Хелен Филдинг - Ребенок Бриджит Джонс. Дневники

– Да вы сами приглядитесь, Бриджит. Кстати, он, пенис, довольно-таки большой.

– Сынуля! Весь в меня, – промурлыкал Дэниел.

– Не хочу, чтоб внутри меня был большой пенис!

– Это что-то новенькое, Джонс. Раньше я за тобой такого не замечал… Смотри, смотри – он ручонками носишко чешет!

– Наверное, машет нам. Привет, сы€ночка! Узнаешь мамочку? Я твоя мамочка! Привет!

Совершенно растаяла. Никогда в жизни ничего лучше не видела – если, конечно, не считать картинки с первого УЗИ.

Покосилась на Дэниела. У него тоже эмоции через край перехлестывали – того и гляди прослезится.

– Джонс, – Дэниел на ощупь нашел мою руку, – подумать только, это наш малыш. Наш с тобой сыночек.

С УЗИ мы ехали в Дэниеловом новом «Мерседесе» (жемчужно-серый интерьер все еще пованивал рвотными массами). Дэниел тащился на минимальной скорости – нам в спины сигналили, мимо нас проносились с перекошенными физиономиями.

– Может, чуть побыстрее поедем? – произнесла я и тотчас почувствовала, как из героини шоу Джерри Спрингера превратилась в Самодовольную Наседку, проявляющую пассивную агрессию посредством указаний мужу, как нужно водить машину.

Дэниел было газанул, однако резко затормозил.

– Господи боже мой! Что мы наделали! Мы же его раздавили! Господи, Джонс! Оттяни ремень! Скорее, оттяни ремень безопасности, а не то он нашему мальчику голову расплющит!

– Боже! Нет! Сейчас! – охала я, хватаясь за ремень. – Думаешь, он пострадал? Но как же ехать, если без ремней не разрешают? Как нам отвезти домой нашего мальчика?

Мы в ужасе смотрели друг на друга, будто семилетки-несмышленыши. До дома кое-как добрались – я отчаянно оттягивала ремень от живота, Дэниел молчал, что для него нехарактерно. Когда он заруливал к дому, я утроила усилия – упаси бог, проклятый ремень безопасности надавит-таки и размозжит маленькую, беззащитную головку.

– Ты давай домой, а я машину поставлю. Включи телефон, а то мало ли.

Я вспомнила, что перед входом в кабинет УЗИ действительно отключила сотовый. Ввела пин-код под рев газанувшего «Мерседеса» – и увидела кучу сообщений от Марка.

МАРК ДАРСИ

«Бриджит, я садился в самолет, чтобы лететь в Хитроу, и обнаружил твое сообщение. Выходит, УЗИ назначено на сегодня? Постараюсь не опоздать».

МАРК ДАРСИ

«Мы только что приземлились. Бегу. Где будет УЗИ?»

МАРК ДАРСИ

«Ты в какой больнице?»

МАРК ДАРСИ

«Бриджит! Пожалуйста, не дуйся. Я четверо суток провел в Северной Африке. Там наши операторы не ловят».

С величайшими предосторожностями, держась за живот и прогоняя из сознания слово «выкидыш», я шла к дверям. С противоположной стороны к моему дому приближалась знакомая фигура в темном пальто.

– Марк!

Я бросилась к нему. Он широко, от души улыбнулся.

– Бриджит, я тебя обыскался. Ты получила мои сообщения? Как прошло УЗИ?

Сзади послышались шаги.

– Дарси! Какого дьявола ты здесь делаешь? Мы с Бриджит только что с УЗИ, верно, Бридж?

И Дэниел предпринял попытку обнять меня за плечи. Я увернулась, и тогда он, к моему ужасу, достал снимок и продемонстрировал Марку.

– Каков парень! Красавчик! Верно, Дарси?

Марк даже не взглянул на снимок.

– Я бы поехал с тобой, Бриджит, но я не мог. Я был в Магрибе.

– Понимаю, Дарси, понимаю. Клуб на Олд-Комптон-стрит всегда славился танцем живота.

Марк шагнул к Дэниелу.

– Спокойно, спокойно, миссис Дарси, вам вредно волноваться.

– Прекратите, – велела я. – Не вздумайте драку затеять. Один ребенок у меня уже есть, не хватало еще двоих оболтусов.

– Ты права, – сказал Марк. – Необходимо все обсудить. Мы же взрослые люди. Поднимемся к тебе, Бриджит?

– Гениальная мысль, – съязвил Дэниел. – Как это мы сразу не додумались?

Моя квартира.

– Может, чаю? – спросила я бодрым голосом, точь-в-точь как мама в Графтоне при викарии, который заглянул полакомиться кексами-бабочками да пропустить рюмочку хересу.

Марк и Дэниел глядели друг на друга исподлобья, точно кандидаты в президенты США, что приготовились к публичной стирке, небрежно замаскированной под предвыборные теледебаты.

– Дарс, – вкрадчиво начал Дэниел, – я все понимаю. Я понимаю, это вдвойне тяжело после столь продолжительных пересудов о том, что ты стреляешь холостыми.

Марк стал теснить Дэниела к балкону.

– У Дарси все солдатики стреляют холостыми, стреляют холостыми, стреляют холостыми! – пропел Дэниел.

– Ты что делаешь? – воскликнула я. – Ты зачем его на балконе запер?

– Пускай прыгает, если духу достанет, – процедил Марк.

– Вы оба! Прекратите выяснять отношения! Когда вы уже повзрослеете? Честное слово, как мальчишки! Марк, впусти Дэниела в квартиру! Сейчас будем пить чай.

Черт, откуда взялись Магдины интонации? «Вот сейчас мамочка кое-кого отшлепает! А-та-та! А-та-та!»

– Кто бы говорил о взрослении! – усмехнулся Дэниел, входя с балкона в гостиную. – А не ты ли переспала с нами обоими в неприлично короткий промежуток времени, словно типичная представительница поколения Зет?

Я присела за кухонный стол. Притомили они меня. Неужели это и значит быть матерью – стряпать да ворчать, пока отпрыски препираются и тузят друг друга? Господи, я же чайник забыла поставить! Скормлю-ка я этим двоим свои мультифункциональные маффины; ну, хоть попытаюсь.

– Итак, ситуация оставляет желать лучшего, – произнес Марк. – Но, во всяком случае, мы все трое имеем возможность пересмотреть свое поведение и обязанности, а также проявить свои лучшие качества…

Замечательно. Браво, мать игуменья. Осталось затянуть «Подниматься на каждую гору»[5] – кто из нас троих рискнет?

– А вот и чай! – произнесла я с интригующими интонациями. – А к чаю есть домашние маффины!

Дэниел с Марком переглянулись. За весь вечер я ни у одного, ни у другого столько ужаса в глазах не видела.

Мы все трое сидели в кухне и пытались есть мультифункциональные маффины с брокколи (должна признать – омерзительные). Вдруг Марк поперхнулся, закашлялся и извлек из-за щеки изрядный осколок стекла.

– Это еще что?

– Черт! Да я стакан расколотила, когда тесто готовила. Мне казалось, я все осколки достала. Марк, ты не поранился?

Дэниел вскочил, метнулся к раковине и ВЫПЛЮНУЛ все, что было у него во рту. Да, прямо в мою раковину. После чего продемонстрировал еще один осколок.

– Жизнь на глазах рушится. Это что, и есть отцовство? Рвота в «Мерседесе». Шоколад на брюках. Маффины с брокколи и стеклянной стружкой в животе. Что дальше, Джонс?

– Прости, прости, пожалуйста. Мне казалось, я все осколки извлекла, честно. Я запуталась, в этом все дело. Я просто не гожусь в матери.

И я сгорбилась за столом, уронив лицо в ладони. Хоть бы все это прекратилось. Все. Только малыш чтобы остался.

Марк шагнул ко мне, обнял.

– Не переживай. Ты отлично справляешься. Ты молодчина.

– Ничего страшного. Ты же нас не убила все-таки, – подхватил Дэниел и принялся неумело чистить раковину. – Если, конечно, в этот самый миг более мелкие осколки не производят необратимые изменения в наших кишках…

– И впрямь, для всех нас это могло закончиться весьма плачевно, – констатировал Марк – и рассмеялся.

– Может, теперь уже как-то сплотимся? – с надеждой проговорила я.

– Все-таки у нас больше факторов притягивания, нежели факторов отталкивания, – согласился Дэниел.

* * *

И мы пили чай, и все шло гладко, словно в фильмах пятидесятых, а не в каком-нибудь современном телешоу, когда дети прохаживаются в адрес своих однополых родителей фразочками, над которыми долго пыхтели искушенные голливудские сценаристы.

– Ой, а как же родители?

От этой мысли я буквально подпрыгнула.

– Придется им сказать, ничего не поделаешь, – произнес Марк.

Боже! Графтон-Андервуд! Адмирал и Элейн Дарси! Мама, Юна и Мейвис Эндербери!

– Родители? – переспросил Дэниел.

– Да, они самые. У тебя есть родители, Кливер?

– От меня они ничего не узнают.

– Занятный подход. Кстати, Бриджит, в следующую субботу репетиция королевского визита. Ты вроде собиралась приехать?

– В смысле, Марк, ты считаешь, мы должны рассказать родителям уже в следующую субботу?

Вот ужас.

– Да. Только, разумеется, по отдельности и в приватной обстановке.

– По мне ведь еще не видно, что я беременна, правда? Если видно – я не поеду. Не хватало, чтобы в деревне заметили.

Последовала короткая пауза.

– Нет.

– Не-а.

– Совершенно незаметно.

– У меня, Джонс, вообще впечатление, что ребенок – плоский.

Суббота, 28 октября

Графтон-Андервуд, репетиция королевского визита.

– Семейные ценности! – провозгласил в микрофон адмирал Дарси, отец Марка.

Весь приход собрался. Приехали даже лорд-мэр и представители Ее Величества, чтобы все проверить на месте.

– Семейные ценности и деревенская жизнь – вот наши сегодняшние темы, – грохотал адмирал Дарси. – Ибо впервые за свою полуторатысячелетнюю историю Этельредов камень и прилегающая к нему деревня Графтон-Андервуд замерли в ожидании визита правящей монархини, благосклонный взгляд коей вот-вот осияет наши соломенные крыши!

– Соломенные крыши! – несколько громче, чем следовало, произнес дядя Джеффри. – Он что, уже под мухой?

Марк стоял поодаль, еле сдерживая смех. Прибыли мы на его машине, с его шофером, но я вышла, не доезжая до родительского дома, за углом. Не хватало, чтобы нас вместе засекли.

– И вот сегодня, – продолжал адмирал Дарси, – мы с наслаждением приветствуем у себя под соломенными крышами представителя лорда-лейтенанта Нортгемптоншира, дабы он одобрил наш сценарий визита Ее Королевского Величества и ознакомил нас с протоколом Приемного комитета, а также с планом, согласно которому надлежит рассаживаться гостям.

– Адмирал, – вскинула руку Мейвис Эндербери, – с вашего позволения, я бы подробнее остановилась на торжественном обеде.

– Хочет сказать, что намерена рядом с Королевой усесться, – шепнула мама на ухо Юне.

Речь закончилась, толпа начала рассеиваться. И тут мама заметила меня. Ее взгляд устремился прямиком к моим бюсту и животу.

– Бриджит, ты что, беременна?

Р-р-р-р! Неужели так заметно? Но ведь и Марк, и Дэниел, и Том, и Миранда, и даже Шэззер в один голос уверяли: никаких внешних признаков нет.

– Точно, Пэм! Она беременна! – взвизгнула Юна.

Все уставились на меня.

– А что, кричать было обязательно? – промямлила я.

– О, Бриджит! – засияла мама. – Наконец-то! – Она внезапно вроде как смутилась и спросила: – Ребеночек от Марка, да? Марк – он ведь здесь. А мы как раз говорили: теперь, когда он свободен от этой кошмарной интеллектуалки, может, вы с ним одумаетесь и снова сойдетесь? Ты же помнишь, как мило вы когда-то вместе плескались в детском бассейне? Так ты от Марка беременна, да, Бриджит?

– Может быть. В смысле, вероятность – пятьдесят процентов.

Во взгляде Мейвис Эндербери мелькнул триумф.

– Пятьдесят процентов? – опешила мама. – Бриджит, ты что, в групповом сексе участвовала?

Настоящий скандал – со слезами и заламыванием рук – ждал меня в родительском доме.

– Подумать только! Я добрых двадцать лет мечтаю о внуке, а ты какой сюрприз мне преподносишь, а? Да еще перед всем нашим приходским бомондом, да еще перед Мейвис Эндербери! В жизни такого унижения не испытывала!

– Послушай, Пэм, – урезонивал папа, – главное здесь что? Главное – у нас появится внук. Сбудется наша давняя мечта.

– Хороша мечта! – стонала мама. – Не так, ох не так я себе все это представляла!

– А ты на ДНК проверилась? – Юна подлила масла в огонь. – В твоем возрасте, знаешь ли, очень велик риск родить дауненка.

– Юна! Культурные люди уже давно не употребляют этот кошмарный термин! Мама, я вовсе не хотела ставить тебя в неловкое положение. Надежные источники уверяли меня, что живот не заметен… по крайней мере, для неискушенного глаза. Я приехала, чтобы поддержать тебя – как ты и просила. Собиралась сообщить потихоньку – только тебе и папе. В конце концов, беременность – не преступление. И в жизни всякое случается. И речь идет о твоем родном внуке. Я думала, ты обрадуешься. Но раз ты недовольна, раз ты меня нервируешь – все, я уезжаю.

Решительным шагом я направилась к машине Марка. Путь лежал мимо высокой изгороди из бирючины, за которой скрывался особняк Дарси. Там, в особняке, разговаривали на повышенных тонах.

– И ты еще спрашиваешь, из-за чего сыр-бор? Да из-за того, что это тебе не какой-нибудь портовый городишко на Карибах! По твоей милости теперь вся эта суета с Королевой под большим и жирным знаком вопроса, а мы, Дарси, выглядим круглыми идиотами!