Через несколько минут Марианна пришла в себя, вытерла слезы и молча села рядом с сестрой, хотя и не смирилась в душе с тем, что только видела.

– Бедная, бедная Марианна, – прошептал Джон полковнику Брэндону, – У нее не такое хорошее здоровье, как у ее сестры! Она весьма впечатлительна, у нее нет выдержки Элинор. Каждый знает, что это не совсем хорошо для молодой женщины, которая к тому же была красива, а теперь на глазах теряет своё обаяние! Вы и не поверите, как прекрасна была Марианна всего несколько месяцев назад! Почти такая же обворожительная, как и Элинор. А сейчас вы видите, как она померкла!


Элинор полностью удовлетворила своё любопытство – о миссис Феррарс она узнала столько, что теперь им обеим лучше было бы совсем не встречаться. Она достаточно насмотрелась на ее гордыню и глупость, убедилась в предвзятом мнении о себе, и живо представила все те трудности, которые возникли бы у нее, выйди она замуж за Эдварда, даже если бы он сейчас был свободен. Элинор поняла, что она должна благодарить судьбу, которая спасла ее от семейства Феррарс. В конце концов, если она не сможет посмеяться над Эдвардом, который привязан к Люси, то, будь мисс Стиллс немного добродушнее, можно было бы посмеяться и над ней.

Она гадала, можно ли лукавую Люси облагородить вежливостью миссис Феррарс. Интерес и тщеславие последней сделали её настолько слепой, что позволили найти достоинства у старшей мисс Стиллс лишь потому, что она была не Элинор, и даже делать ей комплименты. То, что не было прочитано по глазам Люси вечером, было сказано ее устами на следующее утро. Она навестила Элинор на Беркли-Стрит по личному желанию леди Миддлтон, чтобы рассказать, как «безмерно она счастлива»…

Ей повезло, миссис Дженнингс срочно уехала из дома, получив записку от мистера Палмера, и теперь Люси могла смело откровенничать.

– Моя дорогая, – воскликнула она, как только они остались одни, – я пришла поговорить с вами о своем счастье. Мог ли кто еще быть так обходителен со мной, как миссис Феррарс? Вы знаете, как я боялась увидеть ее! Но, вчера, как только меня представили, она была такой приветливой, что я теперь могу уверенно сказать, что она великолепно приняла меня. А разве не так? Вы ведь видели все это сами, и разве вас это не поразило?

– Она действительно была очень вежлива с вами.

– «Вежлива»? Разве, вы не видели ничего другого, а только вежливость? Я видела, куда более шире – такую доброту, которой никто не удостаивался, а только я! Никакой гордости, никакой надменности, и ваша сестра тоже самое – сама влюбленность и приветливость!

Элинор хотела поговорить о чем-нибудь другом, но Люси все еще настаивала, чтоб та узнала ее причины для счастья. И Элинор вынуждена была продолжить этот разговор.

– Несомненно, если бы они знали о вашей помолвке, – сказала она, – то всё могло быть иначе, но так как этого не было….

– Я так и знала, что вы это скажите! – ответила Люси быстро, – но здесь нет иной причины, по которой миссис Феррарс должна, видимо, любить меня! Ее расположение ко мне – это все! Вам не следует говорить мне, почему я недовольна. Я уверена, что все закончиться хорошо, и здесь не будет никаких трудностей! Я думаю, миссис Феррарс очень приятная женщина, как и ваша сестра. Они обе – восхитительные женщины! Право, я не знаю, слышала ли я от вас когда-нибудь, что вторая мисс Дэшвуд очень покладистая?

На это Элинор не могла ничего сказать и даже не попыталась.

– Вы что, не здоровы, мисс Дэшвуд? Вы неважно выглядите. И совсем не разговорчивы, сегодня. Подозреваю, что вы, приболели! Точно, думаю, что вы больны!

– Я никогда не чувствовала себя лучше, чем сейчас!

– Ох, слава господу, я так этому рада, от всего сердца, но, правда, вы сегодня выглядите не очень. Я бы очень расстроилась, если вы были больны! Вы, которая создала мне столько удобств в этой жизни! Только небесам известно, что бы я делала без вашей дружбы!

Элинор постаралась дать вежливый ответ, хотя и сомневалась, что его услышат. Но, похоже, он удовлетворил Люси, так как она тут же отреагировала.

– Действительно, я совершенно убеждена в вашем хорошем расположении ко мне! После любви Эдварда, ваша дружба – это вторая большая удача в моей жизни. Бедный Эдвард! Но сейчас, есть одна хорошая новость. Мы все имеем возможность встретиться, и произойдет это очень скоро. Леди Миддлтон понравилось у мистера Дэшвуда, так что у нас будет хороший вечер на Харлей-Стрит, я уже могу это сказать. Эдвард проведет половину времени со своей сестрой. Помимо леди Миддлтон, миссис Феррарс и ваша сестра – обе были так любезны, что сообщили мне, что будут весьма рады видеть меня у себя. Они такие очаровательные женщины! Я, думаю, что если бы вы, хоть раз открыли вашей сестре мои мысли о ней, вы бы не говорили так скованно со мной.

Но Элинор не собиралась обнадеживать ее в том, что передаст все своей сестре. Между тем Люси продолжала:

– Я уверена, что миссис Феррарс действительно хорошо относится ко мне. Если бы она только из вежливости приняла меня, например, кивнула, а потом бы молчала и не вспомнила обо мне и даже не посмотрела в мою сторону… Вы знаете, что я имею в виду! Если она когда-нибудь будет обращаться со мной так, я просто прекращу все это разрывом. Я не буду терпеть это, потому что чувствую, если она не полюбит, то это навсегда!

Элинор не пришлось искать ответ, так как дверь в гостиную распахнулась, и слуга объявил о визите мистера Феррарса. Следом за слугой и сам Эдвард вошел в комнату.

Это был весьма неловкий момент, и каждый подумал про себя именно так. Они все трое выглядели достаточно нелепо. Эдвард, похоже, тут же хотел выйти назад из комнаты, вместо того, чтобы сделать шаг навстречу двум барышням. Первой, неловкую паузу в «любовном треугольнике» нарушила Люси. Она посмотрела на него нежно и молча приветствовала его легким кивком.

Но от Элинор требовалось сделать что-то большее, ради себя и его, и сделать как надо! Она заставила себя через мгновение приветствовать его с подобающими словами и манерами, которые были почти искренними и откровенными, и еще одна попытка, еще одно усилие доказало это. Она не могла позволить себе, что бы присутствие Люси или какое-либо другое обстоятельство помешало ей сказать ему, что она рада его видеть и что она очень сожалеет о том, что не была дома, когда он заходил на Беркли-Стрит. Она не побоялась привлечь к себе его пристальное внимание, которое, как друг и почти родственник, он мог оказывать, на глазах у Люси, хотя она вскоре заставила их обоих смотреть только на нее.

Ее манеры давали некоторую гарантию Эдварду, и он имел достаточную храбрость, чтобы присесть рядом, но его замешательство все еще не прошло, его сердце не было так безразлично, как у Люси, и не имело такого самообладания, как у Элинор.

Люси, притворно застенчивая, похоже, не собиралась облегчать положение двух других и молчала. Почти все, что было сказано, произносилось Элинор, которая была обязана вести беседу о своей матери, их приезде в город и прочем, иначе, пришлось бы разговориться Эдварду, чего он так и не сделал.

Внутреннее напряжение не помешало ей через некоторое время почувствовать необходимость привести себя в порядок перед приходом Марианны, поэтому она собралась покинуть гостей и оставить их наедине. Сделано это было в очень хорошей манере, так как уходила она из комнаты в течение нескольких минут после того, как поднялась с места. Как только это было сделано, настало время для побега Эдварда, но он опоздал. Элинор еще не успела выйти, а радостная новость уже привела Марианну в художественную гостиную. Ее удовольствие видеть его было также как все ее остальные чувства, сильным по своей сути и сильным на словах. Она встретила его с протянутой вперед рукой, которую нельзя было не принять, и тоном, который выражал чувства ее сестры.

– Дорогой Эдвард, – она воскликнула, – Вот эта встреча! Теперь вы искупили свою вину.

Эдвард попытался ответить ей в ее же манере вежливости, но при таком свидетеле он не отважился даже на половину того, что хотел бы сказать. Снова они все сели и минуту или две все молчали. Марианна смотрела с большой нежностью то на Эдварда, то на Элинор, жалея, что радость встречи омрачена вниманием и нежелательным присутствием Люси. Эдвард заговорил первым. Он заметил, что Марианна похорошела, но выразил беспокойство, подходит ли ей климат Лондона?

– Что вы, не думайте так обо мне! – ответила Марианна с искренностью, хотя в глубине её глаз все ещё были слёзы, – не думайте о моем здоровье. С Элинор все в порядке, вы видите. Этого должно быть достаточно для вас обоих!

Это замечание, похоже, не принесло облегчения ни Эдварду, ни Элинор, и не соответствовало доброй воли Люси, которая сурово смотрела на Марианну.

– Вам нравится Лондон? – спросил Эдвард, желая сказать что-нибудь, что могло изменить тему разговора.

– Совсем нет. Я ожидала, что он будет более гостеприимным, но, увы. Ваше появление Эдвард – это та редкая радость, которую я здесь испытываю! Спасибо Небесам, вы теперь там, где вам и надо быть!

Она помолчала, никто не сказал ни слова.

– Я думаю, Элинор, – многозначительно продолжала она, – что мы наймем Эдварда, чтоб он позаботился о нас по возвращении в Бартон. Через неделю или две, я надеюсь, мы уедем, и я верю, что Эдварду не очень трудно будет сменить обстановку!

Бедный Эдвард что-то промямлил, но что это было, никто не разобрал, даже и он сам. Но Марианна, которая видела его волнение и смогла объяснить его только присутствием Элинор, была довольна и начала говорить о чем-то другом.

– Мы провели такой день, Эдвард, на Харлей-Стрит вчера! Такой пустой и такой никудышный! Но я обязательно расскажу вам об этом, только не сейчас, потом.

Этот разговор Марианна благоразумно отложила до лучших времен, чтобы не сообщать в присутствии Люси, как она в очередной раз не нашла общий язык со своими родственниками, а с его матерью умудрилась даже поссориться.

– Как вас не хватало там вчера. А почему вы не пришли? – спросила она Эдварда.

– Я был приглашен в другое место.

– Приглашен! Но, как вы могли куда-то уйти, когда вместе должны были собраться ваши самые близкие родственники и друзья?

– Возможно, мисс Марианна, – Люси вдруг горячо вступилась за Эдварда, – вы считаете, что все молодые джентльмены никогда не выполняют свои обещания?

Глупые слова Люси раздражали Элинор, но Марианна, видимо, не совсем поняла обидный намек Люси и ответила спокойно:

– Нет, конечно, не все. По правде сказать, я была уверена, что только серьезные обстоятельства помешали Эдварду приехать на Харлей-Стрит. И я действительно не сомневаюсь, что Эдвард – человек слова и всегда приходит туда, где обещал быть, порой, не считаясь с собственным временем и желанием. Он очень заботится, чтоб не сделать кому-то больно, или чтоб не обидеть кого-нибудь, забывая даже о себе. – И внимательно посмотрев на смущенного гостя продолжила. – Да, Эдвард, это так, и я ручаюсь за свои слова. Что? Вы, что никогда не слышали этого о себе? Тогда у нас с вами, видимо, нет общих друзей, таких, которые достойны моей любви, расположения и моих хороших отзывов!

Ее манера хорошо отзываться или рекомендовать человека в его же присутствии плохо отразилась на двух третях присутствующих и так взволновала Эдварда, что скоро он встал и ушел.

– Как? Вы уже уходите? – удивилась Марианна, – Мой дорогой Эдвард! Нет-нет, постойте!

И, немного проводив его, она нашептывала ему надежду, что Люси долго не останется с ними. Но даже это не обнадежило его, и он ушел. Марианна ошибалась, Люси пересидела его часа на два, прежде чем гордо удалилась.

– Что это она зачастила сюда? – спросила Марианна, как только она ушла, – разве она не понимет, что мы все трое ждали только одного, когда же она, наконец, уйдет! Бедный Эдвард, он сдался без боя!

– Почему ты так считаешь? Мы все друзья, и Люси давно его знает. Поэтому, вполне естественно, что он хотел ее видеть, также как и нас.

Марианна посмотрела на нее внимательно и сказала:

– Ты знаешь, Элинор, что я не выношу, когда ты пытаешься обмануть сама себя! Ты просто хочешь что-то сказать мне наперекор, и всё. Я не верю, что ты, действительно, думаешь так. Но ты должна понимать, что я самый последний человек в мире, который подходит тебе для этого. Я не хочу шутить над тем, над чем мне действительно не хочется смеяться.

Марианна уверенно поднялась и быстро вышла из комнаты. Элинор ничего не оставалось как, молча последовать за ней. Связанная обещанием Люси не рассказывать никому о тайной помолвке с Эдвардом, она не могла предъявить главные доводы своей правоты, которые убедили бы Марианну в искренности ее слов. Представляя себе последствия, которые могла вызвать ее горячность, Элинор решила молчать, надеясь на то, что Эдвард или она сама не дадут больше поводов Марианне высказывать свои надежды на их брак при них, и причиняющие обоим такую сильную душевную боль.