точно такой же, какую я сейчас ощущал внутри себя самого.

Чувство вины — мерзкая штука. Она грызет изнутри, точно мышь картонку. Коснувшись шершавой коры, сжал пальцы в кулак и ударил по стволу, сдирая кожу с костяшек. Несколько раз, пока рука не начала кровоточить, а от боли кисть онемела. Ощущение безысходности давило, грозя окончательно поглотить с головой в этот омут отчаяния.

У меня ничего не получается. Ни жить нормально, ни справляться с самим собой. Когда я принимал таблетки, ничего подобного не было. Мне не нужно было ни о чем думать. Главной целью в жизни были именно они.

Обхватив голову руками, повернулся и оперся спиной о ствол, медленно сползая по нему на влажную землю. Закрыв глаза, будто пытался спрятаться. Совсем как Блажена некоторое время назад. Не знаю, сколько времени я так просидел.

— Неужели правда веришь, будто можно сбежать от нас?

Этот голос я бы узнал даже спустя годы. Приторно-сладкий аромат духов и тихий смех, пробирающий до самых костей. Мне не хотелось смотреть, но непроизвольно поднял голову, глядя на улыбающуюся Лену. Она ничуть не изменилась. Смерть не превратила ее в чудовище. Наоборот, она по-прежнему была красива, ухожена и казалась совершенно реальной.

Хотя ведь мой ум знал — это галлюцинация. Сон. Игра подсознания, не более. Ведь в обезображенное лицо этой твари я лично смотрел в морге. Жаль, плюнуть не решился.

— Исчезни, — проговорил я, пытаясь подняться. Тело плохо слушалось, поэтому бросил эти попытки и мрачно посмотрел на призрак своей тетки. — Пошла туда, откуда вылезла.

— А я разве куда-то уходила? — промурлыкала Лена, склоняясь ко мне. — Всегда была рядом. Как обещала.

— Мне не нужны твои обещания. И ты не нужна.

— Почему? Мы с тобой связаны, Никки. Вспомни, разве нам было плохо вместе?

Я сцепил зубы, пытаясь привести себя в чувство. Мотал головой в надежде разогнать туман из сознания. Надеялся, что если очнусь, то моя галлюцинация исчезнет. Или хотя бы замолчит ненадолго. Но чем больше сопротивлялся, тем сильнее ощущал Ленино присутствие.

— Прекрати отрицать очевидное. Наша связь нерушима, — в очередной раз рассмеялась тетка. Дошло до того, что я слышал стук ее каблуков. Хотя это невозможно, ведь вокруг была мягкая земля и сплошная грязь.

— Не стану тебя слушать. Ты мною больше не управляешь.

— Уверен?

— Уйди, — прорычал я, закрывая уши и глаза. Ни видеть, ни слышать ее — мое самое большое желание. — Убирайся.

Раз за разом повторял точно мантру эти слова. Прижимал ладони все сильнее, по-прежнему ощущая присутствие тетки возле себя. Она будто въелась всем своим существом мне в кожу. Хотелось разорвать себя, вывернуться наизнанку и выковырять эту дрянь из себя.

— Уходи, оставь меня в покое! — заорал я, когда кто-то коснулся моего плеча. Дернувшись, схватил чье-то запястье, сжимая его с силой и распахнул глаза, мысленно приготовившись увидеть лицо Лены.

— Господи, ты меня напугал, — выдохнула Блажена, дрогнув под моим взглядом. — Эй, все хорошо.

Она осторожно подошла ближе, будто опасаясь моих дальнейших действий.

— Тут никого нет, кроме нас. Если хочешь, я уйду, — проговорила Солнцева, стараясь не делать резких движений.

Надоедливый щенок крутился рядом, постоянно пытаясь встать на задние лапы и передними опереться об кого-нибудь. Тяжело дыша, я посмотрел в начале на него, затем вновь на Блажену. С трудом поднялся, продолжая удерживать ее.

— Ой, твоя рука. Что случилось? — она переключила свое внимание на мои травмы, однако я не дал их рассмотреть.

Потянул за руку, крепко обнял, утыкаясь носом ей в волосы. Медленно приходил в себя, стараясь дышать ровнее и не давая страху вновь захватить мое подсознание. Это был просто сон. Очень дурной сон, который заставил меня вновь пережить неприятные мгновения.

В чем-то Гриша прав. Ничего никуда не делось.

— Никита? — Блажена неуверенно сжала пальцами мою куртку, обнимая в ответ.

— Просто… постой так. Ладно? — хрипло попросил я.

— Все будет хорошо, Никит. Я обещаю.

Я слушал ее тихие слова и молча продолжал сжимать в своих объятиях. Очередная попытка сбежать от суровой реальности провалилась в хлам. Посмотрев вперед, я увидел Лену. Она насмешливо махнула мне рукой, а после исчезла, стоило моргнуть пару раз.

Однако я понимал, что она все еще здесь.

Всегда будет, куда бы ни отправился. И ничто этого не изменит.

«Я ненавижу свое тело. Тру мочалкой до красноты кожу. Но все равно чувствую его прикосновения. Он давно мертв, а я по-прежнему не могу нормально спать и просыпаюсь от любого шороха», — на том конце всхлипнули. Сглотнув, дрожащей рукой я потянулся к стаканчику кофе, едва не опрокинув его и залив клавиатуру.

— Ольга, вы обращались к психотерапевту с вашей проблемой? — слышу голос Дианы в наушниках и пытаюсь дышать. Она знает, что я сейчас чувствую. Жертвы, пережившие физическое насилие, в чем-то схожи.

«Мне страшно кому-то рассказывать. Я даже не назвала своего настоящего имени. Просто боюсь, что если буду дальше молчать, то попросту сойду с ума», — ответила слушательница.

— Вам нужна помощь, — с трудом выдавил я из себя слова, сжимая край стола. — Вы не справитесь с этим в одиночку.

«Вы знаете, каково это?! Каждый день просыпаться с болью и испытывать отвращение к тому, что существуешь? Мой муж не понимает. А я не способна дать ответы на его вопросы. Если я не могу довериться близкому человеку, как смогу говорить с чужим? Меня не понимает даже собственная мать. Говорит, что я маюсь дурью и давно пора все забыть», — в ее голосе сотни и тысячи эмоций. И каждую я могу разобрать на составляющие.

Гнев, обида, непонимание, боль, ненависть, страдания — все это сосредоточено в одном человеке, получившем психологическую травму. Здоровые люди считают, будто разговоры по душам и чашечка кофе способны излечить от депрессии. Куда им понять тех, кто пережил изнасилование?

«Не могу иногда касаться мужа. Ничего не испытываю в моменты его нежности, а он обижается. Думает, я его не люблю».

Мы причиняем боль близким.

«Я неправильная, грязная, испачканная. Чувствую себя просто ужасно».

Мы ненавидим себя.

«Наш брак трещит по швам. Мне кажется, я не достойна счастья. Не заслужила его».

И разрушаем все вокруг.

— Ольга, после этого разговора с вами свяжется наш администратор. Он даст вам необходимые контакты. Вы должны понять одно: вы ни в чем не виноваты, — Диана говорит медленно, и я прикрываю глаза, втягивая носом воздух. Сердце колотится,э как бешеное. Начинаю шарить по столу в поисках заветной пачки и случайно опрокидываю стаканчик. Коричневая жидкость заливает всю поверхность, отчего приходиться вскочить, сняв поспешно наушники.

— Никита, все в порядке? — спустя минуту стучит Диана в дверь, пока я в панике стираю остатки кофе со стола кем-то забытой вязаной кофточкой. Отвратительное коричневое пятно навсегда портит дорогую вещь. Плевать. Пусть выставят счет, оплачу и забуду.

— Нормально, просто кофе пролил, — стараюсь говорить как можно небрежнее. Будто каждый день таким занимаюсь.

— Ладно.

Выдыхаю, когда слышу ее отдаляющиеся шаги. Осторожно наклоняюсь, увидев знакомую упаковку на полу. Видимо, уронил впопыхах, пока бегал туда-сюда в поиске тряпки. Поднимаю, разглядывая красные полосы поперек белого фона на коробке таблеток. Аккуратно достаю блистер и на всякий случай кошусь на дверь, ведущую в студию, где сидит Ди.

Всего одна таблетка. Совсем немного. Мне просто нужно успокоиться.

Горьковатый привкус на языке исчезает за горечью кофейных зерен. Остатки дешевого напитка из автомата не самый лучший способ запивать барбитураты, но ничего другого под рукой нет. И мне становится легче чисто от осознания того, что я принял спасительное лекарство.