Розмари Роджерс - Развлекающие толпу

В доме отца царил идеальный порядок. Здесь был даже небольшой автономный генератор на случай отключения электричества. А миссис Прикнесс, пожилая экономка, со знанием дела руководила целым штатом слуг. В комнате было очень тепло, а в ванной ее ждала горячая вода и пушистые, мягкие полотенца.

Анна быстро приняла душ и натянула на себя поношенные брюки, мешковатый свитер и лыжную куртку. Крег был далеко, и замечания делать было некому. Наконец-то можно не краситься и не заботиться о прическе – только пройтись разок расческой и повязать шарф, чтобы не мерзли уши. С ее роскошными длинными и пушистыми, как у ребенка, волосами можно было себе это позволить.

Надевая меховые перчатки, Анна мельком взглянула в зеркало. Лицо было слишком бледным – и неудивительно: она мало бывала на солнце. Темные круги делали синие глаза еще больше. Платиновые волосы были прямыми и ровными. Сморщив нос, Анна скорчила забавную рожицу. Как здорово быть самой собой. Крег всегда требовал, чтобы она выглядела, как фотомодель: прическа, косметика и соответствующий туалет, причем постоянно. Но сейчас некому делать замечания, некому читать мораль.

На улице уже поднялся легкий ветерок. Миллионы солнечных искорок сверкали на сугробах – Анна зажмурилась и вспомнила, что не взяла темные очки. Впрочем, это не имело никакого значения – сейчас хотелось лишь вдыхать свежий морозный воздух и как можно скорее оказаться за огромными воротами, которые делали Дипвуд похожим на тюрьму.

Как только тяжелые створки захлопнулись за ее спиной, сердце забилось чаще. Господи, как чудесно быть свободной. Как там любят писать на плакатах? «С этого дня у вас начинается новая жизнь». Анна чувствовала себя именно так. Воспоминания вчерашнего вечера как бы поставили точку, и теперь она открывала новую страницу.

Она брела совершенно бесцельно. Хорошо было просто спускаться вниз по холму и идти, идти, пока не надоест. Хорошо было не чувствовать над собой привычной опеки. Сегодня все было по-другому, во всем ощущался символический смысл обретенной независимости. Анна шла размашистым шагом, чувствуя, как мышцы длинных ног напрягаются, приветствуя неожиданную свободу. Она даже не заметила, как оказалась на окраине, – просто доверилась узкой извилистой тропинке, идущей вдоль каменной стены.

Ветер играл концом афиши, небрежно прилепленной к стене. Анна почти прошла мимо, как вдруг ее остановило имя, набранное большими буквами.

Мисс Кэрол Кокран в добродвейском премьерном показе…

Анне стало любопытно, и она разгладила афишу, чтобы прочитать до конца. Пьеса называлась «Дурная кровь». Смутно вспомнилась какая-то журнальная статья, которая попалась ей на глаза в приемной доктора Холдейна. Новая роль Кэрол всегда становилась событием. К тому же эта пьеса была написана одним из самых многообещающих молодых драматургов, поговаривали даже об экранизации.

Остальные имена в афише также показались ей знакомыми. Одно из них было набрано почти такими же большими буквами, как и имя Кэрол: Уэбб Карнаган. Анна была уверена, что уже слышала о нем раньше, но остановило ее именно имя Кэрол, вызвав чувство легкой ностальгии.

Школа. Та, в которой она училась перед швейцарской, унылая, скучная и очень правильная. Но вот появилась Кэрол, и ее яркая, непокорная красота, чудовищная грамматика и нецензурные комментарии по поводу окружающих сразу поставили все с ног на голову.

Наверное, они сдружились именно потому, что были такими разными: Кэрол была борцом, Анна – тихим, задумчивым наблюдателем. И хотя она служила лишь прикрытием для бесконечных проделок подруги, в ее жизнь вошел острый дух приключений. Кэрол проучилась в их школе всего лишь год, но Анна хорошо помнила ее.

«До свидания, лапочка. Писать не обещаю, потому что терпеть этого не могу. Да ты сама прекрасно знаешь, что я никогда не пишу писем! Но однажды, когда я стану богатой и знаменитой, мы обязательно встретимся опять. Поговорим о старых добрых временах…»

У Анны до сих пор стоял перед глазами образ Кэрол, сидящей на чемоданах в ожидании отчима, который должен был ее забрать. Она сидела, жмурясь на солнце; взгляд был решительным, улыбка – широкой и сияющей. На следующий день они с отчимом уезжали в Европу. «Европа! Ты только вдумайся в это слово! Для проститутки высокого класса моя матушка совсем неплохо устроилась. – Увидев выражение лица Анны, Кэрол расхохоталась и продолжала: – Черт подери, малышка! Разве я не учила тебя называть вещи своими именами? Ну а что касается меня, то я собираюсь устроиться еще лучше».

За прошедшие годы Кэрол, как и обещала, стала богатой и знаменитой, но Анна никогда не пыталась разыскать ее. Крег не одобрил бы такого знакомства: Кэрол славилась своими вызывающими выходками и бесчисленными браками. Да и сама Анна была слишком занята своей собственной жизнью, своими личными проблемами.

Но ведь сегодня не имело никакого значения, одобрил бы это Крег или нет. Наконец-то можно было отбросить всякую мысль о нем.

Наверное, именно в это время в старом театре в центре города проходит репетиция. И она может пройти через боковую дверь и увидеть Кэрол. Было бы так здорово посмотреть на нее во время репетиции – и не чего-нибудь, а бродвейской пьесы.

Засунув руки в карманы куртки, Анна продолжала свой путь, но теперь этот путь был целенаправленным.

Анна давно знала об этой боковой двери в театр, как и о том, что ее никогда не запирают. По крайней мере, сколько она себя помнила, эта дверь всегда была открытой. В детстве было так интересно проникать через нее в театр, пробираться по пыльным, затененным проходам, взбираться на сцену и представлять себя звездой, примадонной, играющей премьеру. Нужно было лишь прикрыть глаза, и театр оживал – люстры сияли ярким светом, а изношенный бархат кресел и занавеса обретал первозданную роскошь.

Прошло много лет с тех пор, как она в последний раз приходила сюда, но дверь, хотя и с трудом, открылась и пропустила Анну вовнутрь, точно так же, как и много лет назад. К счастью для Анны, скрип дверных петель был заглушён шумом бутафорской стрельбы со стороны сцены, и ее приход остался незамеченным. Постояв в нерешительности несколько секунд, свыкнувшись с царившим вокруг полумраком, она наконец решилась пройти дальше.

Миновав застеленный ковровой дорожкой проход, Анна тихо проскользнула на одно из мест в заднем ряду. Люди сидели по всему залу рассеянными группками, но никто, казалось, ее не заметил.

Происходящее на сцене почти мгновенно захватило ее. Через некоторое время она поняла, что причина этого – один из актеров. Он играл явного гангстера – белый костюм и прочие неотъемлемые атрибуты, – но именно он оживлял действие. Насколько Анна поняла, он только что совершил убийство и в настоящий момент спорил с женщиной и пожилым человеком, засовывая пистолет обратно в наплечную кобуру. От него исходила настолько сильная, чисто животная, злая энергия, что оба партнера казались манекенами на его фоне.

Невольно затаив дыхание, Анна почувствовала, что не в силах оторвать от него взгляд. Он двигался, как дикий зверь, как черная пантера, невероятно грациозно, но в этой грации ощущалась затаенная опасность и угроза.

«Какая же я дура!» – Анна тщетно пыталась внушить себе, что это всего лишь актер, который, как и все остальные, играет самую обычную роль. Она когда-то уже видела его в одном из телесериалов. Он играл студента-медика, увлекающегося наркотиками. Уже тогда он произвел на нее неизгладимое впечатление своей игрой и присущей ему внутренней силой, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что она ощутила сейчас, увидев его живьем. Сказать, что он потряс ее, значит ничего не сказать! Он околдовал ее, заставил следить за собой, не отрываясь, чтобы не пропустить мельчайшего жеста. Завораживало даже то, как он небрежно зарывался пальцами в непокорные темные волосы, как его губы раздвигались в саркастической усмешке, к которой примешивалась угроза.

Глядя на него, Анна забыла обо всем на свете, забыла даже, что привело ее сюда. Она и не пыталась высмотреть Кэрол, пока яркий свет, вспыхнувший в зале, не вывел ее из этого своеобразного транса.

– Да, Уэбб может быть чертовски хорош, ничего не скажешь. – Анна инстинктивно обернулась на голос, который вдруг резко изменился: – Послушайте, кто вы такая? Вы что, не знаете, что нельзя присутствовать на генеральной репетиции? – Дородный мужчина в клетчатом пиджаке навис над ней и продолжал возмущаться: – Как вы сюда попали, черт побери? Я совершенно точно запер все двери в этом проклятом театре!

Первым желанием было повернуться и бежать без оглядки. Но теперь все в этом дурацком театре, казалось, смотрели на нее!

Как бы со стороны Анна слышала свою запинающуюся речь:

– Простите, но я… Я в самом деле не знала… эта дверь никогда не запирается, и когда я увидела афишу…

Она попыталась увильнуть в проход, но чья-то сильная рука остановила ее.

– Не давай Майку себя запугать. Хоть он и криклив, но совершенно не опасен, – мужской голос, произнесший эти слова, был совершенно неожидан. – Все в порядке, Майк. Эта девочка – моя знакомая.

Анна подняла глаза и встретилась с янтарно-золотистым взглядом, вызвавшим у нее желание убежать как можно дальше, освободиться от властной руки его обладателя.

– Привет, малышка, я уже думал, что ты так и не придешь, – голос был теплым, как будто ее прихода действительно ждали. Человек по имени Майк, продолжая бурчать себе под нос, незаметно растворился в толпе.

Уэбб Карнаган. Анна запомнила его имя, а теперь у нее возникло смутное ощущение, что и лицо его она тоже не сможет забыть. Улыбка смягчила его жесткие черты, прорезав морщинки в углах глаз.

– Приветствую вас, очаровательная пейзанка, – мягкий, раскатистый голос оказывал на нее странное воздействие. – Так как же вас зовут?

Секунду назад Анна готова была считать его своим спасителем, но теперь он просто издевался над ней.

– Анна. И я вовсе не…

Он, несомненно, относился к тому типу мужчин, которые не слышали того, чего не желали слышать.

– Анна – замечательное имя, и оно подходит вам, Анна Оукли! – Все ее попытки вырвать руку были тщетными. Находясь в полном замешательстве, она вдруг услышала, как он смеется. Это было последней каплей.

– Меня зовут Анна Гайятт, и, будьте добры, отпустите мою руку! Он… Этот человек был совершенно прав: мне не стоило сюда приходить. С вашей стороны было очень благородно выручить меня, но…

Больше всего на свете ей хотелось перестать заикаться и мямлить. Но это никак не выходило – все присутствующие в зале с большим любопытством смотрели на них. А пристальный взгляд Уэбба парализовал ее волю и вызвал оцепенение, бороться с которым она была бессильна.

– А кто сказал, что я собирался тебя выручать? – Он мягко рассмеялся, почувствовав, как учащенно забился ее пульс. – Напротив, сиротка Энни, я собираюсь похитить тебя! Ах, какая нехорошая девочка – без разрешения забраться в святая святых! Кажется, именно так выразился наш друг Майк. Но ты похожа на глоток свежего воздуха. А именно это мне необходимо. Давай сядем рядышком и посмотрим следующую сцену, ладно? – Чувство беспомощности усиливалось по мере того, как его рука сжималась все сильнее, а улыбка становилась все более искушенной. Это лишило ее всякой возможности сопротивляться.

Они сидели в первом ряду. Но, черт побери, если он не обращал ни малейшего внимания на любопытные взгляды окружающих, то почему это должно волновать ее?

Он относился к тому типу мужчин, которые всегда заставляли ее чувствовать себя неловко. Слишком уверенный в себе и в своей власти над женщинами. Вот и сейчас она болезненно ощущала его руку на своей, но глаза оставались для нее загадкой – золотые, с редкими темными вкраплениями, они пристально изучали ее, в то время как губы сохраняли привычную, слегка саркастическую улыбку.

– Э-эй, расслабься. Тебя никто не тронет. И сними этот дурацкий шарф – здесь тепло. Сиди спокойно и…

Его обращение с ней было абсолютно непринужденным, но в нем сквозил едва уловимый дух собственничества. Это ощущалось во всем – в том, как он небрежно развязал узел шарфа, бросив его к ней на колени, в том, как оценивающе взвесил на руке тяжелую прядь ее волос.

– Прекрасные волосы, и к тому же натуральная блондинка. Тебе надо было бы рекламировать шампуни. Кстати, ты местная?

Прищурив глаза, Уэбб Карнаган внимательно изучал свою новую знакомую. Красивое лицо отражало целую гамму эмоций. Интересно, сколько ей лет? Семнадцать? Восемнадцать? Трудно сказать: она была без всякого макияжа, а румянец на сверкающих чистотой щеках был отнюдь не от грима – лишь от мороза и смущения. Забавно, но всего лишь час назад он стоял у той самой боковой двери, через которую эта девушка проникла внутрь. Правда, тогда он был поглощен ссорой с Таней. Но когда Таня убежала, хлопнув дверью, Уэбб наконец смог оглядеться по сторонам и увидел девушку, бегущую вниз по склону, – ее платиновые волосы развевались на ветру. Несмотря на неуклюже расставленные руки, в этой летящей фигурке ощущалась грация и изящество лыжницы. Она была как бы символом свободы и счастья. Девочка-женщина, бегущая по первому снегу. Увидев ее, трудно было возвращаться к полумраку театра, ворчанию Майка и безмолвным упрекам Тани.