Джейн Остин - Разум и чувства

Марианна была почти полностью подавлена словами сестры.

– Элинор! – вскричала она, – Я уже почти возненавидела себя! Как же я жестоко относилась к тебе, к той, которая была моим единственным утешением, которая выросла со мной во всех этих иллюзиях и которая только одна могла страдать за меня! Разве это моя благодарность? И есть ли что-то такое, что я могла бы тебе вернуть, потому что ты с достоинством плакала обо мне и не могла оплакать себя!

Растроганная Марианна была готова на все, лишь бы искупить свою вину перед сестрой, и Элинор попросила ее не обсуждать эту тему с общими знакомыми и друзьями, при встречах с Люси сделать вид, что ничего не произошло, а при встречах с Эдвардом по-прежнему проявлять к нему прежнее дружеское расположение.

Это было волевое решение, но все равно Марианна чувствовала, что она так ранена, что никакие лекарства ей уже не помогут.

Она сдержала свое обещание не подавать виду – смогла выслушать все, что миссис Дженнингс рассказала ей о случившемся, не скрывая от нее ничего, и даже раза три повторила «да, сударыня». Она слушала ее, не обсуждая Люси, только переходила от одного кресла к другому, и когда миссис Дженнингс начала рассказывать о чувствах бедного Эдварда, то едва сдержала нервный ком сдавивший ее горло. Такое самопожертвование сестры сделало Элинор еще более решительной.

На следующее утро сестер ждали новые испытания, с визитом пришел их сводный брат, который спешил поставить их в известность по поводу страшного происшествия, которое стоило бессонной ночи его несчастной супруге.

– Вы уже слышали, я надеюсь, – произнес Джон с драматической скорбью, устраиваясь поудобнее на стуле, – о весьма шокирующем случае, который имел место быть в нашем доме вчера?

Они все посмотрели на него со вниманием, но никто не проронил ни слова.

– Моя бедная Фанни – он продолжал, – сейчас очень страдает. Миссис Феррарс тоже, сказать вкратце, настолько расстроена, что не сомневаюсь, поднимает бурю, которая, надеюсь, минует многих из нас! Бедная Фанни! Она просто истерзана горем! Но не принимайте всё так близко к сердцу. Доктор сказал, что физически она абсолютно здорова. Но вот душевно… Она преодолевает свои мучения с мужеством ангела и говорит, что никогда теперь не сможет хорошо думать о людях! И это вполне понятно после такого обмана! Встречаться с такой любезностью, с такой показной добротой и с такими доверительными отношениями! Это было против ее воли, но она всё-таки указала на дверь этим двум особам. Прежде всего, потому, что решила, девицы воспользовались ее добротой! Были такие безобидные, такие смирные воспитанные девочки, такие услужливые! Мы так хотели пригласить тебя и Марианну пожить у нас, пока Ваша добрейшая миссис Дженнингс уделяла внимание своей дочери. Но были вынуждены пригласить этих девиц. И вот теперь все так испорчено! «Уж лучше бы, – сказала бедная Фанни, – мы пригласили бы к себе твоих сестер вместо этих двух!..

Здесь Джон Дэшвуд остановился, чтобы его поблагодарили за сделанное в такой форме приглашение, и, получив благодарности, продолжал:

– То, что бедная миссис Фанни так болезненно восприняла данную новость – это понятно. Пока она, со свойственной ей заботой, выбирала ему достойную супругу, он уже был тайно помолвлен! Такое никогда не могло прийти ей в голову! Такой удар! Никому нельзя верить! Мы посоветовались между собой и решили, что надо расспросить самого Эдварда. Послали за ним. Он пришел. Но, мне жаль, что приходится все пересказывать. Все, что ему сказала миссис Феррарс, так это то, что надо разорвать помолвку, если ты, мол, хочешь моего благословения! Фанни здесь была беспощадна, – долг, честь, отношения – все растоптано! А его мать объяснила ему свое либеральное решение, если он женится на мисс Мортон, то она отпишет ему имение Норфолк, которое, даже без земель все равно приносит тысячу годового дохода. И если все собрать, то можно добиться и двенадцати сотен в год! И, наоборот, если он все же будет настаивать на своей низкой связи, то она примет все меры, чтобы вообще его всего лишить! Его две тысячи годового дохода она опротестует полностью не в его пользу, она больше не желает его видеть, и, более того, она лишит его даже малейшей помощи! А, если он постарается как-то заработать деньги, то она уж найдет возможности, чтоб не дать ему этого сделать!

На этом месте Марианна в приливе чувств хлопнула в ладоши и воскликнула:

– Господи, не верю своим ушам! Этого не может быть!

– Еще как может, Марианна, – ответил брат, – я просто поражаюсь. Вы так спокойно реагируете на всё это.

Марианна хотела что-то сказать, но вспомнила о своем обещании и промолчала.

– Все это, – продолжал Джон, – было сказано из тщеславия. Эдвард молчал, но то, что он потом высказал, было сделано в твердой манере. Ничего не заставит его разорвать его помолвку! Он настоит на своем, чего бы ему это ни стоило!

– Тогда, – воскликнула миссис Дженнингс с нескрываемой искренностью и не в силах молчать, – он поступает, как благородный человек. Я прошу вашего прощения, мистер Дэшвуд, но если бы он поступил иначе, то я бы подумал о нем плохо! Я мало разбираюсь в таких делах, так же как и вы, к тому же, Люси Стиллс – моя кузина, но я не думаю, что есть лучше девушка для него на свете, которая могла бы получит такого мужа!

Джон Дэшвуд был сильно удивлен такой «провокации» со стороны миссис Дженнингс, но желания обижаться на подобное у него не обнаружилось, тем более, если такое резюме звучало от кого-либо, имеющего солидное состояние. Он ответил, не выказывая никаких эмоций:

– Я не хотел бы здесь говорить что-либо неуважительное по поводу кого-либо из ваших родственников. Люси Стиллс, могу сказать, вполне заслуживающая внимания молодая особа, но при настоящем положении дел, все связи должны быть прерваны. Втянуть в тайную помолвку под нажимом своего дяди молодого человека, сына женщины, с чрезвычайно большим состоянием, такой как миссис Феррарс, все это, я думаю, более чем просто экстраординарно! Короче говоря, я не буду обсуждать поведение персон, которых мы назвали. Мы все желаем им счастья, а миссис Феррарс повела себя так, как любая другая мать при таких же обстоятельствах. Это было тяжело, но весьма справедливо! Эдвард потерял свой шанс в жизни, и, похоже, безвозвратно.

Марианна вздохнула, а у Элинор забилось сердце при мысли о будущем Эдварда. Заниматься бравадой перед своей матерью и терять все, ради женщины, которая того не стоит!

– Хорошо, – сказала миссис Дженнингс, – и как же это все закончилось?

– Мне тяжело говорить, сударыня, об этом. Всё закончилось в одночасье. Мать прогнала Эдварда с глаз долой навсегда. Он покинул свой дом вчера, но вот где он может быть сейчас… Все еще в городе или нет, я не знаю, и мы пока узнать этого не можем.

– Бедный молодой человек, и что же теперь будет с ним?

– Правда! Что теперь будет, сударыня? Это пагубное решение! Родиться для таких событий! Я не могу иначе оценить такую ситуацию, кроме как прискорбной! Интерес в две тысячи годовых! Как бы он мог жить на них! И еще мог бы прибавить к своей удаче в ближайшее время! А мисс Мортон имела бы 30 тысяч годовых! Я не мог представить себе более счастливую картину жизни для него, и вдруг все рухнуло! Но я ничем не могу ему помочь!

– Бедный молодой человек! – воскликнула миссис Дженнингс, – Я думаю, что ему было бы неплохо получить в моем доме ночлег и стол, если бы я его увидела. Конечно, это не заменит ему того, что он потерял, но хотя бы на первое время.

Сердце Элинор забилось при этих словах, хотя она только смогла улыбнуться.

– Если только он правильно себя поведет, – сказал Джон Дэшвуд, – Так как все друзья советуют ему делать, он сейчас сам решит свою проблему, чтобы потом не о чем не жалеть. Пока время работает только против него. Его мать решительно хочет переписать всю недвижимость на Роберта, и, причём немедленно, чтоб поставить Эдварда на место. Сегодня утром к ней уже приехал адвокат.

– Вот это да, – сказала миссис Дженнингс, – вот это серьезный удар от любящей мамочки! Конечно, каждый идет своим путем, но я не думаю, что я отдала бы все одному сыну, если другой захотел бы стать независимым!

Марианна больше не могла сидеть сложа руки, резко встала и начала молча расхаживать из угла в угол.

– Что может быть ужаснее для молодого мужчины, – продолжал Джон, – видеть родного брата наследником всего состояния, которое могло быть его собственным? Бедный Эдвард! Я искренне жалею его!

На этой прискорбной ноте утренний визит был завершен и три леди остались наедине со своими чувствами по поводу Эдварда, миссис Феррарс и Дэшвудов.

Как только брат вышел, Марианна дала волю своим чувствам, Элинор тоже не смогла сдержаться, а миссис Дженнингс и не собиралась сдерживаться, и все трое с жаром принялись обсуждать и осуждать услышанные новости.

Миссис Дженнингс поддерживала поступок Эдварда, но только Элинор и Марианна знали всю правду об этом отчаянном жесте. Они знали, как мало он сделал для того, чтобы стать по-настоящему независимым и по своей вине стал жертвой обстоятельств, которые привели его к потере друзей и наследства. Элинор гордилась его благородством, а Марианна готова была всё ему простить. Но они старались лишний раз не говорить о нем. Элинор чувствовала, с какой теплотой и сочувствием к нему относится Марианна. Это означало, что Эдвард все еще производил хорошее впечатление на ее сестру, и это расшатывало самообладание Элинор. Марианна каждый раз сравнивая себя и сестру в одинаковой ситуации, чувствовала на себе всю силу такого сравнения, и не в свою пользу. Она переживала это со всей болью своего позора, сожалея об этом очень горько и так сильно, как никогда раньше! И это приносило только страдания и муки, без какой-либо надежды на облегчение! Ее ум настолько ослаб, что она воображала все происходит не наяву, а во сне и это только ухудшало ее состояние!

Ничего нового не было слышно ни на Харлей-Стрит, ни в Бартлетт-Билдингс еще день или два. Поэтому миссис Дженнингс ничего другого не оставалось, как только распространять эту новость дальше. Она даже решила нанести визит утешения, когда только сможет, своей кузине, но серьезное препятствие в виде большого количества приглашений никак не давало ей навестить Люси.

Третий день принес новые подробности. Это было ясное и прозрачное воскресное утро, хотя шла всего лишь вторая неделя марта, поэтому многие отправились в Кенсингтонский парк. Миссис Дженнингс и Элинор были в их числе. Марианна, которая знала, что Уиллингби в городе и ищет встречи с ними, старалась избегать общественных мест и осталась дома.

У ворот парка миссис Дженнингс сразу встретила своих очередных хороших знакомых, и Элинор, не желая выслушивать их разговоры, шла от них чуть поодаль, предоставленная сама себе. В этот день она не встретила ни Уиллингби, ни Эдварда и вообще никого, кто бы привлек ее внимание. Но в конце прогулки ее ждал сюрприз. Мисс Ненси Стиллс, которая выглядела достаточно сияющей, подошла и радостно приветствовала их. Миссис Дженнингс ответила ей тем же и на минутку оставила своих знакомых и присоединилась к девицам, успев прошептать на ухо Элинор:

– Выпытайте у нее всё, Элинор. Она расскажет вам всё – вы только спросите! Видите, я не могу оставить миссис Кларк.

К удивлению миссис Дженнингс и даже Элинор, Нэнси рассказала все сама, и даже не дождавшись вопроса, видимо, последний случай ее ничему не научил!

– Я так рада вас видеть, – сказала мисс Стиллс, взяв за руку Элинор, как близкую подругу, – я очень хотела увидеть вас, больше всех на свете, – и затем, в полголоса спросила, – А миссис Дженнингс уже знает обо всем? Она очень рассержена?

– Совсем нет, я думаю, нет.

– Замечательно! А леди Миддлтон, она сердита?

– Я только могу предположить, но думаю, что вряд ли.

– Я ужасно рада этому. Боже милостивый! Я перенесла такие времена! Я еще никогда не видела Люси такой взвинченной. Она клялась, что теперь уж точно никогда не купит мне новую шляпку и не сделает еще чего-нибудь для меня снова, как только она уехала. Но сейчас она достаточно пришла в себя, и мы снова друзья, как и были. Смотрите, она сделала мне новый бант на шляпу, и это перо буквально вчерашним вечером. Теперь вы тоже можете посмеяться надо мной по поводу доктора! Но, почему бы мне и не носить алые ленты, только из-за того, что это любимый цвет доктора! Тем более мне он об этом никогда не говорил. Раз он так не говорил, то мои кузины не должны так подшучивать надо мной. А право не знаю иногда, как с ними обращаться…

Заметив полное равнодушие Элинор к лентам, докторам и кузинам, мисс Стиллс быстро вернулась к прежней теме.

– Да, мисс Дэшвуд, – произнесла он торжествующе. – Злые языки могут твердить, что угодно, о мистере Феррарсе и о его заявлении, что он не хочет жениться на Люси, но это не так! Я могу вам сказать, что наглая ложь! Люси пусть сама решает, как ей быть, но других это дело совершенно не касается!