— Знаю, — тихо отвечаю я, в наступившей тишине между нами с Блаженой пиная камень.

— И очень тебя любит, — в ее голосе легкая грусть, но гораздо больше беспокойства. Удивительная эта Солнцева. Я ведь знаю, что у нее тоже есть чувства и она их совсем не прячет. Но не пытается навязать, живет с ними дальше.

— Да, любит, — выдыхаю шумно и прикрываю глаза. — И я люблю, очень. Только мне страшно, потому что времени мало. Слишком много просрано впустую в борьбе с самим собой.

Рядом скалится Леночка. Правда, уже без деда, где-то старый мудак потерялся. У нее отобрали право голоса, но она по-прежнему имеет влияние на меня. Как сказал Гриша: некоторые связи не так-то просто разорвать и на терапию нужно время.

Блажена встает передо мной, дергая за рукав, и я смотрю на нее с удивлением на ее улыбку. Чему Солнцева так радуется?

— Плевать, сколько осталось, — хмыкает эта чудо-девчонка. — Важнее жить, чем страдать и тосковать. И у меня есть отличная идея.

Глава 41 

С Егором поговорить не получилось. Брат Дианы не то что разговаривать, он даже на пушечный выстрел меня не желал подпускать к старшей сестре. Пришлось действовать обходным путем и, выбрав день отсутствия Загорского, я отправился к его жене Кате. Ко мне она относилась чуточку лучше. Хотя, увидев на пороге, явно не обрадовалась.

— Погоди, — я остановил помрачневшую Катерину, собравшуюся хлопнуть дверью перед моим носом.

— Ты попросил выслушать — я выслушала. На твой вопрос ответ — нет, — жестко произнесла она, вновь пытаясь захлопнуть дверь в квартиру. Напирать сейчас — это заставить ее испугаться еще больше. Без того Катя не очень охотно отвечала мне, и пришлось буквально уговаривать по домофону, беззастенчиво используя Блажену.

— Послушайте, Екатерина, — мягко начала Солнцева, посмотрев на меня быстрым взглядом. Оно и понятно, терпение у меня не железное. Могу огрызнуться и сделать хуже. — Никита всего лишь хочет все исправить.

— Как? — холодно поинтересовалась супруга Егора, мазнув по мне неприязненным взглядом.

— Можно ли исправить то, что он натворил? Ты хоть знаешь, чего стоило Ди твое пребывание в стационаре? Да она все бросила и бегала туда, пока ты кочевряжился, отказывая во встречах всем! И было бы ради кого стараться — наркоман обычный, — прошипела Катя, каждым словом разбивая без того хрупкую защиту, которую я воздвиг вокруг себя после лечения.

Захотелось вновь принять таблетки. Успокоиться, привести себя в норму. Паника подступала из ниоткуда, пытаясь захватить все мое существо, и я даже сжал крепко пальцы в замок, вдыхая носом, выдыхая ртом. Один вдох, второй — все ради видимой поддержки баланса, хотя это от Кати не укрылось.

— Послушайте, вы же ничего не знаете, — возмутилась Блажена, но я положил ладонь ей на плечо, чуть сжав его. Солнцева удивленно замолчала и повернула ко мне голову.

— Подожди внизу. Ладно? — попросил я, продолжая смотреть на мрачную Катю.

— Я не останусь с тобой наедине, — отрезала жена Егора, собираясь закрыть дверь.

— Хорошо, — упрямо ответил я, кивнув на это заявление. — Тогда я буду разговаривать с тобой через стенку. Или подожду Егора. Мне в общем-то все равно, но отсюда точно не уберусь в ближайшее время.

Хрена лысого они от меня этого дождутся. Загорская засомневалась, и стоило Блажене двинуться в сторону лестницы — хлопнула дверью. Она сдержала свое слово, только я тоже упрямый. Устроился прямо на бетонном полу, подстелив под себя утепленную кожаную куртку и прикурив сигарету. Солнцева хотела было позвонить в дверь Кати, однако я мотнул головой.

— Иди, — выдохнул вместе с дымом, разглядывая крашеные в мятный цвет стены. — Все хорошо.

— Точно? — засомневалась Солнцева, на что я улыбнулся.

— Да, передай Бублику привет. Скажи, что я соскучился.

На меня посмотрели, как на дурака. Покрутив пальцем у виска, Блажена покачала головой и спустилась вниз, оставляя меня одного. В принципе, заняться было чем. Согласовать кучу приказов и договоров по электронной почте, поковыряться в банковском приложении, отписаться в чатах ребятам из центра и не только. Иконка с присланным сообщением от Наташи Погребняк высветилась в списке контактов. Открыв окошечко, я усмехнулся.

Ну да, кто бы сомневался. Смайлик в виде среднего пальца на просьбу о помощи. Чего можно ждать еще?

Ник Воронцов: «Я серьезно».

Ната Погребняк: «И я повторяю: пошел ты, козел».

Ник Воронцов: «А если очень вежливо попрошу?»

По словам Гриши: «Вежливость покоряет города». С ней у меня всегда были сложные отношения — почти что как у супругов при дележке имущества во время бракоразводного процесса. Вы друг друга ненавидите, но телек отдавать «этой скотине» жаль. Я в своей жизни просил лишь несколько раз. В детстве, умоляя маму успокоиться, потом деда пару раз, а после уже перестал. Бесполезно, когда тебя не слышат. Даже Лену никогда и ни о чем не упрашивал. Неважно, как больно, плохо и тошно мне было — да лучше сдохну, чем скажу «пожалуйста».

В случае с Дианой все было иначе. Ее я любил, по-настоящему, сильно. Мне было трудно переступить через себя, сложно сформулировать всем известную фразу и еще тяжелее умолять. Однако ради того, чтобы хотя бы немного исправить ситуацию, можно постараться.

Ната Погребняк: «О да, не смеши, урод. Ты хрен "спасибо" скажешь, а тут надо постараться! Десять букв из себя выдавить».

Нет, такие вопросы в текстовых сообщениях не решают. Я нажал значок звонка, слушая некоторое время гудки, затем осторожный голос Наташи на том конце:

— Да?

— Пожалуйста, — выдавил я из себя, заставляя свою коллегу замолчать удивленно. — Пожалуйста, Наташ. Помоги мне. Очень тебя прошу.

Шуршание на том конце заставило затаить дыхание. Если и она бросит трубку, придется туго. Не то чтобы план нельзя будет исполнить без помощи. Только хотелось сделать по-человечески, дабы Диана оценила, порадовалась. Может, это не исправило бы все, не замолило мои грехи, не помогло вернуть ей утраченное здоровье. Но оно сделало бы ее чуточку счастливее, а большего мне не нужно.

— Ты умираешь, что ли? — задала вопрос Наташа, и я не удержался от сдавленного смешка. Внутри сдавило грудную клетку, заставляя слезы подступить к глазам. Совсем размазней стал, хотя Гриша утверждал, что так выходят все подавленные эмоции.

— Я бы рад, только жить мне и жить, — горько рассмеялся я в трубку, закусывая сжатый кулак.

— Воронцов, — вздохнула Наташка. — Ты странный, в курсе? Мы ведь беспокоились за тебя. Я несколько спрашивала Ди о тебе. Парни хотели прийти. Только нам запретили.

— Знаю, — выдохнул я, зажмуриваясь и ощущая влагу. — Я запретил, думал так будет проще. Ненавидел вас.

— За что?

— За мое прошлое, — прохрипел сдавленно, втягивая носом воздух. — Мне казалось, всем вокруг хочется перемыть кости. Никита Воронцов из семьи психопатов. Наркоман и отброс.

— Не поверишь, но всем насрать. Уж извини, ты тут не один такой. Каждую ночь названивает один псих круче другого. У всех проблемы, но дураки позлорадствуют, а нормальные — протянут руку помощи. Только надо научится говорить. Через рот.

Я хмыкнул громко. Знаю, это так. Мысли о предательстве и постоянно нарастающая паника — проблема моего подсознания. Незажившие раны, душевные метания и психические проблемы породили демонов, которые терзали мой разум. Я видел врагов везде, казалось, вокруг каждый желал зла. В каждом человеке находил черты, схожие с моей семьей. Будто они по-прежнему существуют в этом мире.

Сам их оживил и никак не давал умереть в собственной голове. Даже сейчас не получается до конца избавиться, хотя стараюсь.

— Во сколько тебе нужно?

Человечество имеет проблемы. Люди вокруг бывают разными: глупыми, наивными, странными и не очень. Однако в большинстве они сосуществуют отдельно друг от друга, сплачиваясь ради общей цели. Создание семьи, совершение подвига или помощь ближнему. Да, они не совершенны. Но среди них есть те, кто всегда придет на помощь.

Я почувствовал толчок позади себя. Оглянувшись, увидел Катино лицо и улыбнулся.

— Сразу после подкаста.

Диана очень хотела провести Новый год вместе со мной. Не только из-за праздника. Она немного верила в чудеса. «Как встретишь, так проведешь» — ее любимая присказка. И хотя в это я не верил ни разу, почему бы не пойти навстречу? Пусть даже тридцать первое декабря запоздало на несколько месяцев.

Наташа с ребятами свое черное дело провернули на ура. Уставшая, изрядно похудевшая и бледная Диана до последнего пыталась от них отбиться. Она уже выходила из лифта, стуча набойками своих высоких шпилек по мраморному полу радиостудии на первом этаже, а они все продолжали виться вокруг нее.

— Ребята, давайте завтра? Я очень устала, — выдохнула она, и у меня сжалось сердце от бесконечной тоски в тихом голосе.

Разглядывая ее у стойки охранника, я отметил множество внешних изменений, произошедших за время, что мы не виделись. Волосы отросли, но потускнели. Она держалась не очень уверенно, будто ноги едва держали. Уже не водит машину, боится садиться за руль — дрожат руки и периодически запинается на ровном месте. Часто простывает, долго болеет, а кашель не проходит с зимы.

Сколько осталось времени? Год? Два? Я забрал у нее так много, но ничего не дал взамен. Любовь — паршивая штука. Не стоило в меня влюбляться, Ди. Возможно, ты была бы счастливее и прожила дольше.

— Конечно, — улыбнулась Наташа, незаметно делая мне знать.

Загорская развернулась и успела сделать три шага, прежде чем увидела меня. Застыла на месте, словно не веря своим глазам. Ее длинные пальцы крепче сжали сумочку, пока ребята, перешептываясь, быстро побежали к выходу, крикнув несколько слов на прощание.

— Никита… — выдохнула Диана, неуверенно рассматривая меня. Словно я исчезну, точно Чеширский кот, оставив после себя угасающую улыбку в воздухе.

— Мы опаздываем, — голосом кролика из «Алисы в Стране чудес» проговорил я, показательно посмотрев на часы и притопнув.

В костюме неудобно, не представляю, как Рома каждый день таскается в пиджаке с галстуком на работу. Мне вот хватило пары часов — хочется застрелиться или повеситься на удавке. Но терплю, потому что антураж и все дела. Протягиваю руку, приглашая пойти за собой.

— Пойдем?

Словно в тумане Диана быстро спешит ко мне, ни разу не потеряв ориентир и не запнувшись. Кожа теплая, сухая на ощупь, когда я сжимаю ее пальцы. Кивнув улыбнувшемуся охраннику, тяну молчаливую Загорскую за собой на выход к парковке. Стоим стеклянным дверям раздвинуться — яркие огни салюта освещают небо разноцветными вспышками, словно сейчас Новогодний праздник. Диана застывает, жадно вглядываясь вверх и крепче сжимая мою руку. Она даже не слышит звуков подъезжающей кареты с тройкой лошадей.

Нет, все-таки ради этого добра стоило просидеть на лестничной площадке у квартиры Дианиного брата. Попробуй договорись за несколько часов оформить праздник и атрибутику к нему с агентством. Хотя разориться все-таки пришлось.

— Катя? — улыбается Ди, поворачиваясь ко мне. Она встает напротив, не разжимая наших пальцев, заглядывая в глаза, словно пытаясь там что-то найти. — А Егор знает?

— Не думаю, что стоит травмировать психику твоего брата, — отшучиваюсь, расцепляя руки и обнимая ее, притягивая в объятия к себе. — Это, конечно, не Новый год, но я старался.

— Ты очень хорошо старался, — со слезами на глазах выдыхает она, прижимаясь ко мне. Коснувшись волос, вдыхаю аромат цветочных духов и закрываю на мгновение глаза.

Я все испортил между нами. Позволил собственным страхам управлять собой, разрушить нас до основания. И мне придется построить наши жизни заново, сколько бы времени на это ни осталось.

— Что бы ни случилось потом, я буду любить тебя, — прошептал тихо, надеясь, что она слышит. Мне повезло, Диана замерла, затем расслабилась и еще сильнее прижалась ко мне.

— Слишком мало времени, — с грустью констатировала она, цепляясь за мой пиджак. Ее накрывает удушающий кашель. Диана захлебывается им, пытаясь устоять на месте и судорожно хватаясь за меня пальцами из последних сил.

— Оно почти истекло, Никит. Не знаю, сколько еще смогу бороться, — ей трудно говорить, однако Ди очень старается. Коснувшись губами макушки Дианиной головы, я отвечаю, сглатывая ком в горле и закрывая глаза:

— Тогда давай делать это вдвоем, — ни ночная весенняя прохлада, ни надоевший костюм не могли сейчас испортить этот момент.

— Однажды тебе придется отпустить меня. Навсегда.

Знаю, да. Не хочу об этом думать. Оставить Диану в прошлом, которое всегда будет согревать мое сердце. Но не сейчас, не в ближайшем будущем. Кто знает, сколько мне понадобится времени, чтобы собрать себя после ее смерти. Пусть это будет потом. Не хочу прощаться ни сегодня, ни через год, ни через пять лет.