– Полковник Брэндон исключительный человек, – наконец заговорила Элинор, – Порядочный и основательный.

– Я это знаю, – ответила ее мать серьезно, – после стольких переживаний, я, наконец, одобряю такой выбор, и даже очень рада ему. И его приезд ко мне, такой искренний, и такой ясный, показывает, что на этого человека можно положиться!

– Его репутация вместе с тем, – продолжала Элинор, – основывается не только на одном разовом проявлении доброты, при котором его отношение к Марианне, всего лишь могло быть проявлением гуманизма. Его хорошо знают и миссис Дженнингс и леди Миддлтон, и достаточно долго. Они одинаково и любят, и уважают его. И, как в последнее время стало ясно, он очень рассудительный человек. Поэтому, я его очень ценю сейчас, и, если Марианна будет счастлива с ним, я считала бы такой союз большой удачей в жизни. Какой ответ ты ему дала? Оставила ли ему какую-нибудь надежду?

– О моя девочка, я тогда не могла и говорить о надежде, да и он тоже! Марианна могла в то время умереть. А он даже не спрашивал о надежде на что-либо. Он просто рассказал, как близкому другу свои чувства, а не как матери. Позже я сказала ему, что если случится так, что все обойдется, а я верю, что так и будет, то величайшим счастьем для меня было бы ее замужество с ним. Я потом повторила это ему, и ободрила его ещё не раз. Время, слишком мало времени, время излечит все! Сердце Марианны не стоит тратить на таких, как Уиллингби! И он того же мнения!

– А что же полковник, ты ведь не ожидала, что он будет торопить события?

– Нет. Он думает, что чувства Марианны формировались так долго и так глубоки, что сразу ее сердце не может быть свободно. Тем более, что он сам понимает, что с такой разницей в возрасте и положением, он едва ли сможет произвести на нее впечатление. Но здесь, все же, он ошибается. Его возраст, как раз то, что надо для Марианны, чтобы иметь будущее спокойным, со сложившимися принципами и характером. Что касается его расположения, то думаю это как раз тот, кто сделает твою сестру счастливой! А его личность, его манеры, его учтивость! Мое чувство не делает меня слепой, он, конечно, не такой красавчик, как Уиллингби, но в тоже время в его чертах есть что-то более правильное. Помнишь, в глазах Уиллингби всегда было что-то такое, что мне не нравилось?!

Элинор не могла вспомнить этого, но ее мать, не дожидаясь ответа, продолжала:

– А его манеры? Манеры настоящего полковника! Они ведь не только мне приятнее, но они более приятны, я знаю, и Марианне. Его нежная забота, его уважительное отношение к другим людям, и многое другое, что намного лучше для нее, чем живость, частая наигранность и дурной характер других. И я уверена, что если бы Уиллингби вдруг переменился полностью и появился вновь, она не была бы счастлива с ним так, как это будет с полковником Брэндоном.

Она замолчала. Ее старшая дочь не была полностью согласна с ней, но ее точка зрения вряд ли могла быть понята матерью, поэтому она промолчала.

– В Делафорде, она будет со мной рядом, – сказала миссис Дэшвуд, – даже если я перееду в Бартон. Но, в любом случае, я слышала, что это довольно немаленькое поселение, и, думаю, для нас там всегда найдется маленький домик или коттедж, не хуже нынешнего!

Бедная Элинор! Роковой Делафорд снова замаячил на ее горизонте! Но ее дух был крепок!

– Его состояние тоже играет не последнюю роль. В моем возрасте все уже серьезно начинают об этом задумываться. Поскольку я не знаю, да и не очень хочу знать, какое оно, но думаю, что достаточно велико.

На этом их разговор тет-а-тет был прерван появлением третьей персоны, и Элинор перестала над этим думать, считая это личным делом, пожелала успеха своему дорогому другу и подумала, какую боль это причинит Уиллингби.


Болезнь Марианны, хотя и тяжелая, все же тянулась недолго, и девушка быстро шла на поправку. А природная сила молодости и материнская любовь оказались настолько действенными средствами, что больная уже через четыре дня смогла самостоятельно подняться и появиться в гостиной миссис Палмер. Куда, по ее собственной просьбе, был приглашен полковник Брэндон, которого ей не терпелось поблагодарить за его неоценимый поступок.

Когда он вошел в комнату, то сразу переменился в лице при виде усталых глаз Марианны. Он с нежностью принял ее бледную руку, которую она тотчас протянула ему, и Элинор показалось, что такое поведение свойственно мужчине, которому больше незачем скрывать свою любовь. Она не могла не заметить противоречивых чувств на его печальном лице, полковник поднимал на ее сестру глаза полные грусти и нежности, и она решила, что он невольно сравнивает Элизу и Марианну. В благодарном взгляде ее впалых глаз, в бледности кожи и бессилии, он, несомненно, улавливал их сходство и чувствовал, что еще совсем немного, и Марианна поправится, и его заветное желание исполнится.

Миссис Дэшвуд, не менее внимательно следившая за этой сценой, но совсем с другими мыслями, не увидела в поведении полковника того, чего так страстно желала. Неужели она опять вообразила себе больше, чем было на самом деле?

Прошло еще два дня, Марианне становилось заметно лучше и миссис Дэшвуд начала поговаривать об отъезде в Бартон. От ее решения сейчас зависели дальнейшие планы двух ее друзей. Миссис Дженнингс не могла оставить Кливленд, пока Дэшвуды были здесь, да и полковник Брэндон, задержавшийся в именье из-за них, прочно обосновался в комнате наверху, так как не мог оставить дам в это трудное время одних. Они оба поддерживали решение миссис Дэшвуд вернуться в Бартон и предлагали ей каждый свой экипаж, но она выбрала экипаж полковника, как более комфортный для ее приболевшей дочери. Полковник с благодарностью принял приглашение миссис Дэшвуд и миссис Дженнингс, которая также гостеприимно приглашала его в коттедж Дэшвудов, как к себе домой, и пообещал навестить их в Бартоне через несколько недель.

И вот долгожданный день отъезда настал.

Марианна, которая так ждала его, в это утро никак не могла распрощаться с миссис Дженнингс, они расставались так радушно и трогательно, как два очень близких человека, которых теперь многое связывает, затем она тепло и быстро, в надежде на скорую встречу, простилась с полковником Брэндоном. Тот осторожно помог ей подняться в экипаж, и усадил так, чтобы она занимала его добрую половину и чувствовала себя уютно в дальней дороге. Миссис Дэшвуд и Элинор поднялись следом. Взволнованные они говорили между собой о предстоящем путешествии, когда экипаж тронулся. Миссис Дженнингс и полковник Брэндон провожали их взглядом и грустно стояли вдвоем, пока карета не скрылась из вида. Затем пожилая дама отправилась домой, а полковник Брэндон – в одиночестве в Делафорд.

Дэшвуды пробыли в пути два дня, и Марианна хорошо чувствовала себя в дороге. Возможно, потому, что рядом были мать и сестра. Элинор, глядя на выздоравливающую Марианну, не скрывала радости. Еще совсем недавно она видела ее такой измученной и страдающей, с болью в сердце, о которой она из гордости не хотела говорить, теперь же перемена в ней была очевидна – Марианна, наконец, похоже обрела спокойствие души. И в этом была немалая заслуга Элинор.

Как только они въехали в Бартон – сразу узнали родные просторы, где каждый луг и каждое дерево, казались знакомыми, но почему-то пробуждали печальные воспоминания. Марианна загрустила, смолкла и, повернувшись к окну, так чтобы мать и сестра не могли видеть ее лица, и задумчиво смотрела на проплывающие мимо весенние пейзажи сквозь пелену слез. Элинор не осуждала ее за эту душевную слабость. Помогая Марианне выйти из экипажа, она вдруг заметила, что сестра плачет, и искренне посочувствовала ей. Когда они, наконец, вошли в свою маленькую гостиную, то Марианна обвела ее нежным и печальным взглядом, как будто замечая каждый предмет, напоминающий ей о Уиллингби. И постаралась быть сильной. Она говорила о нем мало, но всякий раз с иронией, а если вдруг с ее губ срывался вздох, он тут же сменялся улыбкой. После обеда она попробовала сыграть на своем пианофорте. Она уверенно подошла к инструменту, но первые попавшиеся ноты оказались оперой, подаренной ей Уиллингби. Несколько любимых партий, которые они с удовольствием исполняли дуэтом, а сверху красовался этот проклятый подарочный лист с ее именем, которое он вывел своей трепетной рукой. Это оказалось свыше ее сил. Она покачала головой, убрала ноты на место, пробежалась несколько раз по клавишам и закрыла инструмент, сказав, с некоторым смущением, что ее пальцы потеряли прежнюю гибкость, но со временем она вернет им былое мастерство.

Следующий день стал новым уверенным шагом к выздоровлению. Марианна проснулась бодрая духом и телом и с нетерпением стала ждать возвращения их маленькой Маргарет, которая на время была отправлена к знакомым. Она с теплотой вспомнила о тихих семейных вечерах, которые теперь снова вернуться в их уютный летний дом.

– Как только погода установится, а мои силы восстановятся, – уверенно сказала она, – то снова буду совершать ежедневные пешие прогулки. Мы будем спускаться к подножию холмов, и видеть проходящих там детей, дойдем до новой плантации сэра Джона в Бартон-Кросе, и в Аббей-Лэнде, и навестим древние руины в Приори, поросшие мхом и лебедой, и как раньше будем бродить среди них и представлять какими были эти священные стены. Совсем скоро я буду просыпаться не позже шести и каждое утро до обеда посвящать музыке и книгам. Я уже даже составила кое-какой план своих занятий. Правда, все книги в нашей библиотеке я уже перечитала от корки до корки, но еще очень много хороших книг есть в Бартон-парке, а некоторые новинки я возьму почитать у полковника Брэндона. Занимаясь чтением хотя бы шесть часов в день, я пройду целый курс за двенадцать месяцев. А это огромное количество советов, которые мне, я чувствую, так нужны.

Элинор нравился настрой сестры и ее планы, хотя она улыбалась в душе, возвращение Марианны в ее привычные розовые мечты, которые теперь были направлены на рациональное использование времени и самовоспитание. Элинор улыбалась, но ее улыбка иногда переходила в тягостный вздох, так как она все еще не выполнила обещание, данное мистеру Уиллингби, так как опасалась, что такое напоминание может причинить вред Марианне, и разрушить все ее последние проекты по самообразованию. Желая все же отложить этот час печали, она решила подождать, пока здоровье ее сестры окрепнет, позволяя перенести все это намного легче.

Но это решение, как и многие другие благородные решения на свете, было принято только для того, чтоб его нарушить.

Марианна, терпеливо просидевшая дома еще три дня в ожидании теплой погоды, в первое же погожее утро решила пройтись одна. Поддавшись искушению поздней весны, мать разрешила ей небольшую прогулку, но только под руку с Элинор и только на лужайке около дома.

И обрадованные сестры неспешной легкой походкой, как только позволяла слабость Марианны, которая не совершала подобных прогулок с того самого сырого апрельского вечера в Кливленде, когда она заболела, наконец, вышли из дома. Они пошли вперед и оказались достаточно далеко от дома, чтобы увидеть весь холм, когда Марианна тихо сказала:

– Здесь, точно здесь, – и показала рукой, – именно там на этой насыпи я и упала. Я и увидела впервые Уиллингби!

Ее голос сорвался и резко затих. Но вскоре она добавила:

– Я так искренне рада, что теперь могу смотреть на это роковое место, и мне почти не больно! Сможем ли мы когда-нибудь спокойно говорить о нем, Элинор? – неуверенно спросила она, – Или этого не следует делать? Я могу говорить об этом хоть сейчас, я надеюсь, нет, я просто обязана это сделать!

Элинор осторожно попросила ее быть откровенной.

– Что касается сожалений, – сказал Марианна, – Я уже прошла через это и теперь всё для нас обоих так далеко. Я не собираюсь рассказывать тебе, какими были мои чувства к нему, но скажу какие они сейчас. В настоящее время, если я и могу быть довольна, то только одной вещью. Если бы я только знала, что он не всегда меня обманывал, не всегда играл мной… Но кроме этого, если бы я могла быть уверена, что он никогда не был таким плохим, каким его представляет мое воображение, с тех пор, как эта несчастная девушка…

Она остановилась. Элинор обрадовалась, кажется, сама судьба предоставила им удачный повод поговорить о раскаянии Уиллингби.

– А если бы ты была в этом уверена, стало бы тебе легче?

– Да, потому что я всё время думаю только об этом! Это ужасно подозревать человека, который был таким, каким он был со мной, но и иметь еще как-то неуправляемое чувство, которое меня охватывает…

– А, что сейчас? – спросила ее сестра, – Как ты сейчас оцениваешь его поступки?

– Я его считаю… О нет! Я считаю его всего лишь непостоянным, всего лишь непостоянным! Не больше!

Элинор молчала в нерешительности, не зная, рассказать ли ей все сейчас или подождать, пока Марианна совсем окрепнет. Они провели еще несколько минут в тишине.