Момент безнадежной невозмутимости, с которой были сказаны эти слова, был короче этой фразы и сменился новыми всхлипываниями. Прошло несколько минут, прежде чем Марианна вытерла слезы и снова взялась за перо. Внезапные приступы рыданий, которые все еще мучили ее и не давали писать, доказывали, что она пишет Уиллингби, и, возможно, в последний раз.

Элинор попыталась окружить ее вниманием и ненавязчивой заботой, на какую она только была способна. Марианна отвечала ей нервозностью и раздражительностью.

«Нет, говорить с ней? – Ни за что на свете!» – думала Элинор. В такой ситуации для обеих сестер было бы лучше, если б они не находились здесь дольше. Этот лондонский дом был населен радужными фантазиями влюбленной Марианны, которые в одночасье превратились в несбывшиеся мечты. Каждый его уголок теперь напоминал ей об обманутых ожиданиях, и сама она стремилась уехать куда-нибудь отсюда и никого больше не видеть.

За столом Марианна так и не притронулась к завтраку. И внимание Элинор было сосредоточено не на том, чтоб занять или отвлечь ее, а на попытке привлечь к себе все внимание миссис Дженнингс.

Долгий завтрак – это было любимое времяпрепровождение пожилой леди. Бесконечные разговоры, начавшиеся за трапезой, плавно перетекали за круглый стол для рукоделия. В этот благостный момент, когда умиротворенные дамы принялись за шитье, принесли письмо для Марианны. Она мгновенно выхватила его у слуги, побледнела и медленно вышла из комнаты. Элинор, которая неприкрыто наблюдала за всем этим, внезапно почувствовала, как у нее кольнуло в сердце. Через секунду ее так сильно заколотила нервная дрожь, что уже этого никак нельзя было скрыть от миссис Дженнингс. Но эта милая леди ничего не видела другого, кроме того, что Марианна получила письмо от Уиллингби, что показалось ей хорошей темой для шуток, и понадеялась со смехом, что они им тоже понравятся. Что же касается Элинор, то она была так занята сравнивания длину двух сторон своего шерстяного коврика, что ничего более не замечала вокруг, и спокойно продолжала разговаривать, когда Марианна исчезла из комнаты.

– Честно говоря, я еще не встречала молодую девушку, которая была бы так влюблена, как она, никогда в своей жизни! Моим девочкам далеко до нее, да они достаточно простоваты для настоящей любви… Но, мисс Марианна – совсем другое создание. Я надеюсь, всем своим сердцем, что она недолго еще будет страдать, это так мучительно. Умоляю, скажите, когда же они все-таки поженятся?

Элинор, похоже, никогда не была так не расположена к этому разговору, как сейчас. Но следуя правилам приличия, она вынуждена была не отвечать и сказала с улыбкой:

– Я думаю, сударыня, что сейчас вы спросили об этом, рассчитывая, что моя сестра помолвлена с мистером Уиллингби? Я считаю, что все эти разговоры были только шуткой. Такой серьезный вопрос теперь требует разъяснения. Я прошу вас, впредь, чтобы вы не обманывались сами, помнить, что ничто меня так не удивит, как их свадьба.

– Постыдитесь, постыдитесь, мисс Дэшвуд! Как вы только можете так говорить! Разве мы обе не знаем, что это должно быть, потому что они оба по уши и даже больше влюблены друг в друга с первого взгляда? Разве не я видела их в Девоншире каждый день и на протяжении всего дня? И разве не я знала, что ваша сестра приехала со мной в город только с одной целью – купить свадебное платье? Полно. Полно, вам, этого не может быть! Потому что вы сами очень лукавите в отношении этого всего, вы думаете, что никто вокруг ничего не замечает? Но это не так! Я могу вам сказать, что эта весть уже давно разнеслась по всему городу! Я всем уже рассказала об этом, и то же самое сделала Шарлота.

– Но, помилуйте, сударыня, – сказала Элинор очень серьезно, – вы ошибаетесь. Вы напрасно распространили этот слух в Лондоне. Вы поторопились, поверьте мне.

Миссис Дженнингс рассмеялась от души. Но Элинор уже была не в состоянии с ней спорить и поспешила наверх к сестре, чтобы узнать, о чем Уиллингби написал ей. Открыв дверь в спальню, она увидела Марианну, распластавшуюся на кровати почти в шоке от горя, с письмом в одной руке. Еще несколько посланий были разбросаны на полу. Элинор приблизилась к ней, не говоря ни слова, присела на кровать, взяла ее за руку, поцеловала ее несколько раз очень крепко, и вдруг дала волю своим чувствам и разрыдалась, не меньше Марианны, которая не могла говорить и, собрав все письма вместе, вложила их в руку Элинор, закрыла свое лицо платком, продолжая навзрыд плакать. Старшая мисс Дэшвуд, хотя ей было невыносимо больно видеть сестру в таком состоянии всё-таки не спускала с нее глаз и, дождавшись, когда та немного успокоилась, обратилась, наконец к письмам Уиллингби, и прочла следующее:

Бонд-Стрит, Январь

Сударыня! Я только что имел честь получить Ваше письмо, на которое и спешу Вам ответить. Я много раздумывал над тем, было ли в моем вчерашнем поведении что-либо такое, что могло задеть или оскорбить Вас, и я не могу припомнить ничего дурного со своей стороны. Однако я с мольбой прошу вашего прощения, если всё-таки чем-то невольно обидел Вас. Я с теплотой вспоминаю наше прежнее знакомство с Вашей семьей в Девоншире, и надеюсь, что оно не будет прервано из-за того, что мои действия были Вами неправильно восприняты. Мое отношение к Вашей семье очень искреннее, поэтому было крайне жаль, что мое поведение и расположение к Вашей семье было воспринято не так, как бы я того желал, или имело большее значение, чем я хотел в него вложить. И я упрекаю себя за то, что не смог быть достаточно внимательным, когда проявлял к Вам свои лучшие дружеские чувства, если Вы посчитали, что я мог позволить себе большее. Вы сами поймете, что это было бы невозможно, так как я был помолвлен уже давно и в другом месте, и надеюсь на то, что скоро этот брак состоится. С большим сожалением, я выполняю Ваше требование, и возвращаю Вам назад Ваши письма и локон, который Вы мне подарили.

Сударыня,

Всегда к Вашим услугам Джон Уиллингби.

Можно только предположить, с каким негодованием это письмо прочитала старшая мисс Дэшвуд. Ей было достаточно только взглянуть на него, чтобы почувствовать, что оно не сулит ничего хорошего. Но Элинор и представить себе не могла, что с любимой женщиной можно поступить так бессердечно и жестоко! Она не хотела в это верить, но Уиллингби посмел объявить о разрыве с таким пренебрежением к Марианне и написать ей таким непростительно-официальным тоном. В письме не было ни прежних чувств, ни даже джентельменских принципов! Вместо мольбы о разрыве и прощении за то, что он не только разбил ее сердце, но и, возможно, сломал жизнь, Уиллингби даже не извинился, он хотел быть просто вежливым. Элинор казалось, что каждая строчка этого письма была невыносимым оскорблением ее сестре, а написать всё это мог только последний негодяй!

Она молчала некоторое время в полном замешательстве, затем перечитала еще раз и еще, но каждая строчка вызывала только еще большую неприязнь к этому человеку, она не стала даже не говорить о нем, чтобы не причинять новых страданий Марианне своими словами. Нет, этого она никогда бы не сделала! Во всей этой печальной истории ее утешало только одно, к счастью Марианна не вышла замуж за этого непорядочного и двуличного человека, который оказался просто мерзавцем.

Элинор не помнила, как долго просидела у постели сестры. Она очнулась от стука колес подъезжающего экипажа, и выглянула в окно, чтобы узнать, кто мог приехать к ним в такую рань, и была крайне удивлена, увидев экипаж мисс Дженнингс, который должны были подать только к часу дня. Она бережно отложила в сторону еще три письма, лежавшие у нее на коленях, и поспешила к входной двери, чтобы извиниться за то, что они не смогут сопровождать миссис Дженнингс, так как сестра почувствовала недомогание. Миссис Дженнингс, хорошо разбираясь в причине этого недомогания, с готовностью извинила их. Элинор вернулась в комнату, как нельзя кстати, и буквально подхватила на руки сестру, вставшую с постели и потерявшую равновесие от слабости. Давало о себе знать переутомление, Марианна почти ничего не ела уже несколько дней. Головная боль и тошнота сводили ее с ума, и вот теперь она едва не упала в обморок. Бокал вина, который Элинор протянула ей, подействовал мгновенно.

– Бедная Элинор! Какой несчастной я тебя сделала! – сказала Марианна, осушив его до дна.

– Я только хотела спасти тебя, – ответила Элинор.

Марианна снова разрыдалась в ответ, воскликнув с горечью:

– Элинор, я так несчастна!

Элинор, сдерживая слезы, не могла быть безмолвной свидетельницей этих душевных страданий.

– Возьми себя в руки, Марианна, – сказала она твердо, – если ты не хочешь погубить себя и всех, кто тебя любит. Подумай о маме, подумай, сможет ли она перенести твои страдания? Пожалуйста, ради нашей мамы, возьми себя в руки.

– Не могу! Не могу! – всхлипывала Марианна. – Уходи и оставь меня в покое, если тебе невыносимо видеть меня в таком состоянии! Конечно, тебе легко говорить, «возьми себя в руки, возьми себя в руки!» Ты везучая, Элинор, ведь ты даже представить себе не можешь, какие душевные терзания может испытывать покинутая женщина!

– Ты считаешь меня везучей? Ах, Марианна! Как ты можешь! Ты думаешь, это большое везение, видеть родную сестру в таком состоянии!

– Господи, прости меня, пожалуйста, прости, – обнимая свою сестру, воскликнула Марианна, – Я знаю, что ты сочувствуешь мне! Я знаю, что у тебя золотое сердце! Но, хотя бы ты, из нас двоих, должна быть счастлива, тем более, Эдвард любит тебя! Что? Что же еще надо для счастья?

– Еще нужно… много, очень много везения, – ответила Элинор, задумчиво.

– Нет, нет, нет! – воскликнула Марианна, – Он любит тебя, и только тебя! Тебе не о чем грустить!!!

– Не будем об этом, я не могу думать о нем, пока вижу тебя в таком состоянии.

– И ты никогда больше не увидишь меня в другом состоянии! Это унижение будет со мной до конца моих дней!

– Тебе не следует, так говорить, Марианна. Разве у тебя не может быть в жизни утешения? Раз ты потеряла его, что ж потеряла, но ведь можно найти кого-то другого? Только представь, что бы было, если б его сущность проявилась после свадьбы спустя месяцы и годы, когда все уже было бы сделано и не было никакой возможности повернуть все назад! И каждый несчастливый день, проведенный с ним, приносил бы тебе еще большие страдания!

– Помолвка! – закричала Марианна, – Не будет никакой помолвки!

– Да, никакой!

– Нет, все-таки он не такой бессердечный, каким ты хочешь его представить! Он всё еще любит меня.

– А, разве, он когда-нибудь говорил тебе, что любит тебя?

– Да! То есть, нет, не совсем… Это было просто видно по его поведению, но он никогда не произносил этого вслух. Иногда я думала, что это случилось, хотя явно и не было никогда сказано!

– Ты уже написала ему?

– Да, а разве не следовало этого делать, после всего, что произошло?

Элинор ничего не сказала. Она развернула письма, которые ее сестре вернул Уиллингби. В свете последних событий они выглядели куда более странными. Первое, то, которое ее сестра послала сразу же по приезде в Лондон, звучало так:

«Беркли-Стрит, Лондон.

«Представляю, как Вы будете удивлены, Уиллингби, получив это письмо!! Но я думаю, что Вы почувствуете нечто большее, чем удивление, когда узнаете, что я в городе! Возможность приехать сюда вместе с миссис Дженнингс, была искушением, которого мы не смогли избежать. Я надеюсь, что Вы, получив это письмо, сегодня же приедете к нам, хотя я не очень надеюсь на это. Пока, до свидания.

Мисс Дэшвуд».

Второе письмо, которое было написано утром, после танцев у Миддлтонов, было уже длиннее и пронзительнее:

«Я не могу выразить свое разочарование тем, что так и не встретилась с Вами позавчера, и не получила никакого ответа на свою записку, отправленную сразу же по приезде неделю назад. Я так надеялась на встречу с Вами и все еще надеюсь, каждый час каждого дня.

Молю, появиться, как только быстрее возможно! И объяснить причину такого исчезновения. Лучше, если Вы приедете пораньше, так как сейчас мы одни дома. Прошлым вечером мы были у Леди Миддлтон, где танцевали. Мне сказали, что Вы были приглашены на бал. Но почему же Вы не приехали? Вы должны были бы очень хотеть этой встречи, с тех пор, как мы расстались! А Вы не пришли! Почему? У Вас была веская причина? Надеюсь вскоре услышать Ваши объяснения.

М.Д».

И, наконец, в своем последнем послании Марианна писала:

«Что я никак не могу понять, Уиллингби, так это Ваше поведение прошлым вечером. И опять я хочу получить объяснения всему происходящему. Я так ждала встречи с Вами, и представляла ее совсем по-другому, после всего того, что было между нами в Бартоне. А Вы меня просто оттолкнули! Всю прошлую ночь я не спала и думала, в чем причина Вашего поведения, которое и оскорблением-то назвать мало? Но, так как не смогла подобрать какие-то объяснения Вашему поведению, то готова выслушать их от Вас самого. Возможно, я стала жертвой коварных недоброжелателей, которые опорочили меня в Ваших глазах. Расскажите мне, что же это было, и дайте мне возможность ответить на все эти выпады в мой адрес. Я даже готова поверить в то, что Вы сейчас не владеете собой из-за болезни, чем в то, что Вы меня всё это время просто обманывали! Уже и не знаю, что думать! Развейте, мои тревожные сомнения как можно скорее! Я готова оправдать Вас, но с другой стороны, если ваши чувства ко мне уже не те, что были раньше, прошу Вас вернуть мне мои письма и локон волос, подаренный Вам.