Элинор спросила:

— А ты смотрела в Фейсбуке?

— Он там не появлялся. С тех самых пор, как уехал отсюда. И он не поменял статус в сети, по-прежнему свободен.

Элинор вздохнула.

— Эм, ты очень рискуешь!

— Риск меня не пугает. Я люблю рисковать — по крайней мере, это лучше, чем просто сидеть на месте.

— Но мама…

— Она полностью «за», — повторила Марианна. — Говорит, мне надо уехать, немного отвлечься, развеяться…

Элинор тоже повернулась лицом к сестре и мрачно сказала:

— Вместо того чтобы развеиваться, тебе стоило бы подумать о своем будущем. Станешь ли ты и дальше изучать музыку, будешь ли преподавать, поступишь ли в уни…

— Элли, я не могу!

— Нет, можешь!

По щекам Марианны покатились слезы.

— Умоляю, не заставляй меня. Пожалуйста, не надо!

— Я тебя не заставляю. Просто хочу, чтобы ты поняла, что твоя дальнейшая жизнь зависит от твоих собственных решений, а не от парня, с которым ты едва знакома!

— Не смей так говорить!

— Но это правда.

Марианна шмыгнула носом и отвернулась.

— Для тебя может быть, а для меня — нет.

Элинор опять вздохнула.

— Ладно.

— Элли! Едем со мной.

— Куда?

— В Лондон.

— Эм, я не могу поехать в Лондон. У меня же работа!

В темноте Марианна вытянула руки над головой и переплела пальцы.

— Тогда приезжай хотя бы по выходным.

— А как же мама?

— Она не станет возражать. Ей нравится, когда мы проводим время вместе.

— Ладно, может быть. Только почему ты заговорила про выходные? Как долго ты собираешься там оставаться?

— Сколько понадобится.

— Понадобится для чего?

— Для того, — голос Марианны был полон надежды, — чтобы разыскать Уиллза. И поговорить с ним.

Она повернула голову и улыбнулась.

— Тогда я буду знать, что будет с нами и с нашим будущим. А уж тогда смогу подумать и обо всех тех скучных вещах, которые тебя беспокоят.

Марианна опустила руки и коснулась пальцами щеки Элинор.

— Обещаю, — прошептала она. — Я обещаю.

2

— Глупости, — отрезала миссис Дженнингс, — наверняка у вас найдется время для чашечки кофе.

Билл Брэндон посмотрел на часы.

— Дело в том, что мне…

Миссис Дженнингс подхватила его под руку.

— Мы не виделись уже несколько недель, и тут я вдруг натыкаюсь на вас возле метро… — она сделала паузу и вопросительно взглянула на него, — на станции Бонд-стрит. Где это вы были?

Билл Брэндон вздохнул, словно вежливость вынуждала его выдать информацию, которую он предпочел бы сохранить в тайне.

— В Майлз-Энд.

— Майлз-Энд? Что могло вам понадобиться в Майлз-Энд?

— Я должен был заглянуть в госпиталь, — терпеливо объяснил он. — В отделение по лечению зависимостей.

— О, — вскричала миссис Дженнингс, словно сделав важное открытие, — вот оно что! Наверное, в связи с кем-то из ваших пациентов в Делафорде!

Лицо Билла Брэндона осталось таким же непроницаемым, хоть он и попытался изобразить на нем улыбку.

— А сейчас мне надо обратно, — сказал он, высвобождая руку.

— Куда?

— В Делафорд.

— Вы поедете туда не раньше, — твердо заявила миссис Дженнингс, — чем выпьете со мной чашечку кофе.

Она наклонилась к нему.

— Мне надо о многом вам рассказать.

Он смерил ее взглядом, словно видел в первый раз.

— Да?

Она улыбнулась и кивнула.

— Да, дорогой. Именно так. Угадайте, кто сейчас гостит в моем доме?

— Я не могу…

Она выпустила его руку и воскликнула так, будто была уверена, что теперь-то полностью завладеет его вниманием:

— Марианна!


Они расположились за столиком кафе «Доллиз» в «Селфриджес», и Билл Брэндон заказал себе черный кофе, отчего миссис Дженнингс пришла в страшное негодование.

— Прошу, попробуйте морковный торт, дорогой, — принялась упрашивать она. — Или хотя бы ореховый капучино. Ну же, Билл, вы слишком похудели, а это мужчине не на пользу, уж поверьте.

Он на мгновение прикрыл глаза.

— Черный кофе, пожалуйста.

— Но…

— Только кофе.

— Джонно заставил бы вас съесть торт.

— Но его здесь нет.

— Ладно, — сказала миссис Дженнингс, берясь за ложку, чтобы размешать свой гигантский капучино с шоколадом, — как хотите. Итак, к делу. Марианна Дэшвуд день за днем обливается слезами в моей гостевой спальне, и это меня здорово беспокоит.

Не глядя на нее, Билл негромко заметил:

— Я слышал, что она в Лондоне.

— От кого? А, наверно, от Джонно!

— Да.

— Тогда почему, — спросила Эбигейл Дженнингс, решительно откладывая в сторону ложку, — вы до сих пор не зашли проведать нас? Вы же знаете, я всегда вам рада.

— Я был занят.

— Это чем же?

Билл Брэндон бросил на нее короткий взгляд. Потом устало ответил:

— Эбигейл, мои дела вас не касаются.

— Но они были связаны с Делафордом?

— Возможно.

— Или с вашей загадочной дочерью?

Билл отпил глоток из своей чашки.

— У меня ее нет.

— Тогда почему…

— Эбигейл, — перебил он ее, — можем мы вернуться к Марианне?

— Ага! Я так и знала, что на этот крючок вы точно попадетесь!

— Ладно, попался, — терпеливо согласился он. — И хочу знать, как у нее дела.

— Так себе, — ответила миссис Дженнингс. — Она совершенно несчастна. Ах, Билл, дорогой, сердце ее разбито! Я пыталась пройтись с ней по магазинам, чтобы немного ее развеселить, повела на Бонд-стрит — покажите мне хоть одну девушку на всем белом свете, которая не будет рада походу на Бонд-стрит, — и поначалу мне даже показалось, что она немножко воспрянула, но тут я поняла — кажется, мы были в «Фенвике», — что она разглядывает не сумочки и украшения, как любая нормальная девушка, а людей, словно Уиллз может внезапно выскочить из-за прилавка с косметикой. Находиться рядом с ней одновременно и грустно, и утомительно. Пару дней назад она заметила пропущенный вызов у себя на мобильном и сразу же бросилась звонить ему, но оказалось, что его номер заблокирован. В любом случае, это наверняка был не он, его и в Лондоне-то, скорее всего, нету…

— Он здесь, — коротко возразил Билл.

Миссис Дженнингс поставила чашку, которую только что взяла в руки, так что та негромко звякнула о блюдце.

— Да что вы! Неужели?

— Джон Уиллоби в Лондоне, — медленно повторил Билл. — Он только что заключил важную сделку. Очень важную — для него.

Миссис Дженнингс склонилась над столом, пристально глядя ему в глаза.

— Билл…

— Думаю, нет причин держать это в тайне, — сказал он. — Новость только что опубликовали в газетах.

— Только не в моей газете.

Билл добродушно ухмыльнулся.

— Да, Эбигейл. Не в вашей. Сделки с недвижимостью интересуют вашу газету только в том случае, если они подозрительны. Здесь же, насколько мне известно, все законно, просто сделка очень крупная. Джон Уиллоби был посредником при продаже очень дорогих апартаментов в одной их этих новых башен в Найтсбридже — квартиру купил греческий миллионер, решивший вывезти часть своих евромиллионов из Афин.

Эбигейл Дженнингс откинулась на спинку стула.

— Я в шоке! Не думала, что у этого мальчишки есть хоть намек на предпринимательскую жилку. И какую он получит комиссию?

Билл рассмеялся.

— Дорогая Эбигейл, я понятия не имею.

— Тогда расскажите, что это за грек? Он занимается судостроением?

Билл пожал плечами.

— Просто грек, миссис Джей, какой-то Гандрис или Чандрис, или Нархос: я не запомнил фамилию. Мне ничего о нем не известно, кроме того, что он купил дорогущие апартаменты при посредничестве Джона Уиллоби, вынудив его тем самым задержаться в Лондоне.

Миссис Дженнингс внезапно посерьезнела.

— В Лондоне, но не с Марианной.

— И слава богу.

— Билл, дорогой, она-то считает совсем по-другому! Каков прохвост!

— Думаю, — спокойно заметил Билл, — это еще слишком мягко сказано.

— А Марианна, бедняжка, такая красавица — вот только денег у нее нет.

Билл Брэндон молча допил кофе и отодвинул чашку. Потом спросил:

— А как ее сестра? Как поживает Элинор?

— О, дорогой, она такая молодец! Прекрасно показала себя на работе — той, что вы нашли для нее. Насколько мне известно, ею все очень довольны; похоже, у нее правильное отношение к жизни — в отличие от остальных членов ее семьи. Кстати, дорогой, в эти выходные она приедет повидать сестру. Если честно, я ей признательна. Очень нелегко в одиночку пытаться развлечь Марианну. Я хочу отправить их обеих на свадьбу — старая подружка Шарлотты, Сьюзи Мартино, выходит замуж. Помните ее? Думаю, там будет весело. Масса старых знакомых. Я попросила Шарлотту договориться о приглашении. Джонно и Мэри тоже приедут из Бартона — Сьюзи училась с моими девочками в школе. Так что там будет кому присмотреть за Марианной и Элинор.

Внезапно она замолчала и пристально посмотрела на него, словно вспомнив о чем-то важном.

— Билл, дорогой…

Усилием воли он заставил себя отвлечься от мыслей, в которые был погружен.

— Я буду рад повидаться с Элинор.

— Билл, — сказала миссис Дженнингс, — Билл. У этого грека есть дочь?


Маргарет молча сидела в машине, на которой они с сестрой теперь возвращались по вечерам домой. Стоило ей усесться на переднем сиденье — по ее требованию Элинор останавливалась за углом, чтобы одноклассники не увидели, на какой развалюхе им приходится ездить, — как она разразилась пространной тирадой на тему несправедливости жизни и нарушенных обещаний, мол, «Астон Мартин» ей теперь и не светит. В ответ Элинор, измотанная постоянной тревогой за Марианну, мыслями о Люси Стил и молчанием Эдварда Феррарса, прикрикнула на нее, посоветовав молчать, раз уж она не может сказать ничего приятного. В ответ Маргарет фыркнула, пожала плечами, сделала свой любимый жест, означавший «мне все равно», и теперь сидела, надувшись, рядом с сестрой, в наушниках, из которых доносились едва слышные, но раздражающие унц-унц-унц.

Элинор изо всех сил старалась сосредоточиться на дороге. Марианна уже несколько дней не звонила и не присылала СМС, а когда Элинор звонила ей сама, держалась либо отстраненно и безучастно, либо, что еще хуже, начинала жаловаться и рыдать. Элинор не меньше дюжины раз выслушала историю с пропущенным звонком, равно как и целую череду предположений о причинах, по которым Уиллз до сих пор не вышел на связь, за которыми обычно следовали истерические заверения в том, что он непременно сделает это в ближайшее время. Она знала, что Марианна день за днем обходила Кингз-роуд, и хотя до сих пор ей так и не попался тот самый «Астон Мартин», припаркованный у тротуара, сестра утверждала, что вот-вот на него наткнется — и там будет сидеть Уиллз, готовый представить исчерпывающие оправдания своего исчезновения, после чего она, Марианна, вновь вознесется на вершину блаженства и будет вознаграждена за веру в него и в его ответные чувства.

— А как там миссис Джей? — спросила Элинор, отлично сознававшая, сколь непросто жить под одной крышей с Марианной, пребывающей в душевном смятении.

— Нормально, — равнодушно ответила та. — Ее ничем не проймешь. Считает, что шоколад — лекарство от любых бед. И еще вечеринки.

— Вечеринки!

— Я прихожу, — сказала Марианна, — и просто стою с бокалом в руке. А потом возвращаюсь домой. Просто удивительно, до чего пустыми могут быть люди!

Во время их последнего разговора Элинор воскликнула печально:

— О, Эм, я надеюсь, ты испытываешь хоть небольшую благодарность!

О чем тут же пожалела, потому что в ответ Марианна вскричала:

— Благодарность? Благодарность? За то, что она держит меня тут только из-за своей страсти к разным романтическим сплетням, а я являюсь для нее их неисчерпаемым источником? Думаешь, она потащила бы меня в Лондон, если бы обе ее дочки не вышли замуж?

— Эм, я имела в виду, хотя бы просто из вежливости…

— Вежливости, — язвительно откликнулась Марианна, — вежливости! Ты только и думаешь, что о вежливости, о манерах, о респектабельности. Тебе не знакомы подлинные чувства — ты их не заметишь, даже если они обухом тебя стукнут по голове. Ты такая скованная, Элли, что тебе не стоит и пытаться понять такого человека, как я, живущего сердцем. Ни в чем и никогда! — и с этими словами сестра бросила трубку.