Рэндалл слегка наклонил голову в знак согласия, и трое мужчин направились обратно в дом. Разговор перешел на другие темы.

Некоторое время внутренний дворик оставался пустынным. Полуденное солнце раскаляло каменные плиты. Но вскоре, расстегивая на ходу длинный махровый халат, туда вышла Анна. Она с нетерпением дождалась ухода своих предшественников. Теперь, когда все обитатели дома не рисковали выходить из прохладных комнат, здесь можно было обрести столь желанное уединение.

Ей хотелось просто полежать на солнце и собраться с мыслями. Ее поразило, как много знает о ней Гал Брайтман. Он даже помнил о смерти ее матери. И он так добр к ней, так отзывчив. Может быть, действительно стоит прислушаться к его совету и углубиться в прошлое? Может, лишь вернувшись назад, она сможет продвинуться вперед и, наконец, избавиться от Сна?

Анна расстелила халат рядом с фонтаном и легла на него лицом вниз, подставив солнцу обнаженную спину. Ей нравилось загорать. Тем более неизвестно, когда она снова сможет себе это позволить.

Комната Таки Петракиса выходила на одну из галерей внутреннего дворика. Приоткрыв окно, он наблюдал за Анной. Интересно, слышала ли она их разговор? Нет, вряд ли. Где бы она ни находилась. Они говорили очень тихо и специально выбрали для беседы именно это место. Там наверняка не было жучков. Никому никогда нельзя полностью доверять, даже деловым партнерам!

Петракис позволил себе немного пофантазировать. Интересно, что бы было, если бы он спустился вниз и присоединился к ней? Замечательное тело – стройное, изящное. Ему нравились худые женщины, такие, как Сара, которая была одной из его любимых женщин. Не одному эмиру интересно, какая она – эта женщина, дочь Ричарда Риардона. Интересно, какого цвета у нее соски? Наверное, розовые – она похожа на натуральную блондинку. Да, было бы совсем неплохо переспать с ней. Но похоже, что Гаррис к ней неравнодушен, так что лучше воздержаться. Хотя у Фелпса деловые интересы всегда стоят на первом месте. Время покажет. А пока можно будет понаблюдать за съемками всех этих крайне откровенных сцен, особенно для европейской версии. Он ухмыльнулся. Ей, право, не стоило беспокоиться и надевать на себя это крошечное бикини. В ближайшие две недели всем предоставится замечательная возможность увидеть Анну Мэллори во всей красе. Интересно, что бы сказал Риардон, если бы узнал об этом?

В маленьком захламленном офисе, который расположился на пятом этаже ничем не примечательного здания в Вашингтоне, сидели двое. Их занимало не то, что знает Риардон, а то, как он собирается эти знания использовать. Скромная табличка на наружной стороне двери гласила: «ФИНАНСОВОЕ ПЛАНИРОВАНИЕ». Никто из непосвященных не обращал на нее ни малейшего внимания. Лишь избранные заходили в эту дверь. Например, генерал Таррант. С хозяином кабинета – Тедом Барстоу – они были старыми друзьями, а потому разговаривали относительно свободно.

– Последнее время Маркхем просто в ударе. Его речи пьянят, как вино, – начал генерал, – они полны тщательно выписанных экспромтов и не менее тщательно рассчитанных откровений. Ты читал последнюю?

– А как же! По-моему, ее опубликовали чуть ли не все газеты. Идея разрядки? Старо. Нейтралитет? Где-то мы это уже слышали. А вот призыв к борьбе с секретностью – это нечто новое. «Народ имеет право знать. Мы обязаны держать людей в курсе всего». Неудивительно, что все проглотили такую наживку! Ты только обрати внимание, как каждый его шаг освещается в печати! Новый Спаситель Отечества. «Его цели чисты и понятны каждому» – кажется, именно так выразился этот пройдоха Рэндалл в своей последней редакционной статье? А если учесть, что он никогда особо не жаловал политиков, то это более чем странно.

– А как тебе эта басня насчет идеальной жены и идеальной семьи? Меня чуть не вырвало. Странно другое – полное отсутствие сплетен; и это, учитывая любовь нашей прессы к разного рода грязному белью! Возьмем его связь с Кэрол Кокран – о ней знаем мы, знают газетчики. И что же? Все делают вид, что ничего не происходит. А его высказывания насчет «никому не подотчетных секретных организаций»? Даже это ему сходит с рук! А мы лишь безропотно подставляем другую щеку! – теперь генерал размышлял вслух: – На этот раз Риардон затеял слишком опасную игру. Смертельно опасную.

– И ты прекрасно знаешь, почему!

Обычно Тед Барстоу был воплощением невозмутимости и бесстрастности. Но сейчас он с ненужной силой выбил трубку о стеклянную пепельницу и язвительно продолжал:

– Наконец-то назревает нечто действительно грандиозное… И как же мы на это реагируем? А почти никак! Лишь потому, что испорченный, глупый ребенок решил взбунтоваться против родительской опеки и связался не с той компанией! Но ведь сегодня они все такие. Восстают против того, что называют «нашими устоями», обрекая себя на еще худшее рабство. А если учесть, какие люди замешаны в этом деле, то мы и без того связаны по рукам и ногам… Черт побери! Да на этом этапе мы и не можем предпринять никаких конкретных шагов. Мы же пока ничего не знаем наверняка…

– А потому решили полностью довериться бывшему оперативнику весьма сомнительной лояльности? Этому проклятому актеришке? Неужели…

Барстоу заново набил трубку и начал яростно раскуривать ее. Раскурив, он решительно и серьезно перебил Тарранта:

– Он справится. Если там есть, что выяснять, он обязательно это выяснит.

Зазвонил селектор, и Барстоу нажал кнопку. Звонкий женский голос нарушил тишину:

– Все документы для генерала уже готовы, сэр. Если возникнут какие-то вопросы, то мистер Риардон у себя.

Генерал Таррант поднялся со стула. Глядя на его квадратное, все еще угрюмое лицо, Барстоу решил позволить себе одну из редких шуток:

– По крайней мере, генерал, вы не можете не признать, что получили чертовски хорошие финансовые рекомендации!

Таррант слегка приподнял бровь в знак того, что оценил юмор, но остался по-прежнему хмурым. Ничего не ответив, он вышел из комнаты.

Барстоу аккуратно отложил трубку и углубился в методическое изучение четырех папок, лежавших у него на столе. Их коленкоровые переплеты выглядели вполне невинно. Предполагалось, что внутри содержатся отчеты о различных капиталовложениях. И лишь маленькая звездочка на корешке говорила посвященным о том, что в них содержится секретная информация. Сверхсекретная. Даже ЦРУ и ФБР не располагали ей. Она включала все, что было известно Национальному Совету Безопасности, плюс то, что не дошло до него.

У Барстоу была фотографическая память – сочетание врожденного таланта и усиленных тренировок. Во время войны он работал в разведке, где и оставался до тех пор, пока его не обнаружил сам Риардон и не сделал одним из своих «парней». Из его прежних коллег мало кто остался в живых. Официально считалось, что Барстоу – простой служащий процветающей частной компании. На самом же деле их небольшая группа постоянно выполняла самые трудные задания, связанные с наибольшим риском и неизбежными потерями. Последней такой потерей был Дункан Фрейзер. Служба в ЦРУ была лишь официальным прикрытием – на самом деле он работал на них.

Лицо Барстоу посуровело, когда он склонился над самой толстой из четырех папок. Документы, собранные Дунканом, вплоть до самых последних. Масса перекрестных ссылок. Может быть, здесь он сумеет найти необходимый ключ?

Черт бы побрал эту недавнюю утечку информации, и черт бы побрал газеты, которые с такой радостью за нее ухватились! Со сколькими агентами пришлось распрощаться лишь потому, что их прикрытие не выдержало проверки. Оставалось надеяться, что хотя бы у Гайятта все в порядке. Он должен был приехать сегодня из Франции, где раскапывал компромат на Ива Плейдела, его бывших жен и этого египтянина, который называл себя актером. Слава Богу, что Крега не было в Лондоне, когда это случилось с Дунканом.

Случилось! Барстоу скривился. Черт бы побрал этих англичан с их вечными эвфемизмами! Хотя приходится привыкать к своеобразному стилю их отчетов – последнее время Теду часто доводилось иметь с ними дело в связи с совместной (почти!) работой над ирландской проблемой. Телефонный звонок по горячей линии раздался сегодня утром. Спокойный протяжный голос показался Барстоу несколько манерным.

«Мне бы не хотелось быть горевестником, старина. Но боюсь, что вчера вечером это случилось с Фрейзером. Бомба. Конечно, раньше уже имели место угрозы, и мы принимали все возможные меры предосторожности. Но за последнее время эти ребята из ИРА значительно поумнели. По крайней мере, мы думаем, что это их рук дело. У тебя нет никаких других предположений?»

Барстоу передал этот разговор Риардону и послал за секретными папками. Тарранту он ничего не сказал. Пусть это сделает сам Риардон, и пусть он же успокаивает генерала, когда тот взорвется. Потому что самому Барстоу было бы абсолютно нечего ответить на неизбежные возмущенные вопросы Тарранта. Черт бы их всех побрал! В конце концов, у него совершенно иные обязанности! Его дело – пропускать через себя поток информации, запоминать и соотносить нужные факты, а затем делать соответствующие выводы.

Его дело – искать нечто. Какое-то, пусть кажущееся незначительным, совпадение, общий знаменатель, которые помогли бы подобрать ключ ко всему делу. Скорее бы приезжал Гайятт. Возможно, его личный рапорт тоже окажется полезным.

Барстоу упорно продолжал чтение, просматривая страницы с почти невероятной быстротой. Изредка он делал карандашные пометки для микрофильмирования. Позднее наиболее примечательные факты будут объединены в одном документе.

Господи, сколько же людей замешано в этом деле! К сожалению, среди них и дочь Риардона. Но кто она? Орудие в чужих руках или сознательный противник? Затянувшись трубкой, Барстоу поймал себя на мыслях об этой молодой женщине. Где она сейчас? Чем занимается? Отдает ли себе отчет в происходящем вокруг нее? О чем думает?

Послеполуденное солнце разморило ее. Когда Анна вышла из душа, ее тело по-прежнему казалось горячим и отяжелевшим. Она торопливо подошла к зеркальному шкафчику, достала пузырек и проглотила одну таблетку. Ничего страшного – просто это поможет ей немного взбодриться и пережить предстоящий долгий вечер. Но все равно лучше, чтобы Гаррис этого не видел, а то он расстраивается.

На шее у Анны был подарок Гарриса – платиновое ожерелье, инкрустированное небольшими бриллиантами. Прозрачная крепдешиновая блузка с вырезом почти до самой талии красиво сочеталась с широкой цыганской юбкой и босоножками на высоких каблуках. Волосы ее были приведены в художественный беспорядок, и их длинные пряди красиво обрамляли лицо и шею. Немного косметики – вполне достаточно туши и блеска для губ. Анна придирчиво осмотрела себя в зеркало и осталась довольна. Перед ней стояла уже не девушка викторианской эпохи, которую она играла утром, а искушенная современная женщина. Роль хозяйки дома давалась ей все легче.

– Дорогая, ты сегодня просто потрясающе выглядишь! Этот костюм случайно не из коллекции Tea? – Сара Веспер в воздушном зеленом шифоновом платье нежно поцеловала ее в щеку.

– Действительно здорово! Жаль, что я не могу носить такие вещи, но мне не стоит изменять собственному стилю.

Вечерний туалет Джины Бенедикт состоял из голубой джинсовой юбки на пуговицах и соответствующей жилетки, которая не прикрывала почти ничего. Массивная индийская бижутерия была ужасна, но хорошо сочеталась с ее смуглым лицом и гривой черных волос.

Когда она взяла гитару и раздались первые аккорды, в комнате наступила абсолютная тишина.

– Я бы хотела спеть об океане. О ветре и горах. О свободе и обо всех, кто по-настоящему свободен. Чертовски хотелось бы, чтобы это относилось и ко мне, – ее чистый открытый голос с фантастическим диапазоном проникал в самую душу. Невозможно было не поддаться его очарованию.

– Она очень красива и очень искренна, – прошептала Сара, после того как Джина закончила петь и постепенно приходила в себя под всеобщие аплодисменты.

«Искренность, – подумала Анна. – К кому из нас можно применить это слово? Разве все, что сейчас происходит вокруг, настоящее?» Она вспомнила слова Джины о том, что песня посвящалась тем, «кто по-настоящему свободен». Да, Джина действительно была свободной. Что ей помогало в этом? Талант? А может быть, занятия йогой? «Я должна обязательно поговорить с доктором Брайтманом». Гаррис беседовал с высоким мужчиной, темные волосы которого уже начали седеть на висках. Анна вспомнила, что, загорая, слышала шум снижающегося вертолета. Новый гость? Его лицо казалось ей смутно знакомым, но то же самое можно было сказать почти обо всех друзьях Гарриса.

Вновь заиграла музыка, и гости разбились на маленькие группки. Все происходящее напоминало самый обычный светский прием. «Возвращение домой» оказалось совсем не похожим на настоящее возвращение домой. Несмотря на все изменения, обещанные и произведенные Гаррисом, это по-прежнему был дом Дэнни Феррано. Может быть, так оно и лучше.