Эрин Уатт - Разрушенный дворец

– Нам нужно расстаться, хотя бы на время. Пока я буду там, а ты здесь, на свободе.

В комнате становится так тихо, что я все-таки поднимаю глаза на Эллу. Она застыла на месте, прижав ладонь ко рту, ее глаза стали похожи на два блюдца.

– Я хочу, чтобы ты наслаждалась учебой в колледже. Говорят, это самое лучшее время в нашей жизни. – У этих слов горький привкус, но я заставляю себя договорить. – А если ты встретишь кого-то, то не должна думать обо мне.

И тут я умолкаю, потому что больше не в силах произносить всю эту ложь. Но, прежде чем я снова успеваю открыть рот, Элла подлетает ко мне, садится на колени и с силой прижимается своими губами к моим. Это даже не поцелуй, а пощечина. Наказание за все, что я только что сказал, и за те ужасные слова, что застряли у меня в горле.

И хотя я знаю, что не должен, но все равно обнимаю ее за талию и прижимаю к себе, позволяя целовать себя.

Слезы стекают по нашим губам. Я проглатываю их, свои слова, наше отчаяние и целую ее до тех пор, пока она не начинает плакать так сильно, что уже больше не может целовать меня в ответ. Я прижимаю ее лицо к своей груди, и моя рубашка тут же намокает.

– Я не хочу больше слышать от тебя подобный бред, – шепчет Элла.

– Я лишь пытаюсь сказать, что ты не должна чувствовать себя виноватой, если вдруг захочешь двигаться дальше, – охрипшим голосом отвечаю я.

Она тычет пальцем мне в грудь.

– Ты не будешь диктовать мне, что чувствовать. Никто не будет: ни ты, ни Стив, ни Каллум.

– Знаю. Просто я хочу сказать… – Черт, да я сам не знаю, что хочу сказать. Я не хочу, чтобы она встречалась с кем-то другим. Я не хочу, чтобы она двигалась дальше. Я хочу, чтобы она думала обо мне все это время, что я буду думать о ней.

Но мне ненавистна мысль о том, что она будет одна, ждать меня и не иметь возможности быть рядом со мной, и все из-за моих идиотских поступков.

– Я пытаюсь думать не только о себе, – наконец говорю я. – Я пытаюсь сделать так, как будет лучше для тебя.

– Но ты решил, что будет лучше для меня, не спросив меня саму, – безжизненным голосом отвечает она.

Я стараюсь подобрать слова, чтобы объяснить свою точку зрения, но вдруг ее руки начинают расстегивать пряжку моего ремня, и все хорошие намерения мигом вылетают из моей головы.

– Э… Элла… – с запинкой начинаю я. – Не надо.

– Не надо что? – издевается Элла. Ее пальцы расстегивают молнию на моих брюках, и она берет в руку мой член. – Не надо касаться тебя?

– Нет.

В этот раз мне придется отступить. Мое тело дрожит от желания, но я не хочу ставить свои собственные потребности превыше всего.

– Очень жаль, потому что я уже касаюсь тебя. – Она хватает меня за запястье и прижимает мою руку к своему животу. – А ты касаешься меня. Ты и правда хочешь, чтобы кто-то другой точно так же прикасался ко мне? И ты совсем не будешь против?

Картинки, которые рисует мое воображение, просто ужасны. Я сжимаю кулаки.

– Не надо. Не произноси такие вещи.

– А что? Ты же мне сам это сказал. Я бы никогда, никогда не смирилась, что ты «двинулся дальше» с другой девушкой. Это же предательство, и оно разрушит нас. Не твои пять лет в тюрьме, не сотни Дэниелов, Джордан, Эбби или Брук. А то, что ты двинешься дальше, пусть даже на один день, на час – вот что я буду ненавидеть.

– Я пытаюсь сделать так, как будет лучше для тебя, – повторяю я.

Проклятье! Да все эти дни я только и думал, что о ней.

– Лучше для меня будет не отвергать меня. Лучше для меня будет не диктовать мне, что я должна чувствовать. Я люблю тебя, Рид. И не надо говорить мне, что я слишком молодая, чтобы разбираться в своих чувствах. Может, где-то там есть еще кто-то, кого я могла бы полюбить, но меня это не волнует. Я люблю тебя. Я хочу быть с тобой. Я хочу ждать тебя. А чего хочешь ты?

Ее пылкое признание лишает меня всех сил сопротивляться и дальше. Мое собственное признание слетает с моего языка раньше, чем я успеваю его остановить.

– Тебя. Нас. Навсегда.

– Тогда не отталкивай меня. Не указывай мне, что чувствовать, что думать, кого любить. Если ты действительно согласишься на эту сделку, тогда не смей говорить, что тебе стыдно смотреть мне в глаза. Не смей переставать писать мне. Не смей отказываться от моих визитов. Мы будем вместе вести обратный отсчет. Вместе ждать. Каждый день будет сближать нас еще сильнее. Либо мы делаем это вместе, либо не делаем вообще. – Ее голубые глаза сверкают как раскаленные сапфиры. – Ну так как?

На самом деле она пытается сказать мне, чтобы я собрался с духом, взял себя в руки и вел себя как член нашей команды, команды Эллы и Рида.

Свободной рукой я хватаю ее за подбородок и с силой целую.

– Я с тобой, детка.

А потом я срываю с нее дорогущее платье и показываю, как именно я хочу быть с ней, до конца наших чертовых дней.

Элла

Субботним утром Стив объявляет, что мы переезжаем обратно в пентхаус. Сегодня.

– Сегодня? – ставя стакан с апельсиновым соком на стол, тупо повторяю я.

Поставив локти на кухонную столешницу, он широко улыбается мне.

– Сегодня вечером, если совсем точно. Прекрасные новости, как считаешь? Наконец избавимся от тесноты этих пяти комнат.

Честно говоря, мне хочется уехать отсюда. Я уже прижилась в этом отеле (хотя год назад я бы ни за что так не сказала), но Стив прав: нам нужно больше пространства, чтобы отдыхать друг от друга. Стив и Дина постоянно ссорятся. И пусть вначале мне даже было немного жаль ее, сейчас меня тошнит уже от одного взгляда на нее. И не только потому, что Дина подкупила Руби Майерс, но и потому, что она каким-то образом замешана в смерти Брук. Просто я ничего не могу доказать, черт побери!

Рид рассказал Каллуму о моих подозрениях, но даже его армия частных детективов вернулась с пустыми руками. Но они должны найти хоть что-то, и поскорее, потому что если Рид не передумает, то сделка с обвинением будет подписана в понедельник утром и он окажется за решеткой, как только подсохнут чернила.

Может быть, я найду какие-нибудь подсказки в пентхаусе.

Стив склоняет голову набок.

– Что скажешь? Готова съехать отсюда?

Его заискивающая, как у щенка, улыбка напоминает мне Истона. Стив не так уж и плох. И он старается изо всех сил. Я не могу не улыбнуться ему в ответ.

– Да, я не против.

– Вот и хорошо. Может, тогда соберешь свой чемодан? Бери только самое необходимое, остальное нам доставят служащие отеля. Дина уже распорядилась, чтобы перед нашим приездом как следует прибрались.

Я собираюсь ответить ему, но жужжит мой телефон. Это звонит Рид, и я стараюсь прикрыть рукой экран, чтобы Стив ничего не увидел.

– Это Вэл, – вру я. – Готова поспорить, она хочет узнать, как прошел Зимний бал.

– О, отлично, – с отсутствующим видом говорит Стив.

– Я поговорю с ней наверху, чтобы не беспокоить тебя.

И я вылетаю из кухонной зоны.

Он кивает, погруженный в свои мысли. У Стива есть один большой недостаток: если разговор не касается его персоны, он быстро теряет всякий интерес.

Оказавшись в своей комнате, я сразу же отвечаю Риду, пока звонок не перевели на голосовую почту.

– Привет.

– Привет. – На мгновение он умолкает. – Я говорил с папой о той официантке. Решил, что тебе следует знать.

– Официантке… а-а-а. – Сначала я даже не поняла, что он имеет в виду Руби Майерс. Мой пульс тут же учащается. – И что он сказал? У нас есть доказательства, что кто-то заплатил ей?

– Она взяла кредит, – ровным голосом сообщает Рид. – Ее мать скоропостижно скончалась, но она была застрахована на небольшую сумму. Майерс использовала эти деньги для первоначального взноса за машину. Никаких следов того, что закон был нарушен.

Я проглатываю крик отчаяния.

– Не может быть! Дина практически призналась мне в лицо, что заплатила Майерс.

– Тогда она сделала это каким-то хитрым способом, потому что у меня есть копия кредитного договора.

– Боже, но я знаю, что Дина в этом замешана.

Меня охватывает паника. Почему эти детективы никак не могут продвинуться хоть сколько-нибудь вперед? Должна быть хоть какая-то зацепка, указывающая, что это не Рид.

– Если даже и так, самолет Дины приземлился только через несколько часов после смерти Брук.

На глаза наворачиваются слезы, горло сжимается. Я прикрываю рот рукой, но приглушенный всхлип все равно вырывается наружу.

– Мне нужно идти, – удается выговорить мне, хотя мой голос немного дрожит. – Стив хочет, чтобы я собрала вещи. Сегодня вечером мы переезжаем в пентхаус.

– Хорошо. Люблю тебя, детка. Позвони, когда устроишься.

– Конечно. Тоже люблю тебя.

Я быстро вешаю трубку и зарываюсь лицом в подушку. Закрыв глаза, даю волю слезам, но только на минуту, максимум две. Потом приказываю перестать жалеть себя и начинать собираться.

Брук умерла в пентхаусе. Там должны быть какие-нибудь подсказки.

И я намерена их найти.

* * *

Несколько часов спустя Стив подталкивает меня в вестибюль шикарного небоскреба. Дина уже внутри, ждет лифт. За всю поездку она едва проронила пару слов. Она нервничает, что вновь окажется на месте преступления? Я краем глаза пытаюсь отыскать на ее лице, в ее поведении хоть какие-то признаки вины.

– Ты будешь жить в гостевой комнате, – тараторит Стив, когда мы втроем входим в кабину лифта. – Но мы, конечно же, сделаем там ремонт.

Я хмурюсь.

– Разе не там… – Я понижаю голос, хотя мы в замкнутом пространстве, и Дина будет все равно слышать каждое слово, – жила Брук до того, как погибла?

Стив тоже хмурится.

– Она там жила? – спрашивает он у Дины.

Она коротко кивает и натянутым голосом отвечает:

– Она продала свою квартиру, когда Каллум сделал ей предложение, и до свадьбы собиралась пожить в пентхаусе.

– О, ясно. Не знал. – Стив снова поворачивается ко мне. – Элла, так ты не против пожить в этой комнате? Как я уже сказал, мы все равно сделаем там ремонт.

– Да, ничего страшного.

Воображение может разыграться, но она же умерла не здесь.

«Да, а вот прямо здесь», – думаю я, когда мы входим в роскошную гостиную. Мой взгляд тут же останавливается на каминной полке, и по спине пробегает холодок. Стив и Дина тоже смотрят туда.

Стив отворачивается первым. Сморщив нос, он говорит:

– Здесь воняет.

Я делаю глубокий вдох. Он прав. Воздух тут действительно спертый. В квартире пахнет странной смесью из нашатыря и старых носков.

– Может, откроешь окна? – предлагает Стив Дине. – А я включу отопление и разожгу камин.

Дина по-прежнему стоит, уставившись на камин. А потом, издав полный муки стон, убегает в коридор. Слышно, как открывается и захлопывается дверь. Я смотрю ей вслед. Это чувство вины? Черт, но откуда я знаю, как оно выглядит? Если бы я убила кого-то, то тоже спряталась бы в своей комнате, нет?

Стив вздыхает.

– Элла, а ты можешь открыть окна?

Радуясь, что мне есть чем заняться и на что отвлечься от места преступления, я киваю и быстро открываю окна. Но, когда прохожу мимо камина, по спине снова пробегает холодок. Боже, как же тут жутко. У меня такое чувство, что сегодняшней ночью я не сомкну глаз.

Стив заказывает еду на дом, и через пятнадцать минут нам ее привозят. Квартиру наполняет пряный аромат. И мне бы он даже понравился, если бы от ощущения смутной тревоги у меня не бурлило в животе. Дина так и остается в своей комнате, отказываясь отвечать на приглашения Стива к ужину.

– Нам нужно поговорить о Дине, – говорит Стив, нависая над тарелкой дымящейся лапши. – Тебе, наверное, любопытно, почему я до сих пор с ней не развелся.

– Это не мое дело.

Я гоняю по тарелке зеленый перец, наблюдя, как он оставляет следы в соевом соусе. Их брак интересует меня меньше всего. Пока что все мои мысли заняты предстоящим тюремным заключением Рида.

– Я как раз улаживаю все детали, – признается Стив. – Надо все привести в порядок, прежде чем начинать оформление документов.

– Серьезно, это не мое дело, – настойчивее повторяю я.

Мне плевать, что Стив планирует делать с Диной.

– Ты точно не против жить здесь? Ты выглядишь…

– Напуганной? – подсказываю я.

Он улыбается.

– Да, это слово отлично подходит.

– Уверена, что переживу, – отвечаю я.

– Может, нам стоит поискать другое жилье? Тебе и мне.

Через год я уеду в колледж, но отвечаю «конечно», потому что не хочу его расстраивать. Я сейчас со своими-то эмоциями справиться не могу, что уж говорить про чужие.

– Я тут подумал, ты могла бы взять год перерыва и не поступать в колледж сразу после окончания школы. Или мы могли бы нанять тебе репетитора и отправиться за границу.

– Что? – удивленно спрашиваю я.