Отем Грей - Разрушение (ЛП)

Я прочистила горло, чтобы избавиться от застрявшего там комка.

— Только из-за того, что он называл тебя ублюдком, ты не становишься таковым, Ремингтон. Слова не определяют, кто ты есть. Ты выбрал свой путь и живешь своей жизнью. Я так горжусь тобой.

Он притянул меня к себе и крепко обнял. Я погрузилась в его объятья, улыбнулась и вдохнула запах его потного тела, радуясь, что он в безопасности.

Отстранившись, я обхватила его лицо ладонями. Его обеспокоенный взгляд встретился с моим, но за этим взглядом я видела сильного мужчину, с которым познакомилась.

— Ты человек, Ремингтон. Никто не ожидает, что ты справишься абсолютно со всем, — сказала я и его челюсть напряглась. Не знаю, что из того, что я сказала, он понял; он такой гордый мужчина.

Убедившись, что Адриан чем-то увлечен, я повела Ремингтона в нашу спальню, заперла дверь и направила его к кровати. Положив руки ему на бедра, я подняла голову и увидела, что его взгляд сосредоточен на моем лице. Стянула с него шорты, не отводя взгляда от его глаз, и почувствовала, как он задрожал, когда мои пальцы коснулись его горячей потной кожи.

— Что ты делаешь, ma belle? — спросил он хриплым голосом.

— Хочу кое-что прояснить, — повторила я его слова, сказанные мне недавно. Когда он был полностью обнажен, я сняла свою одежду, швырнув ее на пол, и обернулась к нему. Его твердый член уже гордо поднимался в боевой готовности. Положив руку ему на грудь, я толкнула его назад, и он упал на кровать. Затем забралась к нему на колени, оседлала его и постаралась сдержать улыбку. Ура новой Селене-соблазнительнице.

— Положи руки мне на бедра, — облизнув губы, он сделал, как я приказала, и поднял на меня темный и полный желания взгляд.

— Ты человек. Тебе можно испытывать боль. Даже плакать. Твой отец эгоистичный сукин сын, но ты, милый, ты исключительный мужчина, скрывающий под суровой внешностью большое сердце. Ты человек, Ремингтон.

Я приподнялась на коленях, направила его член к своей киске и затем посмотрела ему в глаза. Я наблюдала за ним, пока медленно опускалась на него, вбирая его в себя.

— Поделись со мной своими страхами, Ремингтон. Доверься мне и впусти меня. Я здесь, милый. Я здесь, чтобы подстраховать тебя.

Сказав это, я начала подниматься и опускаться, его сильные руки поднимали меня и опускали, помогая и направляя. Наши взгляды не отрывались друг от друга. Я почувствовала момент, когда он потерял контроль, потому что он убрал руки с моих бедер, сел и обхватил меня за плечи. Я обхватила ногами его талию, и он притянул меня к себе, зарывшись лицом мне в волосы. Его толчки стали более настойчивыми, а стоны более низкими.

Мы кончили одновременно, и это был взрыв, хотя и довольно спокойный, что было у нас впервые. Я держала Ремингтона, пока мы успокаивались, и чувствовала, что его тело трясет так, словно он сейчас развалится на куски. Я обняла его крепче, поглаживая рукой по спине. Он приглушенно всхлипывал мне в плечо, и казалось, что его сердце вырвали из груди. Он когда-нибудь делился с кем-то своей болью? Когда он в последний раз плакал, по-настоящему плакал?

Несмотря на то, что болезненные всхлипы проникали в меня, я рада, что он открылся мне и позволил увидеть себя с этой стороны. Я обожаю его за это еще больше.

Селена

Ремингтон уехал на два дня, но, хотя он и звонил всякий раз, как у него появлялась возможность, мы все равно скучали по нему. Состояние Калеба оставляло желать лучшего. Почки не реагировали на лечение, и доктора пытались найти другое решение. Поэтому Адель и Ремингтон сдали донорский тест на совместимость, и Ремингтон подошел в качестве донора.

Комнаты в замке хранили воспоминания о том, как он входит и выходит из них. Адриан тоже скучал по отцу, но Эрику без проблем удавалось отвлечь его. Меня поразило то, что Ремингтон доверяет мне настолько, что не побоялся оставить со мной своего ребенка. Мысленно я часто представляла Ремингтона ребенком, застрявшим в лифте, или видела, как его избивает отец.

За тридцать три года своей жизни он пережил так много, что мой жизненный опыт кажется насмешкой. Ремингтона так легко любить, а находясь рядом с ним, я понимаю, как меня выматывали попытки заставить Джеймса отвечать взаимностью на мою любовь, особенно в последние годы перед разводом.

Свернувшись калачиком в шезлонге в патио, я открыла блокнот и закрыла глаза, отбрасывая эти мысли прочь и воскрешая в памяти фотосессии. Что-нибудь сексуальное, например, будуарная сессия. Почему они такие чувственные?

Мысленно я пробежалась по воспоминаниям, и когда открыла глаза, начала рисовать, заполняя страницу за страницей различными набросками, пытаясь отразить как можно больше деталей. Позже я вернусь к ним и прорисую все детально.

Некоторые из них были ужасны, а некоторые, как я себе представляю, должны захватывать дух. Я была так увлечена своим занятием, что не сразу почуяла посторонний запах в воздухе... запах горящего дерева.

Я резко оторвала взгляд от блокнота, посмотрела по сторонам и почувствовала, как кровь отлила от лица. Дым поднимался над полями, начинающимися за пышным садом. Я вскочила с кресла, оглядываясь вокруг. Большинство рабочих, ухаживающих за полями, уже ушли домой.

И где, черт возьми, Адриан?

Сердце забилось в груди как сумасшедшее, когда я побежала по дорожкам, выкрикивая его имя. Несколько секунд спустя я услышала, как кто-то зовет меня. Развернулась и увидела, что ко мне бежит Эрик.

— Я увидел дым из своей комнаты, — сообщил он, взглядом быстро и тщательно осматривая огороженную территорию. — Когда ты видела его в последний раз?

Я указала на дорожку неподалеку от того места, где я сидела.

— Он был там, — как я могла упустить его из виду? — Давай разделимся и поищем его, — Эрик кивнул и мы разошлись, направившись в разные стороны.

Неожиданно в саду начала играть классическая музыка, громкая и пугающая. Я резко развернулась в поисках источника звука, но ничего не увидела. Сердце глухо билось с каждым аккордом, пот струился по вискам и спине.

Я знаю эту мелодию! Это «Танец Феи Драже» Чайковского. Из всех опер, «Щелкунчик» — моя любимая. Мне всегда нравился этот отрывок, но сейчас он звучит зловеще. Дым, кружащийся в воздухе, не улучшает ситуацию.

Адриан. Я очнулась от транса и рванула к домику на дереве, с трудом взобралась по деревянным ступенькам, но его там не оказалось. Отчаяние и дурнота скрутили живот, когда я бежала по дорожке, ведущей к стене, где пламя пожирало все на своем пути, будь то виноградная лоза или трава.

— Боже, пожалуйста. Пусть он будет в безопасности, — без устали бормотала я. Я сощурилась, когда вниз по щекам потекли слезы, вызванные дымом и ужасом. Он должен быть в безопасности. Уверенность подгоняла меня бежать вперед, я увернулась, когда огонь заревел, и в воздух взметнулись искры пламени.

Когда я завернула за угол, направляясь к маленькому прудику в восточной части сада, я услышала слабый вскрик. Я пробиралась сквозь дым, прижав рубашку к носу. Адриан пытался забраться глубже во что-то, что напоминало пещеру или альков.

— Благодарю тебя, Господи, — пробормотала я себе под нос, побежала к нему и низко нагнулась, чтобы не удариться головой о камни. Он свернулся калачиком, прижав ножки к груди. Его глаза округлились от страха. Лицо покрывала сажа, на щеках виднелись дорожки слез, а сам он весь дрожал от ужаса. Я пригнулась ниже, притянула его маленькое тельце к себе и мы выбрались оттуда.

Взяв на руки, я крепко прижала его к себе и, подавив рыдание, поцеловала в макушку.

— Теперь все хорошо, дорогой, — успокаивающе сказала я. — Ты в порядке?

Он кивнул, его нижняя губка задрожала. Музыка оборвалась так же резко, как и началась.

Святое дерьмо! Какого черта означала эта музыка?

К тому времени, когда мы вернулись домой, пожарные только подъезжали. Они быстро говорили по-французски и несколько секунд спустя поспешили через сад в поля. Наверное, Эрик вызвал их по мобильному.

Эрик выбежал из дверей. Как только он увидел мальчика, волнение и панику на его лице сменило облечение.

— Он в порядке? — спросил он, его взгляд прошелся по лицу и телу Адриана. Адриан захныкал и повернулся, чтобы спрятать личико у меня на груди.

— Похоже, что да, но нужно, чтобы его осмотрел врач, и проверил так ли это.

— Доктор уже ждет внутри. Пожарная бригада приехала, и сейчас они пытаются сделать все, чтобы огонь не распространился дальше, — он повернулся, чтобы провести нас в дом тем же путем, каким вышел, но замер, его взгляд сосредоточился на чем-то над моим плечом и он нахмурился.

— Что случилось? — спросила я, проследив за его взглядом. Мое сердце бешено застучало, когда я увидела букет красных ирисов, лежащий на одном из шезлонгов возле бассейна.

Эрик обошел вокруг нас и направился к бассейну. Затем вернулся обратно, держа в руках цветы. Письма не было, но мы понимали, кто прислал их. Оглянувшись вокруг напоследок, Эрик обхватил меня рукой за плечо и повел нас к дому.

Я постаралась отбросить мысли об этих цветах, чтобы сосредоточиться на Адриане, но это казалось невозможным. Черт. Что если тот, кто послал их, наблюдал за нами, пока мы беспорядочно носились в неразберихе, который он или она создал? Она работает в одиночку? Возможно, кто-то из работников замка замешан в этом. Все то время, что я здесь, я видела только одного человека внутри замка, мсье Лорена, винодела.

Но Ремингтон сказал, что семья Лоренов работает в поместье уже много лет. Зачем ему рисковать добрым именем своей семьи и разрушать их репутацию? Адриан снова захныкал, прерывая мои раздумья. Я посмотрела по сторонам и заметила мужчину со стетоскопом, свисающим с шеи. Мы с Эриком поспешили к нему, Эрик по-прежнему сжимал ужасные цветы в своих руках.

Как только доктор закончил осмотр, заверив нас, что Адриан в порядке и не успел наглотаться дыма, я понесла его наверх. Наполовину наполнила ванну водой, затем раздела мальчика и посадила его туда. Он отмокал в ванной до тех пор, пока его мышцы не расслабились.

— Пожалуйста, не оставляй меня, — попросил он на французском, его глаза стали огромными и их затопила паника, когда я отошла, чтобы взять полотенце.

— Я не оставлю тебя, малыш. Я здесь. Просто хотела взять это, — жестом я указала на полотенце. Он заговорил впервые, с того момента, как я нашла его съежившимся в алькове.

— Хочу папу, — прошептал он, когда я завернула его в полотенце и вынесла из ванной. Как раз тогда в комнату вошел Эрик, неся тарелку с сандвичами, стакан молока и апельсиновый сок. Все это он поставил на столик у окна и сообщил мне, что ему не удалось дозвониться до Ремингтона.

Полная катастрофа. Адриан заплакал. Все что я могла — укачивать его на руках. Он был безутешен. В итоге он уснул у меня на руках. Боже, еще ни разу в жизни я не чувствовала себя такой вымотанной. Беспомощной, напуганной и уставшей.

Уложив мальчика в кровать, я оставила Эрика присматривать за ним, а сама схватила шорты и футболку в нашей спальне и вернулась принять душ в комнате Адриана. Я вышла через пять минут. Как только Эрик ушел улаживать вопросы с полицией, я улеглась рядом с Адрианом. Я слишком волновалась и нервничала, чтобы съесть хоть что-нибудь.

Как теперь мы сможем спать спокойно в этом доме, зная, что кто-то может попасть внутрь или по-прежнему ошиваться поблизости?

Когда полиция уехала, Эрик запер двери и спустя час пришел наверх, чтобы сообщить мне, что ему так и не удалось дозвониться до Ремингтона, но он будет пытаться. Также Эрик сказал мне, что сообщил Жилю о произошедшем, и тот завтра прилетит в Прованс первым рейсом. Попросив Эрика сообщить мне, если Ремингтон позвонит, я положила свой телефон рядом с подушкой, чтобы услышать входящий звонок.

В этот раз Эрик выглядел уверенным, но мрачным. У него не было оружия, но как говорил Ремингтон, он очень хорош в рукопашном бое. С этой мыслью я попыталась набрать Ремингтона снова, но звонок переключился на голосовую почту. После нескольких попыток меня одолела усталость.

Ремингтон