Северов давал Диане последние наставления: теплое питье, принимать лекарства, обязательно обратиться к лечащему врачу, никаких прогулок по вечерам в одном платье. Даже если очень хочется. Он не понимал, сколь оказался близок к правде. Мы с Загорской переглянулись. Рассеянно присев на самый край кровати, я коснулся ее руки, переплетая наши пальцы.

Что он там сказал? Риск развития пневмонии?

— Никита, можно с тобой поговорить? — голос Ильи показался мне чересчур резким. Мгновенно все беспокойство сменило раздражение, которое я выразил одним взглядом. Вот только Северов на него внимания не обратил. Просто подхватил свою сумку и вышел из спальни.

— Сейчас вернусь, — выдохнул я, коснувшись губами волос Дианы. — Слышала? Теперь придется соблюдать режим.

Она только устало улыбнулась, накачанная под завязку лекарствами.

— Что случилось?

— Ты принимаешь?

Вопрос Ильи прозвучал точно гром среди ясного неба. Сам Северов медленно собирал свои вещи, надевал ботинки, стряхивал влажные капли от растаявшего снега с воротника своей дубленки. Пока я переваривал его слова, он преспокойно оделся, подхватывая свой врачебный чемоданчик стального цвета. Хотя скорее это была сумка. Рома говорил, что Илья всегда возил с собой такую вот аптечку. Независимо, работал ли сегодня или был выходной.

— Не понимаю, о чем ты, — волнение переросло в явственное беспокойство.

Паника накрыла с головой, однако внешне я старался выглядеть спокойным. Только пальцы, до этого почти не ощущающие жжения и липкости от кофе, вдруг стали сильно чесаться. Несколько раз потер я кожу, затем дернулся под внимательным взором Ильи. Не мог понять, что в его голове. Это бесило. Очень.

— Правда? — как можно равнодушнее потянул Северов, отставляя чемодан на тумбу в коридоре и подходя ко мне ближе. Нас разделяло всего несколько сантиметров свободного пространства. Я затаил дыхание, не выдержав его внимательно взгляда и нервно одернув рукав своего свитера.

Пальцы тряслись, зуд появился по всему телу от нервного перенапряжения. Словно кто-то внутри нажал на пружину, но забыл отпустить. Мышцы на лице дернулась, а я попытался отшатнуться, когда Илья схватил меня за руку и крепко обхватил пальцами запястье.

— Не принимаешь?! — прошипел он неожиданно зло, задирая рукав. — Я дурак, по-твоему?

Меж бесконечных белесых шрамов, оставшихся с детства, были видны покраснения. Небольшая сыпь, появившаяся совсем недавно. Вначале я списал ее на аллергическую реакцию. Мой затуманенный мозг никак не мог уловить связь между барбитуратами и этими странными небольшими язвочками.

— Раздражительность, сыпь, отечность, тремор конечностей, — перечислил Северов, крепче сжимая моя запястье, отчего браслет вдавило в кожу. Кончиками пальцев он осторожно провел по руке, вызывая волну злости.

— Отпусти меня! — рявкнул я с такой силой, поддавшись панике. От неожиданности Илья отступил, давая мне возможность выдохнуть.

— Никита, это не шутки! У тебя опять началась зависимость. Как давно ты принимаешь? — нахмурился он. Проведя рукой по волосам, я выдохнул, указывая на дверь:

— Пошел вон.

— Гриша сейчас в отпуске, но ты ведь ходишь к другому психотерапевту. Или давай положим тебя в клинику.

— Вон отсюда! Убирайся! — заорал я яростно, едва не брызгая слюной и готовый броситься на него точно зверь.

Не нужно было быть семи пядей во лбу: как только Илья переступит порог, он поднимет на уши всех, кого только можно. Сюда примчится Рома, за ним Аня, целая делегация будет уговаривать меня снова начать лечение. Как будто они не понимают, насколько все бесполезно.

— Никита? — слабый голос Дианы послышался из комнаты.

Это заставило мой разум немного проясниться. Илья уже был на пороге, куда я его подталкивал с силой. Тяжело дыша, сжал его куртку и посмотрел в глаза. Он осторожно коснулся моего плеча, стискивая до боли в мышцах.

— На себя плевать, о ней подумал? — тихо проговорил мне. — Я знаю это чувство, видел таких, как ты, десятки раз. Просто позволь помочь тебе.

— Ничего мне не нужно. Я не принимаю, оставь свою больную фантазию при себе, — прошипел я, выталкивая его из квартиры и захлопывая дверь.

Прислонившись спиной к двери, сполз по ней на пол, закрывая лицо ладонями. Вся жизнь катилась в Ад. Казалось, будто я стою у самого края обваливающейся земли и жду, когда очередь дойдет до меня. Почувствовав на коже влагу, я стер соленые капли и тихо рассмеялся, качая головой. Принялся раскачиваться из стороны в стороны, обняв себя.

— Ник? Все хорошо?

Она такая бледная и уставшая. В последние недели было тяжело. Бесконечные проверки, сдача отчетности, подписание договоров — это отнимало у Дианы много сил. Передачу я вел теперь один, иногда со мной в паре была Наташа, которая при случае старалась со мной лишний раз не пересекаться. Мне все труднее давалось сочувствие. Я едва мог воспринимать разговоры по душам, пару раз чуть не сорвавшись. Да так, что нашему администратору пришлось отключать звонок. Дела в галерее и вовсе свалились на Рому. От них я открещивался при любой удобной возможности, воспользовавшись подготовкой к длинной праздничной неделе и их с Аней будущим отпуском, которого Сташенко очень ждал. Настолько, что мало обращал внимания на все вокруг.

Влюбленные люди — идиоты.

Похер, все равно их все ненавижу. Они просто ждут повода, чтобы языками почесать в курилке и поныть при случае. Бесят, как они меня все бесят.

— Почему кричал? Илья сказал что-то плохое? — я крепко обнимаю ее, не давая шанса задать еще пару провокационных вопросов, на которые у меня не будет ответа. Диана не дура, она видела, что со мной происходило что-то странное. Иногда задавала вопросы невпопад, не всегда я умел выкрутиться.

Похоже, край нас ждал двоих. И только я тянул Загорскую за собой, держа крепко за руку.

— Все хорошо. Просто поспорили, — выдохнул я, поглаживая по спине и убаюкивая. Крамольная мысль пробралась в подсознание ядовитой змейкой. Как вовремя Диана заболела! Под влиянием усталости и простуды принимала на веру все, что я ей говорил.

— Ты не против, если я съезжу на свою квартиру?

— Надолго? Надо еще елку нарядить, а я совсем никакая. Тоже мне, Новый год. Все просплю к чертям собачьим, — сонно проговорила она, прикрывая глаза.

— Ты и не заметишь, — улыбнулся я, несмотря на слезы, и старался не шмыгнуть носом, прижимая почти уснувшую Диану к себе. — Спи, тебе нужно отдыхать.

— Угу…

Мне надо было отпустить ее. Не тянуть за собой в пропасть, которая ждала впереди. Такие, как я, никогда не меняются. В чем-то была истина слов Лены: Воронцовы всегда остаются собой. Нельзя отменить собственную генетику.

Уже в спальне, накрывая Диану одеялом я услышал тихое:

— Люблю тебя.

Я открыл рот, чтобы ответить, но чертовы слова застряли в горле. Даже этого не могу сказать. Такой слабак. Лишь крепко сжал руку, словно прощаясь, и поднялся на ноги. Уже набирая знакомый номер, услышал хриплый голос на том конце.

— Аптекарь* на проводе.

— Барби* две упаковки к вечеру. Достанешь? — спросил я, пытаясь удержать дрожащими пальцами сигарету, которую достал из пачки. Сунул ее в рот, хватая с полки свою зимнюю куртку, и обулся, несколько раз покачнувшись на месте.

Блядь, я просто развалина.

— Барбитура* халявная закончилась, проверка идет. Только по бумаге* отписать могу, но придется на прием записаться. Или банкиру* позвонить, он достанет, но тариф будет двойной.

С Костей меня судьба свела случайно. Для молодого специалиста, работающего за копейки, продажа таблеток и бланков была отличным подспорьем. Не самый лучший заработок в мире, однако все крутились, как умели.

— Звони, мне сегодня надо. Деньги не проблема, — выдохнул я вместе с дымом, выходя из квартиры Дианы.

— Ок, через полтора часа маякну. Будь на связи.


Справочная информация*:

Аптекарь — 1) медицинский работник распространяющий наркотики, 2) умеющий изготавливать наркотики.

Барби — таблетки-барбитураты.

Барбитура — наркотические лекарственные препараты.

Банкир — распространитель наркотиков.

Бумага — бланк с рецептом.

Глава 34 

Я проигнорировал первые три звонка Ромы. Следом была Аня, потом Лера, Тимур, Маша, Стас, Кирилл и еще с десяток людей, с которыми меня так или иначе связала зависимость. На кухне тихо тикают часы, а я продолжаю отклонять настойчивые беззвучные вызовы.

Задолбали. Бесите.

— Раз уж ты здесь, поможешь мне елку поставить, — Блажена рыщет по ящикам в поисках заменителя сахара.

В последнее время у нее какая-то мания. Насмотрелась на инстаграмных моделей, начиталась умных статей и записалась к диетологу. Жует морковь, готовит пироги с тестом из рисовой муки. Совершенно ненужная для меня информация, но она почему-то засела в моей голове. Я отпиваю немного кофе, пытаясь заглушить шум в ушах.

Сколько я выпил таблеток? Три? Пять?

Приехал сюда. Зная, что никто не станет искать меня здесь. Они толком Солнцеву не знают, кроме Дианы. Видели пару раз, но никаких контактов я им не давал. Надеюсь, у Ильи ума хватит не звонить ей. Незачем без того беспокоить ее. Достаточно того, что она вынуждена нянчится со мной.

У моих ног крутится ее собака. Пес заметно подрос, причем не только в холке, но и вширь. Переминаясь с лапы на лапу, эта помесь уличного приблудыша и овчарки тычется в меня мокрым носом. Смотрит жалобно, будто его неделю не кормили. Бросаю кусок сыра с бутерброда, все равно в горло ничего не лезет. Бублик подхватывает на лету еду и быстро убегает под строгим взором возмущенной Блажены.

— Никита! Ты зачем его кормишь? У него без того перевес, — возмущенно пыхтит она, упирая руки в бока.

— Что ты делаешь? — интересуюсь я, отвлекая от воплей. Голова звенит, хочется лечь на что-нибудь и никогда не подниматься. Тошнит, все чешется, отчего я незаметно потираю руки под колючим свитером. Ненавижу. С каких пор ангорка стала такой неприятной на теле? Качество, что ли, сменили.

— Готовлю полезный обед, — недоуменно приподнимает бровь Блажена, размазывая белую массу творожного сыра по куску темного хлеба, а за ним что-то зеленое. Мерзкое такое, напоминает детские испражнения.

— Из говна и веток?

— Это авокадо с творожным сыром. Очень вкусно, между прочим, — обижается она, с тоской глядя в сторону пачки копченого бекона. Ну да. Это мне и гостям. А ей нельзя, у нее там диета, режим, правильное питание.

— Ты сошла с ума, — бессвязно говорю, пытаясь уловить в путаном подсознании хотя бы цепочку здравого смысла этого разговора.

Мы уже тут два часа болтаем ни о чем. И не только я это понимаю. По глазам Солнцевой видно, что она поддерживает эту видимость дружеской беседы чисто из энтузиазма. У самой немой вопрос в каждом слове слышится, даже ощущается в жестах, которыми Блажена сопровождает свои слова.

Мерное тиканье невероятно раздражает, как и шум когтей по полу, издаваемый собакой. В этой квартире я ощущаю себя лишним. Не знаю, какими неведомыми дорогами меня занесло в гости. Мы не виделись с Солнцевой почти месяц, не перезванивались, приют я не навещал. Наигрался в добрячка, лишь оформив процент отчислений туда со своего личного банковского счета. Шагая по темным улицам Москвы, я почти не думал о том, что Блажены попросту может не оказаться дома. Мне нужно было где-то спрятаться, куда-то сбежать, найти место.

«Только не пей все сразу. Барби чистые, не паль, но мощные. Чуть больше хапнешь, кони двинешь и не встанешь. Мне такие клиенты нужны. Ты платишь», — вспомнились слова дилера. Он смотрел сквозь меня стеклянным взглядом, то и дело трогая свои заклеенные пластырем пальцы.

Два чертовых блистера обошлись мне в крупную сумму, которую я мог бы потратить на что-то полезное. Вот только не сделал этого. Запивая белые капсулы колой, я с равнодушием смотрел на окружающих, сидя на лавочке.

«Ого, какой большой. Мне? Точно мне?» — молчаливый вопрос в огромных глазах Василисы.

Да, зайка, тебе.

Огромный белый медведь в руках маленькой девочки смотрелся инородно. Другие дети в приюте смотрели с завистью до момента, пока не подъехал грузовик с игрушками. Никогда еще они не видели столько ярких цветных коробок с большими праздничными бантами. Сегодня первая партия, а потом еще одна на тридцать первое декабря. У меня праздника нет, но детям-то он важен.

— Ты прощаешься? Больше не придешь, да? — этот вопрос я услышал от Феди.

До того как купить чертовы таблетки, я расписался в накладной за баснословно потраченную сумму на организацию этого жеста доброй воли. Вот так я успокоил свою совесть перед покупкой таблеток — за сумму, равную зарплате среднестатистического офис-менеджера в регионе. В тот момент, когда Федор хмуро посмотрел на меня, он будто все знал заранее и страшно это осуждал.