Продавец в тюбетейке восхищенно прищелкнул языком.

– С вас бы картину писать! – заметил Азарцев, расплачиваясь. – Типа "Дама с горностаем". Или, в крайнем случае, сфотографировать для модного журнала.

– Не надо их упаковывать, – попросила Тина продавца. – Я хочу вдыхать их аромат.

– Мы сейчас поставим их в вазу, – Азарцев помог ей снять пальто, взял под руку и повел в большой зал. Тина вошла и в нерешительности остановилась.

Перед ней открылся кусочек восточной улицы. Дома, сады, мечеть с двумя минаретами были так искусно нарисованы на стенах, что создавали почти полную иллюзию города. В центре зала раскинулся квадратный пруд с лебедями, мраморными ступенями, ведущими к воде, и с низкими ажурными парапетами. Прямо из пола поднимались кадки с цветущим миндалем. То, что деревца искусственные, Тина догадалась не с первого раза. Потолок был стеклянным. Несмотря на то что в Москве почти наступила ночь, голубое искусственное небо было залито весенним солнцем, и в зале было светло, словно от утреннего апрельского солнца где-нибудь в Ташкенте или в Бомбее. Прямо на улице стояли жаровни. Горящие, облитые чем-то ароматным дрова давали достаточно жара, чтобы приготовить в медных казанах золотистый плов. Уже потом Азарцев объяснил Тине, что в потолке спрятаны мощные вытяжки, чтобы посетители и работники не чувствовали дыма. Вдалеке, но все равно на глазах у публики находилась собственно кухня, где на цепях в полумраке висели огромные котлы, а над ними поднимался ароматный пряный пар. Столики стояли полукругом, как бы на берегу пруда, в котором плавали настоящие лебеди.

Валентина Николаевна не верила своим глазам. В центре Москвы – такое чудо! Как здорово изменилась жизнь. И как она сама оказалась далеко от этой жизни! А уж ее реанимационное отделение… и говорить нечего.

К Азарцеву подошел человек, высокий, наголо бритый и респектабельный настолько, насколько может быть респектабелен распорядитель такого заведения. Белоснежная атласная бабочка сияла у него под подбородком, ниже матово чернел великолепный смокинг. Азарцев в своем сером джемпере выглядел по сравнению с ним простовато. Мэтр вежливо наклонил в приветствии голову, Азарцев протянул руку, тот с уважением и долей почтительности пожал ее и повел гостей на прекрасное место. Столик располагался недалеко от центра, в среднем ряду, под веточками цветущего дерева. В двух шагах перед ними расстилалась водная гладь. Если бы лебедь подплыл к ним поближе, Валентина Николаевна, не размахиваясь, могла угостить его корочкой хлеба.

– Я к вашим услугам, – сказал мэтр. Небрежным взмахом он отдал приказание официанту, одновременно давая понять, что эта пара – его личные гости. Через секунду официант возник перед ними с наполненной водой вазой. Тина опустила в нее цветы, и они смотрелись изысканно и небрежно, но вместе с тем так естественно, будто над букетом работал опытный флорист. Розу она положила на стол рядом.

– Здесь безупречно все, – сказал Азарцев Тине, – и кюфта-шурпа, и лагман, и кебаб, но плов, доверьтесь мне еще раз, выше всяких похвал.

– Тогда, конечно, плов, – согласилась Тина. Она почувствовала, что голодна просто ужасно. Ведь за день она почти ничего не ела, если не считать утреннего сыра, символической трапезы на дне рождения и кусочка котлеты, разделенной с Чарли.

– И вино, – сказал Азарцев. – Из моих запасов. Фанагорийское, красное.

Мэтр опять поклонился, повернулся и удалился с редким достоинством, без суеты и подобострастия. По его виду можно было понять, что все будет сделано в лучшем виде. Однако что-то в его лице показалось Валентине Николаевне странным.

– У вас свои винные погреба? – спросила она Азарцева.

– Как у Жерара Депардье, – засмеялся он. – А если серьезно, в процветание этого ресторана и я внес свою скромную лепту.

– Каким же образом?

– Во-первых, я прооперировал нашего гостеприимного хозяина и, как видите, удачно. А во-вторых, я посоветовал ему место, где надо закупать прекрасное вино, причем значительно дешевле, чем французское или испанское. На Востоке ведь производят вина преимущественно крепленые, сладкие. Здесь, в Москве, они не многим по вкусу. Вино к мясу должно быть сухим. Во всяком случае, в Европе привыкли к этому. А Фанагория находится не в Испании, не во Франции, не в Турции, не в Италии и не в Греции. Исторически так называется местность у нас, в Краснодарском крае, неподалеку от Темрюка. Я, кстати, люблю эти вина больше, чем французские или испанские. Они более насыщенные, более вязкие. К тому же, – прищурившись, улыбнулся Азарцев, – надо поддерживать отечественного производителя и изыскивать средства для клиники. Кстати, в нашей клинике больным на обед и ужин, по их желанию, тоже будут подавать вина оттуда. Или из Франции, если кто захочет. У нас в клинике будет хороший повар.

– Вы настоящий делец, – с уважением сказала Тина.

– Деловой человек, так звучит лучше.

– Между прочим, родители моего мужа родом из Краснодарского края, – сказала Тина. – Я много раз бывала у них и пила их домашнее вино, но никогда не слышала такого названия – "Фанагория". Как много мне еще неизвестно.

– Не грустите, – ласково прикоснулся к ее руке Азарцев. – Жизнь коротка, искусство вечно. Главное для всех, что вы прекрасный доктор. Кстати, мы подошли к волнующей меня, как администратора, теме. Я понял, что вы замужем. С вашим сыном мы уже познакомились.

– Я замужем, – подтвердила Тина. И по тому, как спокойно, как о чем-то неизбежном, не вдаваясь в подробности, она это сказала, Азарцев понял, что он не должен развивать эту тему. Но почему-то ему стало приятно, что Тина не стала расхваливать достоинства своего мужа и рассказывать о том, как замечательно они живут, а коротко и просто констатировала факт. И только.

– Надеюсь, у вас не будет неприятностей? – Он опять осторожно дотронулся до ее руки. Она поняла.

– Не думаю, что будут, – сказала она. Она действительно так не думала. – Ведь ничего же не было.

– К сожалению, – он сказал так, чтобы она поняла, что он перевел разговор в шутку. Она поняла все прекрасно и улыбнулась в ответ.

И тут принесли плов Это был действительно плов, а не просто пошлая смесь риса и мяса, которую подают в большинстве едальных заведений. Он был пахуч, золотист и насыщен Востоком так, как бывает насыщена им гроздь винограда, спелая хурма и нежные завитки каракулевой шубки. Дымящуюся гору янтарного риса в расписной пиале украшали поджаристые кусочки ароматного мяса вперемешку с дольками прозрачного чеснока и оранжевыми вкраплениями моркови. Черный перец, изюм и барбарис дополняли картину. Зелень подали на блюде отдельно. Горячий лаваш лежал на белоснежных льняных салфетках. Принесли и налили в бокалы вино; старинный хрусталь, преломляя оттенки граната, играл на свету.

– Если я сейчас чего-нибудь не съем, то умру! – сказала Валентина Николаевна, отломила лаваш, попробовала кусочек мяса и в восхищении закрыла глаза.

– Я бы никогда не смогла так приготовить!

– Эта технология отрабатывалась веками, – заметил Азарцев и подумал, что многие женщины стали бы расхваливать собственные кулинарные способности и рассказывать, что надо добавить, чтобы плов стал еще лучше.

– Лучше, чем здесь, приготовить нельзя, – сказала Тина, как бы отвечая на его мысли. – Даже не нужно и пытаться. Надо просто приходить сюда и получать наслаждение. Я понимаю, почему вы здесь частый гость.

– Тогда приятного аппетита, – сказал Азарцев и поднял бокал.

Они ели и пили. Сначала, как водится, пили за здоровье. Потом за успехи в работе. Потом за успехи в совместной работе. Потом за детей. И когда был произнесен последний тост, Тина поняла, что если она съест еще кусочек, то лопнет.

Бритоголовый был начеку – на столе тут же появился чайник. Прекрасный, тонкого фарфора чайник с кипятком, следом – точно такой же, но меньше размером с заваркой и такого же рисунка чайные пиалы. Отдельно принесли какое-то необыкновенно вкусное варенье, лимон и маленькие медовые печеньица. Ничего подобного Тина не пробовала никогда. Она выпила чаю с вареньем, съела печеньице и не только не лопнула, но и захотела еще.

– Это особенность восточной кухни, – сказал Азарцев. – Чем больше ешь, тем больше хочется. Я сделал правильный выбор?

– Говоря языком рекламы, это просто пир вкуса. Как вы откопали такое чудесное место?

– Мой пациент однажды пригласил меня сюда. С этого и пошло.

Бритоголовый человек в смокинге стоял поодаль и ласково улыбался. От выпитого Тина перестала смущаться и смогла разглядеть его лучше. Она поняла, что именно оперировал Азарцев. Его лицо представляло собой красивую загадочную маску, на которой отдельной жизнью жили глаза. Нос, щеки, губы и брови были безукоризненно правильны и красивы, но каким-то чутьем Тина поняла, что кожа его лица ничего не чувствует, и раньше этот человек имел совсем другие черты.

– Вы изменили ему внешность? Зачем? Он преступник? – спросила Тина.

– Конечно, нет, – сказал спокойно Азарцев. – Он пострадал в горящей машине. Его взорвали. Сначала в институте трансплантологии ему сделали пересадку кожи, а уж потом за дело взялся я. И сделал свое дело неплохо. Я сформировал лицо из того, что осталось. Правда, он, к примеру, не может поднять в удивлении брови. Однако рот он открывать может, моргать тоже. Впрочем, веки были почти не повреждены. Но вы бы никогда не подумали, что у него вместо лица – спина, откуда была взята кожа для пересадки.

– Никогда! – торжественно подтвердила Тина.

– Я даже умудрился сформировать что-то вроде естественных складок на лице, чтобы оно было не похоже на дыню с глазами.

– Вам это удалось, – с уважением сказала Тина.

– А потом, – задумчиво произнес Азарцев, – вы же тоже не спрашиваете у поступающих больных характеристику с места работы? А вдруг те, кто лежит у вас, тоже не совсем добропорядочные граждане?

Тина вновь вспомнила свое отделение, вытертый линолеум, одинокую пальму в конце коридора, Валерия Павловича, мотающегося от одного больного к другому… Алкаша, прооперированного днем после кровотечения, кавказца, попавшего на стол после многочисленных ранений, девочку Нику с отравлением уксусной кислотой, буйного "повешенного" и свою подругу Аню Большакову, которую она собственными руками отдала в неизвестность. И почему-то Валентина Николаевна почувствовала себя виноватой за то, что оставила их, будто предала, пусть даже на миг. Ей захотелось как можно скорее уйти из этого прекрасного ресторана и оказаться снова там, где она чувствовала себя на своем месте.

Азарцев заметил перемену в ее настроении.

– Спасибо за прекрасный вечер и ужин, – сказала Тина. – К сожалению, мне пора.

Азарцев молча отодвинул стул, проводил в гардероб. Пока он подавал спутнице пальто, официант вынес уже упакованные ирисы и розу. Тина прижала цветы к груди, но, упакованные в целлофан, они не пахли. Приятно было снова пройтись по ночному бульвару до стоянки. Пока Азарцев открывал дверцы, протирал стекло, Тина стояла и с удовольствием вдыхала влажный московский воздух. Ресторан почти мгновенно отдалился от нее и застрял где-то глубоко в памяти. Подошел Азарцев, открыл дверцу, чтобы усадить в машину, положил цветы на заднее сиденье. Она молча села.

– Домой? – спросил он, включая двигатель.

И тут Тина ощутила щемящую тоску. Вечер окончен: ей нужно возвращаться домой, разговаривать с мужем и объясняться с сыном, а завтра нужно будет проснуться пораньше и приготовить еду. И эта тоска была столь невыносима, что Тина неожиданно для себя решительно сказала:

– Нет, не домой. Пожалуй, я поеду в больницу.

Азарцев пристально посмотрел на нее, но промолчал.

До больницы они доехали быстро. Тине больше не хотелось задерживать Азарцева, они и так провели вместе много времени. Она мечтала очутиться у себя в кабинете, надеть рабочий халат и некоторое время посидеть в тишине, снова вспомнить вечер во всех подробностях, по минутам. Ей нужно было подумать о предложении Азарцева. А потом все-таки набраться мужества и пойти в ЛОР-отделение выяснить, что же случилось с ее подругой Аней Большаковой. Она должна была узнать правду не дожидаясь утра.

– Ну, что же все-таки вы мне скажете насчет нашей совместной работы? – спросил Азарцев, подавая ей цветы и свою визитную карточку.

"Вот он, шанс для Аркадия!" – подумала Тина и, глядя в глаза Азарцеву, начала:

– Знаете, у нас в отделении работает прекрасный доктор. Вы его видели, это Барашков. За него я могу поручиться как за себя.

– Я бы хотел работать именно с вами, – мягко, но в то же время тоном, не терпящим возражений, отрезал Азарцев.

Тина поняла, что дальнейшее обсуждение кандидатуры Аркадия бессмысленно.

– Тогда позвольте я вам сама позвоню. Скоро. На днях. – Она неуверенно подала руку для рукопожатия.

– Сегодня, начиная с самого утра, – сказал Азарцев, глядя ей в глаза, – я получил большое удовольствие от общения с вами.