— В таком случае, прошу вас, чтобы эта близость и в дальнейшем оставалась тайной, — серьезно сказала молодая женщина. — Вы поймете, почему я не хочу выдавать свое пребывание здесь: С, как бы то ни было, достаточно далеко, и это вполне возможно.

— Кто же вам сказал, что мы живем в С? — спросил Гуго, несколько смущенный уверенностью ее предположения.

Элла указала на лежащие на столе газеты.

— Сегодня утром я прочла, что там ожидают двух музыкальных знаменитостей. Я вижу, что сообщение немного запоздало, а вы, конечно, гостите у брата.

Гуго молчал, у него не хватило мужества сказать ей, насколько ближе к ней находится ее бывший супруг. Газетная заметка легко объяснялась: он знал о предстоящем приезде Беатриче и о том, что уже вошло в привычку постоянно ставить рядом имена ее и Рейнгольда, а если последний и пребывал теперь в «Мирандо», то все считали его прибытие в С. делом решенным, как только там появится Бьянкона. Да они и уговорились встретиться там, и отрицать это было невозможно.

— Однако к чему такая таинственность? — спросил он, оставляя в стороне опасный предмет. — Ведь не вам же, Элла, бояться или избегать встречи?

— Нет! Но я хочу во что бы то ни стало оградить своего мальчика от возможности подобной встречи.

— С его отцом?

В словах Гуго послышался упрек.

— С вашим братом… да!

Капитан с новым изумлением взглянул на Эллу. Эти слова были произнесены ледяным тоном, и ледяная неподвижность сковала ее лицо, выражавшее такую непреклонную волю, какой никто не заподозрил бы в прелестной женщине.

— Это жестоко, Элла, — тихо сказал Гуго. — Я вполне понимаю, что вы становитесь недоступной после всего, что случилось, но при чем же мальчик? Рейнгольд уже делал попытку сближения со своим ребенком… вы оттолкнули его…

— Вы, Гуго, сказали мне, что явились сюда без всякого поручения, — перебила его Элеонора, — и я верю вам. Но в таком случае нам не следует касаться этого пункта. Оставим его в покое!.. Я очень удивлена, что вижу вас в Италии. Вы рассчитываете долго здесь оставаться?

Капитан последовал данному указанию, но удивление его росло. Молодая женщина, которую он знал лишь в качестве молчаливой и робкой слушательницы, полностью овладела нитью разговора. И с какой уверенностью и непринужденностью она перевела его на другой предмет, когда предшествовавший стал тяготить ее!

— Много дольше, чем я думал вначале, — сказал он, отвечая на вопрос — Мое пребывание здесь было рассчитано на очень короткое время, но буря, захватившая нас в открытом море, так потрепала «Эллиду», что мы с трудом добрались до ближайшей итальянской гавани, и пока нечего и думать о продолжении рейса. Исправление судна потребует нескольких месяцев, и мой отпуск, таким образом, продлится неопределенное время. Я, конечно, не подозревал, что встречу вас здесь.

По лицу молодой женщины промелькнула тень.

— Мы здесь по предписанию врачей, — серьезно ответила она. — Легочная болезнь заставила моего опекуна поехать на юг; его жена уже несколько лет тому назад умерла, а он, как вы, наверно, знаете, бездетен. Я давно пользуюсь правами его дочери, разумеется, тем самым я приняла на себя и ее обязанности. Врачи настаивали на этой местности, которая и в самом деле благотворно действует на его здоровье. Как я ни избегала Италии, но все же не могла отпустить его одного, зная, что он нуждается в моем присутствии. Мы надеялись избавить себя от тяжелой встречи, миновав город, в котором живет… синьор Ринальдо, и с той же целью выбрали самую уединенную виллу. Я вижу, однако, что наши предосторожности были напрасны: едва вы приехали сюда, как уже открыли наше местопребывание.

— Я? Конечно! — с невольным замешательством сказал Гуго. — И вы ставите мне это в упрек?

— Нет! Но меня удивило, что капитан Альмбах еще так интересуется своей маленькой кузиной и бывшей подругой детских игр, что настаивает на свидании, в котором ему сразу было отказано. Мы надеялись полностью оградить себя от всяких посещений, а вы тем не менее сумели добиться того, что вас приняли; это доказывает мне, что у меня и прежде были друзья. До сих пор я сомневалась, но теперь твердо уверена в этом, и это доставляет мне огромное удовольствие, за что я очень благодарна вам, Гуго!

Элла взглянула на него своими ясными, широко открытыми голубыми глазами и с очаровательной улыбкой, придававшей ее лицу невыразимую прелесть, доверчиво протянула ему руку. Но дружеский жест не нашел ответа. Лицо капитана вспыхнуло, он вдруг вскочил и, отведя ее руку, воскликнул:

— Нет, так нельзя… я… я должен во всем сознаться перед вами, Элла, даже если вы укажете мне после того на дверь.

— В чем еще вам нужно сознаваться? — удивленно спросила молодая женщина.

— В том, что я — все еще «искатель приключений», которому вы некогда дали столь поучительную отповедь. Конечно, это не исправило меня, но с тех пор я не пытался тревожить вас своими глупостями и не рискнул бы на это и в настоящий момент. Короче говоря, я вовсе не знал, кто обитатели этой виллы, когда направился сюда, и приказал доложить о себе совершенно незнакомому господину просто потому, что маркиз Тортони сообщил мне о некой молодой даме, ведущей здесь крайне замкнутый образ жизни… Ну да, я знал, что вы так посмотрите на это!

Действительно, взгляд Эллы выразил упрек, затем она молча отвернулась и стала смотреть в окно. Наступило тягостное молчание. Наконец Гуго произнес:

— Случай привел меня сюда… Элла, я жду вашего приговора.

— Ведь вы свободны и не нарушили долга, — холодно сказала она. — К тому же мое мнение едва ли будет иметь веское значение для вас, капитан!

— То есть, иначе говоря, господину капитану пора удалиться и на будущее время двери для него закрыты, не правда ли? — взволнованно спросил он. — Вы несправедливы ко мне, Элла! Мое присутствие здесь, где я предполагал встретить совершенно не знакомых мне людей, на самом деле объясняется моей любовью к приключениям. Это не ново. Но то, что я допустил безграничную глупость, сказав правду, хотя у меня был отличный предлог для обмана, — уже очень ново, и к тому я был принужден вами, вот этими глазами, взглянувшими на меня таким открытым взором, что я покраснел, как школьник, и не мог продолжать свою ложь. И вот воздаяние! Я снова слышу слова «господин капитан», которые, слава Богу, на четверть часа были исключены из нашего разговора.

Элла покачала головой.

— Вы испортили мне всю радость свидания…

— Неужели вы были обрадованы им? В самом деле? — перебил ее Гуго с загоревшимся взором.

— Конечно, — спокойно подтвердила она. — Воспоминания о родине всегда так отрадны на чужбине.

— Ах, вот что! — медленно произнес Гуго. — Я ведь совершенно забыл о том, что мы с вами земляки. Следовательно, вы видите во мне только немца? В таком случае откровенно признаюсь, мое волнение при нашем свидании было вызвано далеко не патриотическими чувствами.

— Несмотря на неизбежное разочарование, которое принесло вам это открытие? — довольно резко спросила Элеонора.

Капитан несколько секунд пристально смотрел на нее.

— Элла, вы заставляете меня раскаиваться в своем неосторожном признании. Пусть будет так! Я должен искупить свою вину, но прежде чем я уйду, разрешите еще один вопрос, вернее, просьбу. Позволите ли вы мне вернуться сюда?

Она медлила с ответом. Гуго подошел к ней ближе.

— Позволите ли вы мне вернуться, Элла? Что, собственно, я сделал такого, за что вы указываете мне на дверь?

Упрек, прозвучавший в словах капитана, подействовал на молодую женщину, и она тихо возразила:

— Но ведь я не делаю этого. Если вы захотите еще навестить меня… наши двери будут открыты для вас.

Гуго быстрым движением схватил ее руку и, поднеся ее к своим губам, долго не отрывал их, слишком долго для обычного поцелуя. Элла, по-видимому, почувствовала это и порывисто отняла руку. Так же порывисто выпрямился капитан. Яркий румянец снова залил его лицо, и он, всегда такой находчивый в выражении любезной учтивости, сейчас лишь коротко сказал:

— Благодарю вас! Итак, до свидания!

— До свидания! — ответила Элла с заметным смущением, странно противоречащим той спокойной уверенности, которая не покидала ее в продолжение всего разговора.

Можно было предположить, что она раскаивается в только что данном разрешении, которое нельзя уже было взять обратно.

Несколько минут спустя капитан Альмбах медленно шел обратно в «Мирандо». Он еще раз доказал силу своей воли и исполнил легкомысленно данное утром обещание. Но было ясно, что он не собирался использовать свой триумф. Время от времени оглядываясь на виллу, он нервно проводил рукой по лбу, как будто пробудившись от сна.

«Черт возьми! Элегическая атмосфера «Мирандо» захватила и меня, — сердито думал он. — Теперь и я начинаю смотреть на самые простые вещи с романтической точки зрения. Что, собственно, произошло? Почему я никак не могу отделаться от впечатления? Гостиные консула послужили хорошей школой, и ученица сверх ожидания легко и быстро усвоила курс. Я уже давно подозревал что-то в таком роде, и все же… Глупости! Какое мне дело до того, что Рейнгольду придется раскаиваться в его слепоте? А Элла к тому же не знает, как он близко… Так близко, что встреча не заставит себя ждать. Боюсь, что попытка к сближению на этот раз обойдется Рейнгольду еще дороже, чем тогда.

Какое странно-холодное выражение появилось на ее лице, когда я сказал о возможности примирения! Оно, — Гуго вздохнул, быть может, с бессознательным, но глубоким удовлетворением, — оно говорило «нет»… навсегда, навеки, и если теперь случай или судьба сведут их снова, будет поздно… Рейнгольд безвозвратно потерял ее!

Глава 13

По голубому зеркалу вод скользила лодка, направлявшаяся из С. в «Мирандо». Ее нарядный вид указывал на то, что она принадлежала богатым владельцам, а на обоих гребцах были цвета дома маркиза Тортони. Но пассажира лодки, видимо, нисколько не интересовали ни она, ни ее быстрый ход, ни великолепная панорама окрестностей. Он словно дремал с закрытыми глазами, откинувшись на сидении, и поднял веки только тогда, когда лодка причалила к мраморным ступеням, которые поднимались от моря до самой террасы виллы. Он выпрыгнул из лодки, жестом прощаясь с гребцами, которые, как, впрочем, и все слуги маркиза, привыкли оказывать знаменитому гостю еще больше почтения, чем самому хозяину. Несколькими сильными взмахами весел они отвели лодку от мраморной лестницы и загнали ее в небольшую гавань, устроенную здесь же поблизости, в парке.

Рейнгольд стал медленно подниматься по ступеням. Он возвратился из С, где уже поселилась Беатриче Бьянкона. В С. съезжались на летний отдых не только иностранцы, но и сливки итальянского общества, и примадонна по обыкновению была окружена знакомыми и поклонниками. Не успел Рейнгольд появиться возле нее, как и его постигла та же участь, пожалуй, даже в еще большей степени. Около Беатриче для него не было ни покоя, ни отдыха; она снова увлекла его в водоворот развлечений. Часы, которые он намеревался провести с ней, превратились в дни праздников, не менее утомительных, чем в городе, и после того как вчера Рейнгольд сопровождал певицу на большой банкет, затянувшийся на всю ночь до самого рассвета, он, наконец, при первых лучах солнца почти насильно вырвался, бросился в лодку и вернулся в «Мирандо».

Рейнгольд облегченно вздохнул при виде мирной картины уединения. Он знал, что его не нарушит ничье присутствие, так как Чезарио сообщил через гребцов, что он и капитан с самого утра отправятся на близлежащий остров и не вернутся до вечера, а для посторонних теперь нет доступа на виллу. Маркиз не любил, когда нарушали тишину и покой виллы, его дворецкий раз и навсегда получил приказ во время пребывания Рейнгольда никого не допускать в ее пределы, и, к великому неудовольствию иностранцев, избравших «Мирандо» излюбленной целью для своих прогулок, этот приказ строго исполнялся. Имение с его обширным парком и великолепным домом, который на севере, безусловно, назывался бы замком, а здесь получил скромное звание виллы, пользовалось всеобщей известностью. Оно прославилось не только своим роскошным местоположением и чудным видом на море, но и сокровищницей искусства, скрытой от посторонних и ласкавшей взор избранных, которые имели счастье быть гостями маркиза.

Невыспавшийся и усталый Рейнгольд все-таки не мог сейчас отдаться сну и бросился на мраморную скамью в тени колоннады. Он чувствовал себя совершенно разбитым. Эти знойные лунные итальянские ночи с опьяняющим ароматом цветов, среди тишины или шумного ликования, эти яркие солнечные дни с вечно лазоревым небом и блеском пестрых красок на земле дали ему все, о чем он мечтал на суровом севере, но зато отняли его лучшие жизненные силы. Уже давно миновало время, когда в смене страстного опьянения и сладостных грез заключался весь смысл жизни молодого артиста. Это продолжалось месяцы, годы, но мало-помалу наступила усталость, а затем и пробуждение, когда великолепный, богатый красками мир предстал его глазам совсем в другом свете, идеалы рухнули и горячо желанная свобода обернулась пустыней, не имеющей пределов ни в виде долга, ни в виде желаний. Вместе с цепями, так энергично и безжалостно порванными им, он потерял и сдерживающее начало; он не знал границ своим желаниям, и это стало его проклятием. Божественный огонь артистизма охранил его от участи многих других — гибели вследствие разочарования и апатии ко всему в жизни, но та же самая сила, которая вырывала его из этого омута, не давала ему покоя, гнала к чему-то недостижимому, чего он сам не мог определить и чего, как он чувствовал, ему недоставало и будет вечно недоставать. Ни Италия со всеми своими красотами, ни страстная любовь Беатриче, ни искусство, увенчавшее его лаврами, не могли дать ему этого. Призрак исчезал, едва лишь Рейнгольд протягивал к нему руки. Роскошная южная природа развернула перед ним все свое чарующее великолепие, но он не нашел среди экзотических растений алого цветочка…