Я думал, что мое самое мрачное время было тогда, когда я убил своего брата. У них заняло несколько месяцев, чтобы сломить меня. Час за часом я выдерживал пытки, чтобы продлить жизнь моего брата.

Но в конце концов я сделал то, что они сказали — не для того, чтобы доказать свою хладнокровность и послушание, а потому что смерть была лучшим выходом для него. Отмороженный, страдающий пневмонией, он превратился из живого умного мальчика в мешок грохочущих костей.

Я избавил его от страданий, надеясь, что кто-нибудь сделает то же самое для меня.

Но я бы пережил этот день снова и снова, чтобы избежать смерти Клары.

Она украла мое желание жить.

Она украла мою человечность.

Я больше не хотел бороться.

Я хотел превратиться в призрака и забыть.

Обо всем.



Я нуждался в том, чтобы причинить кому-нибудь боль.

Я нуждался в том, чтобы причинили боль мне.

Я нуждался в сладком спасении агонии.

Я нуждался в гребаной смерти.

В чем угодно. Я принял бы все что угодно, чтобы избавиться от повторяющегося ужаса в моей голове.

Она умерла.

Все кончено.

Она, черт побери, не исцелила меня. Она разрушила меня. Она взяла каждую хорошую часть, оставшуюся внутри, и забрала ее, когда испустила последний вздох.

Я не мог смотреть, как Зел разваливается на части, обнимая свою дочь. Я бы не смог выдержать невыносимую агонию, которую испытал бы, если бы попытался ее утешить.

Бл*дь, этот условный рефлекс!

Каждая часть меня гудела от неразберихи. Я хотел драться. Но также я хотел обнимать Хейзел и вытирать ее слезы. Я хотел убивать. Но также я хотел сгрести тело Клары в охапку и разделить свою жизнь с ней. Я хотел чуда. Я хотел, черт побери, быть свободным, чтобы я мог быть здесь ради женщины, которую любил.

«Но ты машина. Любовь и прикосновения не разрешаются». Они никогда, черт побери, не будут разрешены.

Так же сильно, как я хотел упасть на колени и обернуть руки вокруг двух самых важных людей в моей жизни, я не мог. Одно прикосновение, и я убью. Мой разум не был достаточно сильным, чтобы преодолеть мое внушение. И это разрывало меня на кусочки, забирало всю мою надежду, и я стремительно падал во тьму.

Убей. Разорви. Заставь истекать кровью. Уничтожь.

Гнев сжал мои мышцы, пока я не задрожал от потребности убивать. Я был рядом со смертью — это напоминало о моем прошлом и моей истинной личности.

Я схватился за голову. Я отказывался регрессировать. Я отказывался снова превращаться в Призрака.

— Моя овечка! — голос Клары возник у меня в голове, заставляя меня выть от моего большого горя. Она ушла. Она оставила меня. Она забрала весь мой прогресс, все мое счастье с собой.

Я был никем без нее. Никем.

Я пропустил стадию печали и погрузился прямо в ярость. Моя жизнь была гребаной шуткой. Наполненной несправедливостью и каждой лживой деталью. Снова и снова судьба играла со мной — предоставляя мне проблеск надежды, перед тем как разрушить все и оставить меня в отчаянии.

Я не мог перестать думать о Кларе. О ее потере сознания. Ее хрипах. Сладком невинном вкусе, когда я заставлял кислород вернуться в ее увядающие легкие.

Она разрушила мое сердце, смотря на меня с ужасом в глазах, умоляя помочь ей.

— Пожалуйста, Роан. — Голубые глаза Василия встретились с моими, наполненные слезами и страхом. — Мне так холодно, брат.

Воспоминание разрушилось, когда в моих ушах эхом отдавался звук того, как Клара кашляет и задыхается.

Она была яркостью в моей жизни, которой не хватало. Она плеснула в меня желтым и оранжевым, она превратила мою черную душу в переполох радуги. А сейчас ее свет ушел, снова оставив меня в темноте.

— Вот и все, агент Фокс. Ты знаешь, кто ты. Больше не борись с нами.

Хейзел.

После всего, что она дала мне, я не мог вернуться. Я не был достаточно сильным, чтобы пройти через шторм печали — я не мог быть там для нее.

Все, над чем я так упорно трудился, больше не имело значения. Какой был смысл, когда все хорошее, что было в моей жизни, ушло? Не имело значения, как сильно я пытался, я не мог исцелить болезнь или вернуть близкого человека к жизни.

Я не мог изменить прошлое, так же как не мог изменить будущее. Оно было выбито на камне, обрушено на мои кости, и я был обернут цепями, которые только начал сбрасывать.

— Кто такой Призрак, агент Фокс? — мой куратор стоял надо мной, меряя шагами мою комнату.

Я стиснул зубы. Я не хотел отвечать.

Он ударил меня, зарычав.

— Отвечай мне. Кто такой Призрак? Какая у него единственная цель?

Съежившись внутри, я ответил:

— Убивать.

— Убивать кого?

— Кого угодно, кого клиент захочет убить.

— И это делает тебя?

— Убийцей.

Мой куратор хлопнул руками передо мной.

— Верно, агент Фокс. Ты высококвалифицированный, узконаправленный убийца. Твоя жизнь — наша. Твоя единственная задача выполнять приказы от правительства, индивидуальные заказы от достаточно богатых людей, которые в состоянии оплатить эту услугу. Ты безжалостный. Ты беспощадный. Мы сделали тебя таким. Ты Призрак.

Условный рефлекс, от которого я так упорно бежал, вернулся. Я как будто скользнул в поношенную одежду, которая была все еще теплая с того момента, как я сбросил ее. Я ненавидел то, как легко было вернуться. Как моя борьба не имела значения. Они были правы. Они, черт побери, владели мной. Всегда. Всегда будут.

«Убей. Разорви. Заставь истекать кровью. Уничтожь».

Сильное желание убивать вернулось с удвоенной силой. Я ничего не мог сделать, чтобы предотвратить это. То, что я увидел, как умирала Клара, напомнило мне о цели. Моей единственной цели.

Мне нужно драться.

Мне нужна кровь.

Мне нужно убить.

Мне нужна жертва. Если я не убью и не приму наследие, я взорвусь на миллион частей, превратившись в дождь из крови и костей.

— Ты думал, что свободен?

Я посмотрел на стену в сырой яме, в которой провел последние два дня. Я пытался убежать как гребаная девчонка, но они поймали меня. Как, впрочем, и каждый раз.

— Ты знаешь, что отсюда нет выхода, Фокс. Чем раньше ты примешь это, тем легче будет твоя жизнь. — Он подкинул снег, валяющийся вокруг ямы, в результате чего тот опустился на мое замерзающее тело. — Скажи, что повинуешься и сможешь вернуться внутрь.

Мысль о тепле и еде почти сломила меня, но я был глупым, упрямым десятилеткой и не сдался.

Я повернулся спиной и не поднимал голову, когда он уходил.