Фанни, довольная собой, с утра пораньше написала приглашения на Харлей-Стрит сестрам Стиллс. Она просила девушек приехать в любое удобное для них время, как только леди Миддлтон их отпустит. Этого было достаточно, чтобы сделать Люси счастливой. Она увидела в этом жесте возможность сблизиться с родными Эдварада и светлый путь под венец, поэтому тут же сестры Стиллс сообщили леди Миддлтон, что вынуждены уехать от них уже через два, но не говорили об этом раньше, чтобы ее не расстраивать.

Еще через десять минут они продемонстрировали это приглашение Элинор, которая решила, что у Люси есть все шансы стать миссис Феррарс. Но при этом она почувствовала, что такое проявление необычной доброты при достаточно коротком знакомстве, доказывало, что добрая воля Фанни выросла на чем-то еще, чем просто дружба против мисс Дэшвуд. Теперь Люси была близка к своей цели как никогда. Ее лесть уже добралась до Леди Миддлтон, открыла дверь в маленькое сердце жены Джона Дэшвуда, и все это давало ей маленькие возможности с большим продолжением!

Сестры Стиллс незамедлительно переехали на Харлей-Стрит, и все это сразу подтвердило предположения Элинор об усилении их влиянии там, что и укрепило ее в ожидании дальнейшего развития событий. Сэр Джон, который приезжал к ним и не раз, оставил в доме такой список любезностей о сестричках Стиллс, что никто не смог бы его опровергнуть. Миссис Дэшвуд никогда еще не было так приятно общество ни одних молодых девушек в жизни, когда она бывала с ними вместе, вручила каждой из них книгу рукоделий, написанную каким-то эмигрантом, называла Люси просто по имени, и представить себе не могла, что она когда-нибудь расстанется с ними.


Миссис Палмер оправилась после родов уже через две недели, и мать теперь навещала ее реже, раз или два в неделю. Миссис Дженнингс с радостью вернулась в свой покинутый дом, где уже порядком заскучали две незамужние леди.

Еще дня через три-четыре миссис Дженнингс, вернувшись после своего очередного визита к миссис Палмер, вошла в художественную гостиную, где Элинор сидела одна, и, с видом невероятной важности, как будто, выбирая слова, готовилась сказать ей что-то очень ценное и прекрасное, вдруг выпалила самую суть произошедшего:

– Боже! Мисс Дэшвуд! – сказала она, – Боже!!!

– Что с вами, сударыня?

– Вы уже слышали новость?

– Нет, сударыня. Что же случилось?

– Случилось и нечто очень странное! Но, выслушайте все с самого начала. Когда я пришла к миссис Палмер, то Шарлота была вся на нервах, из-за ребенка, конечно. Она решила, что наш ангелочек заболел, он так кричал, весь день был беспокойным и даже покрылся сыпью. Я тут же осмотрела его и сказала, что это ничто иное, как краснуха. И сиделка сказала то же самое. Но Шарлоту это совсем не успокоило, а даже наоборот, поэтому мы послали за мистером Донаваном. К счастью, он только что вернулся с Харлей-Ситрит, поэтому сразу же приехал к нам. Едва он взглянул на ребенка, и сразу же подтвердил наши слова, это краснуха. Только теперь Шарлота успокоилась и больше не сомневалась в диагнозе. Итак, пока он не ушел, мне пришло в голову, я даже не знаю, как это пришло мне в голову, но мне пришла мысль спросить его, не было ли каких-нибудь новостей? При этом он так вздрогнул и притворно улыбнулся, хотя выглядел довольно угрюмым, и, похоже, что знал о чем-то таком… Но, наконец, он сказал, понизив голос: «Я бы не хотел, чтобы эта неприятная новость достигла ушей юных леди, и надеюсь на вашу заботу, чтобы сестры не узнали. Я думаю, следовало сказать, что я не думаю, что здесь большой повод для беспокойства есть. Я надеюсь, что с миссис Дешвууд все будет хорошо!» – «Что, Фанни не здорова?» – «Это именно то, что я и хочу вам сказать». – «Боже! – сказала я – так миссис Дэшвуд больна?». И пока, это все еще не вышло наружу, ни в целом, ни в деталях, я по всему, что узнала, восстановила следующее. Мистер Эдвард Феррарс, этот молодой человек, похоже, очень пошутил с вами (но вместе с тем, когда это обнаружится, я ужасно рада, что между вами ничего такого не было!). Мистер Эдвард Феррарс, похоже, был обручен уже почти двенадцать последних месяцев с моей кузиной Люси! Вот тебе и на, моя дорогая! И ни одно создание не издало ни звука об этом, кроме Нанси! Можете ли вы представить себе, что такое возможно? Нет никакого сомнения в том, что они тянутся друг к другу, но чтобы это зашло так далеко между ними, и никто об этом не знал! Это просто странно! Я никогда еще не видела их вместе, или я бы непременно заметила это! Итак. Все это держалось в большом секрете от миссис Феррарс. И никто, ни твой брат, ни ее сестра, не сказали об этом ни слова, до того самого дня, когда бедная Ненси, которая, как вы знаете, очень милое создание, внезапно выдала все. «Боже! – подумала она про себя, – они все так хорошо относятся к Люси, что конечно не создадут им проблем!» Итак, она пришла к вашей невестке, которая сидела одна, не спеша вышивала, немного удивленная она даже спросила: «Кто там?» и тут Ненси ей всё выпалила как есть, а всего пять минут назад ваша невестка обсуждала с мужем, как подыскать Эдварду дочку какого-нибудь лорда. Вы и представить себе не можете, какой это был удар по ее тщеславию и гордости! Она тут же упала в страшной истерике, и с таким криком, что он достиг ушей вашего брата, когда он сидел в своей гардеробной внизу, обдумывая содержание письма своему слуге в имение. Он быстро взлетел наверх, и ужасная сцена предстала перед его глазами, так как Люси как раз вошла тоже, немного не понимая, что же происходит. Бедняжка! Мне жаль ее! Я думаю, что ей пришлось не сладко, так как ваша сестра, увидев ее, разразилась бранью настоящей фурии и скоро упала в сильном обмороке. Ненси, которая упала на колени, тоже страшно кричала. Ваш брат метался по комнате, не зная, что же делать. После этого, миссис Дэшвуд заявила, что им не следует оставаться ни минуты в ее доме, и вашему брату пришлось тоже опуститься на колени и умолять ее разрешить им остаться, хотя бы пока они упакуют свои вещи. Затем, она опять забилась в истерике, и он не зная, что сделать, послал за доктором Донованом. Мистер Донован говорит, что там просто весь дом вверх дном! Когда он прибыл, экипаж уже стоял у входа, готовый укатить моих родственниц прочь, и он повстречал их на лестнице. Бедная Люси была в таком состоянии, он сказал, что она еле шла. И Ненси тоже! Я заявляю вам, что разрываю все отношения с вашей невесткой, и я надеюсь, раз и навсегда. Боже! Представляю, что испытал бедный мистер Эдвард, когда все это услышал! Обращаться с его любовью так презрительно! А они еще говорили, что он безумно ее любит, так же, как и она его! Я нисколько теперь не сомневаюсь, что он способен на настоящее чувство и может совершить поступок во имя своей любви! И мистер Донован тоже так думает. Он и я очень долго об этом беседовали! И лучшее, что он сделал, это снова поехал на Харлей-Стрит, чтоб быть под рукой, если миссис Феррарс пришлет за ним. А она пошлет за ним сразу же, как только мои родственницы уедут из ее дома, так как с ней опять приключится истерика и она опять потребует врача! Мне никого в том доме не жаль! Я не испытываю сочувствия в отношении людей, которые так поступают с деньгами или с положением! Нет таких причин на земле, почему бы мистеру Эдварду и Люси не пожениться! Я думаю, я уверена, что миссис Феррарс могла бы все очень хорошо устроить все для своего сына. Хотя Люси ничего не имеет, кроме самое себя, она знает лучше, чем кто-либо, как все обустроить, я точно знаю. И если бы миссис Феррарс определила им только пять сотен фунтов в год, то мисс Стил и тогда смогла бы выглядеть, как другая не сможет и при восьми сотня! Боже! Как уютно они могли бы жить в таком же коттедже, как и вы! Или немного побольше, с двумя слугами и двумя служанками… Я думаю, что вы могли бы им помочь найти слуг. Как раз у моей Бетти есть сестра, так она совсем без места!

Пожилая дама, наконец, выговорилась и ненадолго замолчала, а у Элинор появилась возможность немного собраться с мыслями. Она могла ожидать от переезда Люси в дом Фанни чего угодно, но только не этого. Она не верила, что теперь вся эта история с помолвкой закончится легко и просто – женитьбой Эдварда и Люси. Что же теперь предпримет миссис Феррарс? О, об этом скоро узнают все. Но что же сделает Эдвард? Как он поведет себя в подобной ситуации? Это для Элинор было самым важным. Он по-прежнему нравился ей настолько сильно, насколько сильно не нравилась его избранница Люси. Ее Элинор было почти не жалко, к остальным же участникам этой истории она вообще не испытывала никаких чувств.

Миссис Дженнингс теперь не могла говорить ни о чем другом, как об этом вопиющем случае. Поэтому Элинор решила подготовить Марианну к этой новости, чтобы она не стала для нее очередным ударом. Это была тяжкая задача. Так как Элинор должна была уничтожить то, что для ее сестры стало главной путеводной звездой в выздоровлении. Ей предстояло разрушить веру в еще одного хорошего человека, разоблачить Эдварда. Элинор волновалась, что вся эта история снова напомнит Марианне о ее страданиях. Аналогия была очевидна. Именно поэтому ей следовало всё рассказать сестре самой и как можно скорее.

Она всегда знала, что рано или поздно этот момент настанет и много раз мысленно представляла себе этот разговор с Марианой, подбирая нужные слова и интонации, чтобы правда не казалось Марианне такой пугающей.

Но Марианна иногда могла дать ей самой кредит самообладания. Эдвард теперь стал для нее вторым Уиллингби, тем более, что сестра любила своего избранника также искренне, как и она сама. Поэтому историю Элинор она восприняла как собственную трагедию. Что же касается Люси Стил, то Марианна ничуть не сострадала ей, считая ее несносной и совершенно неспособной увлечь здравомыслящего мужчину и сначала наотрез отказывалась верить в эту связь! Эдвард помолвлен с Люси? Это быть не может! Или весь мир сошел с ума!

Сообщение об этой невероятной помолвке настолько потрясло Марианну, что она не сразу смогла справиться со своими чувствами и выяснять детали. Помолчав, она спросила у Элинор:

– Когда ты узнала об этом?

– Я знаю об этом уже четыре месяца. Когда Люси в первый раз пришла к нам в Бартон-Парк в ноябре, она сказала мне по секрету о своей помолвке.

Глаза Марианны наполнились слезами, а губы затряслись, и она произнесла:

– Четыре месяца?!!! Ты знала об этом четыре месяца?

Элинор молча кивнула.

– Что!? В то время, как ты помогала мне во всем моем несчастии, что же происходило с твоим собственным сердцем? И я еще обвиняла тебя в том, что ты счастлива!

– Но я не могла тогда тебе всего рассказать.

– Четыре месяца, – повторила Марианна, – Так терпеливо и мужественно молчать! Как же ты выдержала?

– Я чувствовала, что должна выполнить свой долг. Я поклялась сама себе, что буду хранить эту тайну, чтобы не случилось, и как могла оберегала нашу семью от этой печальной новости.

Марианна от удивления не могла произнести ни слова.

– Несколько раз я пыталась переубедить нашу маму и тебя, – продолжала Элинор, – Но намеков с моей стороны оказалось недостаточно, а сказать всю правду я не могла.

– Четыре месяца! И все то время ты любила его!

– Да. Но я любила не только его. Так же и дорогих мне людей! Я была рада защитить их от того, с чем столкнулась сама. Теперь я могу говорить и думать об этом с легким сердцем! Я не дала тебе повода переживать из-за меня, и могу тебе сказать, что сама я уже и не страдаю! Опору я нашла в самой себе. И я не виню Эдварда в том, что произошло. Я искренне желаю ему семейного счастья и всегда считала его человеком слова, хотя именного из-за этого мы теперь не можем быть вместе. Но я уважаю его выбор, хотя и не считаю Люси достойной для него партией. Она, похоже, не располагает умом, а это тот фундамент, на котором все и строится. И после всего этого, Марианна, увы, как можно верить в то, что мы любим раз и навсегда?! Это не про нас! К сожалению, так не бывает, хотя и должно быть! Эдвард женится на Люси, и совсем скоро он забудет, что когда-то мечтал о другой!

– Если ты способна в такой ситуации так здраво рассуждать и спокойно говорить об этом, – сказала Марианна, – если ты считаешь, что такую потерю будет легко восполнить, мне остается только позавидовать или даже посочувствовать твоему самообладанию.

– Я понимаю, ты считаешь, что я никогда по-настоящему и не любила его? Что же касается четырех месяцев, Марианна, то я все это носила в себе все эти месяцы, оберегая вас от удара, который принесет вам горькая правда. Я хотела вас подготовить. Хотя меня к этому известию не готовил никто! Наоборот, Люси со злорадством, как мне кажется, наблюдала мою реакцию. Мне пришлось выдержать не только исповедь этой персоны, но и слушать ее мнение об этом! И не раз… Я выслушивала ее надежды, она просила совета… Я понимала, как мое счастье с каждым днем уплывает от меня все дальше и дальше. Да, он был помолвлен с другой, но при этом был не безразличен и ко мне! Я молча сносила упреки его сестры, пренебрежение его матери и что же? Я получила достойную награду! И ведь все это свалилось на мою голову, именно тогда, когда, ты мне сказала, что я везучая! Если ты только считаешь меня способной на какое-либо чувство, то ты понимаешь, как я сейчас страдаю! И состояние мыслей, в которое я все привела, чтобы сохранить себя, и соболезнования, которые мне были бы так нужны, – все это было одной нескончаемой душевной болью! Если бы я не дала себе обет молчания, я просто не смогла бы все это выдержать! Ведь даже, когда я находилась только с моими дорогими друзьями, то и тогда мне нельзя было открыться, насколько я несчастна!