И снова полковник был вынужден замолчать, чтобы собраться с мыслями. А Элинор сочувственным восклицанием выразила свое сострадание судьбе его несчастной кузины.
– Я не перестаю надеяться, что вашу сестру не оскорбит найденное мною сходство между ней и моей падшей родственницей. Их судьбы не могут быть одинаковыми. Если бы робкая и нежная натура одной нашла опору в более твердом духе или счастливом браке, она вполне могла бы стать такой, какой, без сомнения, со временем станет другая. Но к чему я веду? Ни за что на свете не стал бы расстраивать вас без нужды. Ах, мисс Дэшвуд! Эти воспоминания дремали в самом дальнем уголке моей души в течение четырнадцати лет… Их опасно тревожить! Я постараюсь сосредоточиться на существе дела и больше не отвлекаться. Несчастная Элиза оставила на мое попечение своего единственного ребенка – крошечную девочку, плод ее первой запретной любви. Тогда малютке было три года. Она обожала дочь и всегда возила ее с собой. Ее доверие ко мне дорогого стоило! Я бы с радостью выполнил наказ умершей и сам следил за образованием и воспитанием девочки, если бы мое положение это позволило. Но у меня не было ни дома, ни семьи, поэтому я отдал малышку Элизу в пансион. Я навещал ее, когда мог. После смерти моего брата пять лет назад я получил фамильное состояние, и Элиза частенько приезжала погостить ко мне в Делафорд. Для всех она была моей дальней родственницей, но для меня не секрет, что общество подозревает между нами значительно более близкое родство. Три года назад, ей как раз исполнилось четырнадцать лет, я забрал ее из школы и поселил в доме весьма почтенной дамы, проживающей в Дорсетшире и опекающей еще нескольких девочек примерно такого же возраста. Два года все шло отлично, и я только тихо радовался, глядя, как она растет. Но в прошедшем феврале, то есть почти двенадцать месяцев назад, она неожиданно исчезла. Я позволил ей, что, как выяснилось, было весьма неосторожно с моей стороны, поехать в Бат вместе с подругой, которая ухаживала там за больным отцом. Дело в том, что я хорошо знал отца этой подруги, всецело доверял ему и считал, что у такого замечательного человека не может быть плохой дочери. Она не заслуживала доброго отношения. Эта дерзкая девица упрямо отмалчивалась и отказывалась сообщить нам хотя бы что-нибудь, хотя ей все было известно. Ее отец, человек безусловно порядочный, хотя и не слишком наблюдательный, скорее всего, ничего не знал. Он редко выходил из дома, девушки гуляли по городу одни и имели возможность заводить любые знакомства. Он всячески старался уверить меня, поскольку был непоколебимо уверен в этом сам, что его дочь ни о чем не знает. Короче, мне не удалось ничего узнать, кроме и без того очевидного факта, что Элиза исчезла. Восемь бесконечных месяцев я мог лишь строить предположения. Можете себе представить, о чем я думал, чего боялся, какие ужасные картины проходили перед моим мысленным взором!
– Всемогущий Боже! – вскричала потрясенная Элинор. – Неужели… Уиллоби?
– Первое известие о ней я получил в прошлом октябре. От нее пришло письмо, которое мне переслали из Делафорда. Я получил его в то утро, когда мы собирались в Уайтвелл. Этим и объясняется мой поспешный отъезд из Бартона, который, несомненно, показался всем странным, если не оскорбительным. Полагаю, мистер Уиллоби и не подозревал, что я тороплюсь на помощь той, кого он покинул одинокой и несчастной. Поэтому он всячески старался выразить недовольство моими дурными манерами, из-за которых расстроился пикник. Впрочем, если бы он и знал, ничего бы не изменилось. Стал бы он менее веселым? Перестал наслаждаться волшебными улыбками вашей сестры? Вовсе нет. Он уже совершил поступок, на который не способны люди, чьи сердца открыты состраданию. Он покинул девушку, погубив ее юность и невинность. Он оставил ее в самом отчаянном положении – без дома, без помощи, без друзей. Он даже не сообщил ей свой адрес. Он просто уехал и обещал скоро вернуться. И разумеется, не вернулся, не написал и не позаботился о ней.
– Но это же превосходит все допустимые пределы! – воскликнула Элинор.
– Теперь вы его знаете – транжира, ловелас, быть может, даже хуже. Представляете, что я пережил, глядя, как ваша сестра увлечена им, услышав новости о предстоящей в ближайшем будущем свадьбе? Я места себе не находил, думая о вас. Когда на прошлой неделе я приехал и застал вас одну, я был преисполнен желания узнать правду, хотя и не решил, как поступлю дальше. Мое поведение в тот день наверняка показалось вам странным, однако теперь вы понимаете его причину. Я не мог видеть, как вы становитесь жертвами обмана, наблюдать, как ваша милая сестра… Но что я мог поделать? Я не тешил себя иллюзиями о том, что мое вмешательство принесет пользу, к тому же у меня мелькнула мысль, что под благотворным влиянием вашей сестры он станет другим человеком. Но теперь, после такого бесчестного поступка, кто может знать, каковы были его истинные намерения? Однако, какими бы они ни были, ваша сестра может возблагодарить судьбу. Не сомневаюсь, что она непременно сделает это в будущем, когда сравнит свое положение с долей моей бедной Элизы, у которой не осталось никаких надежд. Ваша сестра без труда вообразит, как должна страдать моя несчастная девочка, продолжая любить его, причем не менее сильно, чем она сама, и при этом ежеминутно терзается жесточайшим раскаянием, которое не оставит ее до конца дней. Такое сравнение несомненно пойдет ей на пользу. Она поймет, что ее страдания, по сути, ничтожны, поскольку в них нет ее вины и они не навлекут на нее позора. А все друзья станут еще более преданы ей. Их привязанность многократно укрепит сострадание к ее несчастью и уважение к достоинству, с которым она его переносит. Однако вы должны сами решить, передать ли ей то, что услышали от меня. Вам лучше знать, как она воспримет такие новости. Поверьте, если бы я не был искренне убежден, что могу принести ей пользу, облегчить ее боль, я бы ни за что не стал рассказывать о наших семейных несчастьях. Надеюсь, вы не воспримете мою горькую исповедь как желание возвыситься в ваших глазах за счет другого человека.
Элинор искренне, от всей души поблагодарила полковника за откровенность и заверила, что эти сведения должны непременно помочь Марианне.
– Меня больше всего тревожат, – призналась она, – ее непрекращающиеся попытки найти ему оправдание. Мне кажется, что, если бы она была твердо убеждена, что это недостойный человек, она бы меньше терзалась. Теперь же, хотя вначале ей станет еще больнее, вскоре она почувствует облегчение. Скажите, – нерешительно спросила она после недолгой паузы, – а вы видели мистера Уиллоби после того, как расстались с ним в Бартоне?
– Да, – мрачно кивнул он, – один раз мы встречались. К сожалению, этого нельзя было избежать.
– Что? – Элинор взглянула на сидевшего рядом мужчину с неподдельной тревогой. – Вы встречались с ним для того, чтобы…
– Разумеется. У меня не было иной причины с ним увидеться. Элиза, хотя и с большой неохотой, назвала мне имя своего любовника. Когда он примерно через две недели после меня приехал в Лондон, мы встретились в назначенном месте. Он явился, чтобы защищаться, а я – чтобы покарать его поведение. Мы оба остались невредимы, поэтому наша встреча не получила огласки.
Элинор только вздохнула, подумав, насколько иллюзорна необходимость таких действий, но воздержалась высказать эти мысли своему собеседнику – мужчине и солдату.
– Подумать только, – снова заговорил полковник Брэндон, – насколько похожа несчастливая судьба матери и дочери. Я не оправдал оказанное мне доверие.
– Она еще в городе?
– Нет. Едва она оправилась после родов, а я нашел ее незадолго до этого события, я отправил ее и ребенка в деревню. Там они будут жить.
Затем полковник спохватился, что Элинор, по-видимому, следует находиться с сестрой, и откланялся. Она еще раз искренне поблагодарила гостя и простилась с ним, исполненная сострадания и уважения.
Глава 32
Мисс Дэшвуд не замедлила передать сестре все подробности разговора. Рассказ произвел на Марианну не совсем такое впечатление, как она ожидала. Марианна, казалось, не сомневалась в истине каждого слова, она выслушала все покорно и внимательно, при этом не прерывала, не возражала и не пыталась найти оправдание Уиллоби. Лишь слезы, струившиеся по ее щекам, словно утверждали, что это невозможно. Элинор была уверена, что Марианна больше не сомневается в виновности Уиллоби. Она перестала избегать полковника Брэндона, когда он появлялся с визитами, и даже иногда сама заговаривала с ним, неизменно сочувственно и уважительно. Элинор видела, что сестра больше не предается безудержному отчаянию, однако ей не стало легче. Возбуждение сменилось тягостным унынием. Ее душевные муки от сознания низости Уиллоби были даже больше, чем когда она считала, что потеряла его сердце. Мысли о судьбе его несчастной жертвы – соблазненной и брошенной мисс Уильямс, о том, какое будущее он, должно быть, готовил ей самой, настолько изводили девушку, что она не находила в себе сил открыться даже сестре. Она предавалась печали молча, что беспокоило Элинор куда сильнее, чем открытое и частое проявление горя.
Описывать, что пережила миссис Дэшвуд, получив письмо Элинор и продумывая ответ, значило бы повторить описание чувств ее дочерей. Это было и разочарование, вряд ли менее горькое, чем испытала Марианна, и возмущение, даже более сильное, чем чувствовала Элинор. Длинные письма, приходившие от нее одно за другим, повествовали о ее мыслях и страданиях. В них выражалось нежное сочувствие Марианне, материнская просьба проявить твердость и выстоять. Велико же было несчастье Марианны, если мать начала разговор о стойкости, и оскорбительной, унизительной была причина этого несчастья, о которой она молила дочь не сожалеть.
Вопреки своему желанию миссис Дэшвуд решила, что Марианне пока лучше не возвращаться домой, потому что в Бартоне все окружающее будет постоянно и мучительно напоминать ей о прошлом, воскрешать в ее памяти Уиллоби таким, каким она его видела в свои самые счастливые дни. Она настоятельно советовала дочерям не сокращать своего пребывания у миссис Дженнингс, срок которого, хотя и не обговаривался точно, согласно ожиданиям должен был составить не менее пяти-шести недель. В Бартоне они безусловно будут лишены того многообразия занятий и развлечений, которое предоставляет Лондон. Миссис Дэшвуд надеялась, что светское общество временами сможет отвлечь Марианну от тягостного уныния, а быть может, даже пробудит в ней интерес к жизни, хотя пока она, конечно, отвергает самую возможность этого.
Опасность снова встретиться с Уиллоби была, по мнению миссис Дэшвуд, практически одинаковой что в городе, что в деревне. Ведь все считающиеся ее друзьями теперь, несомненно, прервут с ним знакомство. Их наверняка никто не станет сводить намеренно, неожиданная встреча в гостях также произойти не может. Случайно столкнуться в толпе прохожих на лондонских улицах, конечно, можно, но вероятность этого даже меньше, чем в тихом уединении Бартона. Ведь после свадьбы молодожены прибудут в Алленхейм. Это событие миссис Дэшвуд сначала считала маловероятным, но потихоньку убедила себя в его неизбежности.
У миссис Дэшвуд была еще одна причина удерживать дочерей в Лондоне. Недавно она получила письмо от пасынка, в котором он извещал, что прибудет в Лондон с супругой в середине февраля. Миссис Дэшвуд не сомневалась, что ее дочери должны иногда встречаться с братом.
Марианна обещала послушаться мать и покорилась ее решению без возражений, хотя оно было прямо противоположным ее собственным желаниям и ожиданиям. Она искренне считала его неправильным и принятым на основе ошибочных предпосылок. Настаивая на ее пребывании в Лондоне, миссис Дэшвуд лишала ее единственного настоящего утешения – нежной материнской ласки, обрекала ее на жизнь в обществе и светские обязанности, которые наверняка не дадут ей ни минуты покоя.
Впрочем, ее утешала мысль, что ее несчастье может обернуться большой радостью для Элинор. Последняя в свою очередь, обоснованно полагая, что избежать встреч с Эдвардом ей не удастся, тешила себя надеждой, что продление их визита, хотя и будет крайне тяжело для нее, окажется полезнее для Марианны, чем немедленное возвращение в Девоншир.
Старания Элинор уберечь сестру от любых упоминаний имени Уиллоби не остались безрезультатными. Марианна пожинала их плоды, не подозревая об этом. Миссис Дженнингс, сэр Джон и даже леди Палмер при ней не разговаривали о нем. Элинор страстно желала, чтобы их сдержанность распространилась и на нее, но об этом оставалось только мечтать. И день за днем ей некуда было деваться от их негодующих откровений.
Сэр Джон никак не мог предположить, что такой поворот событий возможен. Он был самого высокого мнения об этом человеке. Такой веселый, компанейский малый. А лучшего наездника не сыскать во всей округе! Нет, воистину чужая душа потемки. Пусть катится ко всем чертям. Туда ему и дорога. А сэр Джон больше никогда не перебросится с ним хотя бы словом. Ни за какие блага. Даже если им когда-нибудь придется провести два часа рядом в бартонской роще в засаде на птиц. Подумать только, каков подлец! А ведь во время их последней встречи он даже предложил этому человеку выбрать любого щенка Шалуньи! Вот ведь как все обернулось!
"Разум и чувство" отзывы
Отзывы читателей о книге "Разум и чувство". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Разум и чувство" друзьям в соцсетях.