- Не надо, - тихим голосом разгоняет рой мыслей Рома, тяжело вздыхая.

- Что именно? – поддаюсь вперед, придерживая тлеющую сигарету.

- Прекрати так делать. Вот это все: хамство и наплевательское отношение. Ты просто боишься – признай это.

А я признаю, Ром. Еще как. Мне страшно просыпаться по утрам, я вздрагиваю от звонка смартфона. Из аптечки выкинул все таблетки, даже банальный парацетамол, и забиваюсь в угол собственной комнаты с наступлением ночи. Мне мерещатся призраки, а от тоски хочется выть.

Я набирал номер Ди раз сто, но ни разу не решился позвонить. Хотел услышать ее голос по радио вчера ночью, но вместо Дианы была Наташа, которая раздавала советы звонящим направо и налево. Мне казалось, будто там, в больнице, у меня есть все. Но выйдя за пределы опостылевших стен - ничего не осталось. Дурацкие записки по-прежнему лежать в тумбочке вместе с горой ненужных журналов. Их я забрал с собой вместе с пожеланием персонала никогда не возвращаться в отделение.

Рома уходит после обеда. Не добившись вразумительных ответов и обещаний. На все попытки уговорить дойти до центра – киваю головой и подталкиваю его в спину. Иди, иди в свою идеальную жизнь с Анечкой. Поженитесь, заведите парочку спиногрызов и будь счастливы, аминь. А мне оставь самокопание, мы с ним почти нашли общий язык.

Закрыв дверь, устало сползаю по ней. Сил почти не осталось, не могу даже заставить себя подняться. Хочется лечь прямо тут, посреди коридора и подохнуть. Депрессия подъезжала вместе с шизофренией в компании Лены. Она молча улыбается, стоя надо мной.

- Ну, давай, говори, - вздыхаю я, протягивая ей руку. – Чего там по плану? Моральные унижения? Или мне сразу начать с физического воздействия?

Я смотрю на себя другого: маленький мальчик с всколоченными волосами, испуганно смотрит куда-то мимо меня, стоя в окружении родни. Воронцовы рядом с ним, незримой тенью нависают над несчастным пятилеткой, кровожадно ухмыляясь и готовясь устроить очередной марафон издевательств. Я редко вижу себя таким, прошлым. Скорее в минуты полного отчаяния смотрю на того, кем никогда не был – ребенком, у которого есть семья.

Обхватив колени, прячу лицо и начинаю смеяться. Плечи подрагивают, слезы катятся из глаз. Без таблеток болит каждая клетка, а меня будто выворачивает наизнанку. Желание забыться все сильнее подталкивает схватить телефон и набрать треклятый номер дилера. Всего один звонок – буду свободен от всех этих мыслей. Причем я настолько погрузился в бездну бесконечных метаний, что не сразу услышал знакомую мелодию.

Опять. Кто-то вновь пытается до меня дозвониться. Не буду брать трубку, просто подожду, пока им надоест.

Настойчивые звонки продолжаются. Я срываюсь с места внезапно, неожиданно для себя самого. Успеваю пересчитать все углы, задеть плечом косяк, прежде чем хватаю смартфон со стола на кухне, и в недоумении смотрю на незнакомые цифры. Осторожно коснувшись пальцем экрана, я поднес динамик к уху динамик.

- Вас приветствует банк… - бросив звонок, я кинул смартфон на стол и потянулся к пачке сигарет.

Рекламные звонки с бесконечными акциями. Даже если умру, они будут доставать меня предложениями взять кредит. Надо же, а я уже грешным делом подумал, что еще кому-то нужен.

- Раскатал губу. Всех метлой разогнал, теперь пожинай последствия, - выдохнул я, сминая пустую пачку и бросая ее точно в дохлый кактус. Такой же иссохший, как его хозяин.

От желания закурить появился зуд на пальцах. Никто ко мне не придет, не позвонит. Можно без опаски спуститься на улицу и дойти до ближайшего магазина, закупившись новым блоком. Собственный дом вдруг начал давить морально, словно вокруг стены грозили вот-вот обрушиться мне на голову.

Спешно привел себя в божеский вид, откопав в шкафу чистую одежду и с рудом надел ботинки, выбегая из квартиры не застегнув куртку. Дрожащими пальцами попытался попасть ключом в замочную скважину. Перед глазами все плыло, паника охватила тело и затуманила разум, стоило только перешагнуть безопасный порог. Быстрее, быстрее, почему эти хреновы штуки не работают?

- Да блядь! – выдохнул, уронив связки на бетонный пол лестничной клетки.

- Долго мне пришлось ждать.

Я замер, не успев наклониться. Разум отказывался верить, что это не галлюцинация моего воспаленного мозга. Паническая атака какую только хрень не творит с человеком. Только Гриша, сидящий на ступеньках никуда не делся. Он с удобством устроился, вытянув ноги и не обращая на меня никакого внимания.

- Что ты тут делаешь? – голос дрогнул, стоило повернуться к моему бывшему психотерапевту.

Он почти не изменился за это время. Разве что прибавилось седины на висках да немного похудел, пока мы не виделись. Рома говорил, у него там что-то с женой не ладилось.

- Тебя жду, - ответил Соболев, похлопав по ступеньке рядом с собой. – Неделя была продуктивной? Углы в квартире пересчитал?

Убью Рому. Задушу своими руками за длинный язык и несдержанность. И судя по всему, Гриша мои мысли понял, потому что улыбнулся, хмыкая громко.

- Я о твоей выписке узнал раньше остальных. Заведующий отделением токсикологии – мой хороший знакомый.

- Чего еда такая паршивая была?

- Мне тебе еще пребывание в стационаре облегчить? – иронично спросил Соболев, поднимая на ноги и оттряхивая брюки от пыли. Сунув руку в карман своего темного пуховика, он достал пачку жвачки, заботливо протягивая ее мне и приподнял брови.

- Нет, спасибо, - отозвался я, мотнув головой. Паника отступила, давая свободу очередной порции неприятных эмоций. От обиды до злости все разом. Значит, все знали и всем было глубоко похер. Потрясающе.

- А остальным не захотелось составить тебе компанию у моей двери? – язвительно поинтересовался я, на всякий случай оглядываясь по сторонам. За соседской дверью стояла тишина. Кажется, мои соседи умотали в отпуск на несколько недель.

- Хотелось, - сказал Гриша, заставляя вздрогнуть. – Только я запретил.

- Почему?

Ладно, держу себя в руках. И морду ему набить за самовольство совсем не хочу. Плевать, что сам избегал встреч, уж психотерапевт точно не имел никакого морального права кому-то что-то запрещать!

- Потому что с вероятностью девяносто девять и девять десятых процента через неделю мы вновь увидим твое имя среди пациентов токсикологии, - обманчиво спокойным тоном ответил Соболев. Я задохнулся, сжимая кулак и прислоняясь плечом к двери, ибо ноги с трудом держали.

- Или еще хуже: мы все дружно возрыдаем над твоим бренным телом после очередной передозировки.

- Я не… - начал было, но заткнулся, увидев его взгляд.

- Что? Не хочешь выпить спасительную таблетку? – он дернул головой, будто подстегивая меня к ответу. – Давай же, ответь. Через сколько дней ты пополнил бы ряды наркоманов, Никита?

Я не знаю, что ему сказать. Несколько минут назад в моей голове появилась идея, точно загорелась лампочка с надписью: «Следующий». Память услужливо подкидывала нужные цифры, оставалось только набрать их и назвать достаточную сумму для оплаты нескольких часов блаженного спокойствия. Гриша это знал, понимал четко, ясно, не давая мне шансов увильнуть.

- Ты выкопал себе приличный кратер с проблемами и рухнул туда с головой, - убирая жвачку обратно в карман, Соболев даже не достал пастилку. Он шагнул ближе, дотронувшись до моего плеча, чуть сжимая пальцы.

- Давай, парень. Пора выбираться обратно. Тебя многие ждут, а особенно она. Не заставляй ее ждать слишком долго.

Я втянул носом воздух, опуская голову и всхлипывая в ответ, не способный сказать хоть что-то в свое оправдание. Да оно и не нужно было. Похлопав меня по спине, Гриша добавил:

- Мы начнем все заново, Никит. Не нужно бояться. Лучше просто жить.

Глава 39 

Тяжело просить прощения, но еще сложнее простить себя. За то, что ты не такой, что не можешь жить полноценной жизнью, как другие люди. Страшно встать перед зеркалом, глядя на собственное отражение, и признаться себе: мне нужна помощь.

Никто не предупреждает о том, что начинать терапию заново еще сложнее, чем в первый раз. Каждое утро ты встаешь с мыслью и желанием бросить все к чертовой матери. «Оно не работает, я так больше не могу», — хотелось кричать в безликую толпу вокруг.

Гриша предупреждал об этом. Он не давал ни гарантий, ни сроков, просто обещал быть рядом. Ежедневно с самого утра мы встречались в парке: бег по тропе, присыпанной снегом, затем разминка и разговоры в кафе ни о чем. Это казалось легко, но очень часто я сидел, не способный сформулировать даже простое предложение о погоде. Просто нечего было сказать, мыслей в голове не водилось. Я смотрел в окно на прохожих, вдыхая ароматы свежезаваренного кофе, и крутил в руках стаканчик, пока Соболев ждал.

В начале были беседы о зиме. Февраль в этом году морозный, метели обрушились на столицу, а по новостям грозили красным предупреждением о циклоне. После они плавно перешли на обсуждение жизни. Нравится снег? Нет? Почему?

Потому что холодно, и город напоминает унылое кладбище, разбавленное яркими пятнами призраков, что отчаянно цеплялись за земной мир. Вокруг все мертвое: ни насекомых, ни зелени. Хмурые лица, усталые взгляды. Не люблю зиму — она наводит тоску.

«Любовь — это эгоизм. И я — эгоистка. Однажды увидев красивого парня в клубе, не смогла пройти мимо. Среди десятков незнакомых людей он стоял в одиночестве и не знал, куда податься. В тот вечер я шагнула к нему, нарушив собственные обещания».

В первый раз я заговорил в конце февраля. Рассказал Грише очередной сон с мальчиком, который бежал по длинному коридору и никак не мог найти выход. Ребенок спотыкался, падал, разбивая коленки в кровь. Поднимался, снова спешил вперед, боясь оглянуться. Ведь там, в темноте, прятались страшные чудовища. Они щелкали острыми зубами, готовые схватить свою маленькую жертву, дабы разорвать на части.

«Наша любовь разрушительна. Слишком много боли, страха между нами. И хотя я давно разучилась бояться за себя, то с ним все иначе. Мне очень страшно, что он больше не станет прежним, не выберется из болота прошлого, которое тянет его на самое дно».

Мои видения и кошмары неизменно сопровождали меня. Слишком крепко засели в голове, чтобы можно было так легко вытравить их без таблеток. Часто я хотел нарушить все свои обещания. Позвонить нужным людям, достать из блистера пару спасительных капсул и забыть обо всем. В такие моменты было тяжелее всего. Одинокими ночами, прячась под одеялом и стараясь не слушать издевательский смех вокруг, втыкал в ухо наушники. Ровно на один час из положенных семи на сон мир просто исчезал для меня.

«Как ты там? Занят? Устал? Я все еще жду тебя».

Я не видел Диану, но слышал голос каждую ночь. Он не спасал меня от ужасов заточения в плену собственного разума, не лечил психически, но давал моральное облегчение. Я все еще кому-то нужен. Для кого-то значу больше, чем мог себе представить. И это давало мне надежду и опору для того, чтобы стараться больше, карабкаться выше из той ямы, куда я загнал сам себя.

Любовью нельзя вылечить депрессию, ею не спастись от шизофрении и наркомании. Но она может стать одним из мотиваторов для того, чтобы стараться. Она учит ценить себя, любить жизнь, помогает заметить людей вокруг, которые готовы протянуть тебе руку.

— Я решила завести блог, — Маша пьет кофе, сидя рядом со мной на скамье перед дверьми центра реабилитации.

Мы только вышли с собрания, первого за последние два месяца для меня. А для Городецкой прошло полгода. Она немного поправила здоровье и стала лучше выглядеть. Ногти стали ухоженными, волосы больше не напоминали жженую солому. Маша коротко обстригла их и, кажется, была очень довольно своим новым образом. Я задумчиво поднял глаза к небу, жмурясь от ярких лучей солнца. Март в этом году тоже не задался с первых дней, но лучше, чем ветра в феврале.

— И о чем? — спросил ее без интереса, прекрасно зная, что не обидится. Она вообще за последние пару-тройку месяцев перестала на что-либо обижаться. Постигла дзен — так это называется.

— О вкусной еде и здоровом питании!

Я с сомнением смотрю на сигарету в ее руке и кофе из автомата, где от известного напитка только название. Затем громко хмыкаю, невольно толкнув ее в бок легком.

— Подожди-ка, разве не ты сегодня рассказывала, как спалила жареные яйца, уснув за чтением книги?

Ладно, ладно, глупая шутка. Маша поначалу пытается меня ударить, а после начинает хихикать ни с того, ни с сего. И вот мы уже вместе смеемся над этой ситуацией. Дверь с грохотом открывается и на улицу выходит Тимур, недовольно поправляющий ворот куртки. В зубах электронная сигарета, в руке — смартфон. Он останавливается, видит нас и недоуменно приподнимает брови.