Каролина Дэй - Ребёнок от сводного врага

В нашей ситуации спокойствие нам обоим может только сниться. Но я сделаю все, чтобы обеспечить его хотя бы Эльзе. Чтобы она не нервничала из-за наших отношений, чтобы никто не узнал о ее положении. Ни родители, ни знакомые, ни пресса. Никто. Я защищу свою девочку, даже если не могу быть рядом с ней.

— Хорошо.

Врач покидает квартиру, громко хлопнув дверью. Это на мгновение нарушает тишину, которую никто не мог перебить долгое время. Она заставила меня задуматься над ситуацией. Над обещанием, которое я дал себе. Я обещал не приближаться к ней, не рушить ее жизнь. Но я испортил ее до того, как узнал страшную тайну.

Я не могу явиться к ней, не могу заставить быть со мной. Наши дороги пересеклись год назад, когда Эльза навещала меня в больнице. Она всегда была рядом, поддерживала. Я хочу ответить тем же, только…

Хочет ли этого она?

В тот раз я не мог не заметить боль в ее прозрачно-голубых глазах. Я был груб, неосторожен в высказываниях. Но так было нужно. Она должна была поверить в наши разрушенные отношения, в мое равнодушие. И она поверила.

Теперь Эльза игнорирует меня, отталкивает, смотрит не с любовью в глазах, а со страхом. Почему судьба так несправедлива к нам? Зачем я вообще полез целоваться в ее день рождения? Почему не остановился, когда она пришла ко мне? Не устоял перед чувствами к собственной сестре. В ее квартире — также. Во мне всколыхнули эмоции, которых я сам себя лишил, когда бросил ее на произвол судьбы. Я не мог оставить ее со слезами на глазах. Не мог уйти. Не мог сдержаться и не коснуться розовых нежных губ моей маленькой принцессы Эльзы.

Но быть вместе нам не суждено…

«Жизнь коротка, брат. Либо ты живешь, не оглядываясь на мнение общества, либо обрекаешь себя на ад до смерти»

Именно так высказался Эдгар, когда мы недавно пересеклись. Он удивился, что я работаю в винодельне, но никак не прокомментировал эту новость. Наверное, не было необходимости — по моему состоянию и так все было видно.

— Данюсь, все хорошо? — в комнате появляется Марина — при параде, словно собирается выйти в свет. Яркий макияж, приталенное черное платье, подчеркивающее идеальную фигурку, блеск в глазах.

— Все прекрасно, — отворачиваюсь к кофемашине и завариваю целую кружку.

— Тебе нужна услуга акушера-гинеколога?

Слышу в ее голосе сарказм, но никак не реагирую на вопрос.

— Дан, — она подходит ко мне и заставляет взглянуть в серьезные карие глаза, готовые пронзить меня насквозь и прочитать все мысли в голове. — Это из-за твоей сестры?

Что мне ответить? Соврать или рассказать правду? Что тогда, больше полугода назад, я бросил ее ради любви к Эльзе? Что мы провели самые счастливые на свете месяцы? Что я никого не могу полюбить, кроме нее? И что она беременна от меня?

— Родители не должны узнать о беременности Эльзы, — четко произношу, не отрывая глаз от невесты. Она не глупа, поймет, что для меня важно скрыть положение малышки.

— Надеюсь, он не от тебя, — нахмурив брови, произносит Марина и покидает квартиру. Я не пытаюсь догнать ее, хотя, скорее всего, она этого ждет. Не могу. Мысли смешались в голове. А сейчас всего лишь утро. Что меня ждет на протяжении дня?

Выпиваю кофе, еду на работу. Как ни странно, день проходит относительно спокойно. Обычная текучка, документация. Но…

Я будто предчувствовал что-то нехорошее. Это ощущение нарастало с каждым часом, как бы быстро он ни проходил. Перед мысленным взором появлялась моя Эльза, с глазами, полными слез. Я едва сдерживаюсь, чтобы не позвонить ей и не спросить, все ли в порядке. Или стоит узнать? Наверное. Выхожу в коридор, ищу номер в контактах, но до меня долетает знакомый голос.

— Ты клялся, что не будешь вспоминать Роксану! — слышу крики Марты из ее кабинета. — Она разрушила наши жизни! Она осталась в прошлом! Она скрыла рождение Эльзы, понимаешь? Если бы не она, то…

— Значит, так, — жестко чеканит отец. — Выпей лекарства и продолжай работать. Поговорим об этом дома.

Отец выходит из кабинета Марты, не глядя в мою сторону. Не знаю, что именно сподвигло меня подойти к кабинету мачехи. По ту сторону двери раздаются с трудом сдерживаемые всхлипы. Сердце сжимается, ибо я их слышал когда-то. Они похожи на всхлипы Эльзы. Готовые вырваться наружу, но в то же время сдерживаемые, чтобы никто не увидел твою боль.

Я долгое время игнорировал эту женщину, дико злился из-за ее отношения к Эльзе, из-за романа с отцом. Если бы я знал, насколько глубоко выкопана яма, то, наверное, поставил бы себя на ее место раньше и не стал сопротивляться родству. Ведь мы и правда родственники.

— Все в порядке? — спрашиваю Марту, когда захожу в кабинет и вижу, как она вытирает едва заметные капельки слез на щеках.

— Ой, Данечка! Я тебя не заметила! — улыбается полными красными губами. Уши уже не режет «Данечка», мне вообще плевать на это уменьшительно-ласкательное. — Ты что-то хотел?

Вопрос виснет в просторном кабинете с панорамным видом на столицу. Мой взгляд падает на растерянное лицо женщины, на серые глаза с красивым разрезом и полноватые губы. Они и правда чем-то похожи с Эльзой.

— Я хотел взять бумаги о поставке.

— Ах да, конечно! — Она начинает по одному открывать ящики стола. Слишком резко, в то же время заторможено. Обычно Марта четко распределяет свои документы, и ей не приходится искать их долго, как сейчас.

Впервые вижу ее такой несобранной, растерянной, будто ее мысли где-то в другом месте.

— Держи, дорогой, — она протягивает мне папку дрожащими руками.

Покрасневшие глаза Марты поднимаются на меня ненадолго, затем опускаются. Она также нервно укладывает бумаги в ящики. Изящные пальцы трясутся, взгляд мечется, словно ищет что-то важное. И находит. Знакомого цвета папка, которую когда-то мне дал отец. В тот роковой день, когда я узнал семейную тайну. Марта берет ее в руки, хочет положить в ящик, однако она выскальзывает из ее пальцев. Бумаги разлетаются по полу, укрывая его белым ковром.

— Боже…

— Я помогу.

Подхожу к женщине и помогаю собрать бумаги. Да, я не ошибся, это та самая папка. Сейчас на глаза попался лист с фотографией белокурой женщины с прозрачно-голубыми глазами. Но я не смотрю на нее, не пытаюсь найти сходство. Молча кладу лист в папку, подбираю следующий. Мое свидетельство о рождении. Это заверенная копия, которую когда-то показал мне отец. Имя отца привычно красуется на месте, а имя матери мне совершенно незнакомо. Белова Роксана Владимировна. Фамилия не кажется незнакомой: у Марты была такая же до замужества с отцом.

— Данечка, давай сюда, — Марта вытягивает лист, так и не дав мне вглядеться в имя матери, незнакомое мне раньше. — Спасибо, что помог.

— Не знал, что наши тайные документы хранятся на видном месте.

— Они нужны были для дела, — с легкой улыбкой отвечает женщина и кладет папку в нижний ящик стола под замок. — Прости за беспорядок. В последнее время дел много накопилось.

— Я вижу.

— Ты ведь слышал наш разговор?

Женщина больше не улыбается, не смотрит добродушно, как обычно. На стальные глаза наворачиваются слезы, мелкие капельки скатываются по щекам. Вот сейчас я замечаю сходство с Эльзой. Они одинаково морщат лицо, когда готовы расплакаться, но сдерживаются, чтобы никто не видел их боль. Это так знакомо. Привычно.

Ничего не отвечаю. Подхожу к женщине и обнимаю. Вряд ли я мог представить, что когда-то буду обнимать мачеху и ощущать жалость к ней. Но сейчас невозможное становится возможным.

— Я так сильно ошиблась, — произносит она тихо-тихо, но я понимаю каждое слово, вслушиваюсь. — Она не должна страдать из-за наших ошибок, Данечка.

Замираю на месте. Кажется, мышцы становятся каменными, дыхание замирает, а затем учащается. Глупо спрашивать, кого Марта имеет в виду. Мы можем говорить только о ней. Об Эльзе.

— Она уже страдает.

— Нет, Данечка, ты не понимаешь. Ей сейчас очень плохо. Пожалуйста, помоги ей.

Слова мачехи не приводят меня в чувство. Я как находился в ступоре, так и остаюсь. Именно она вселила в меня ненависть к себе, именно она застукала нас с Эльзой, она выгнала ее из дома без денег и вещей. Она оставила мою девочку на произвол судьбы, а я об этом даже не знал. А сейчас она просит помочь ей. Только как?

— Эта папка… — дрожащими руками Марта показывает на ящик, куда убрала информацию о нас с Эльзой. — Эти документы отправлены Эльзе. Это убьет ее. Мы убьем ее морально. Пожалуйста, Данечка, побудь с ней.

Что…

Я прекрасно знал, что находится в этой папке. Вся информация обо мне, об Эльзе. Наши подлинные свидетельства о рождении, фотографии родителей, нашей матери. Генетические анализы родословной, в которой есть информация об альбинизме нашей прабабушки по маминой линии.

Это убьет ее…

— Я понял.

Не говоря больше ни слова, я покидаю кабинет Марты, затем офис. Нужно быстрее оказаться рядом с ней. Быстрее к ней. К Эльзе. Это убьет — Марта сказала правду. Убьет любое упоминание родителей. Она не переживет этот удар, как когда-то пережил его я. Я сильный. А ей нельзя волноваться. Я пообещал Виктории Андреевне, что обеспечу полное спокойствие Эльзе.

Черт, почему пробка образовалась в самый неподходящий момент? Когда она рассосется? Может, позвонить в клинику и попросить отвести Эльзу на процедуры? Сделать все, чтобы она не зашла в палату, не взяла телефон в руки, не увидела компромат на нашу семью.

Наконец-то, миновав аварию из трех поцеловавшихся легковушек, въезжаю на парковку у клиники и как можно быстрее бегу к палате Эльзы. Я должен успеть. Должен…

Но то, что я застаю у двери, заставляет меня снова замереть на месте и покрыться холодным потом.

Я опоздал…

У каждого человека наступает момент, когда с глаз падают розовые очки. Они разбиваются об асфальт, разлетаясь в разные стороны мелкими осколками. Ты представлял мир иначе. Правильнее, интереснее. Он не казался хмурым, чересчур нагруженным. В нем не существовало корысти. Боли.

Когда-то я считала, что мои очки слетели, когда Дан попал в больницу, а родители сыграли свадьбу без нас. Никогда в жизни я так сильно не ошибалась. Они разбиваются сейчас. Вокруг меня одни осколки, которые готовы сгореть в адском пламени и превратиться в прах.

Я никогда не стану прежней…

Пальцы подрагивают от переизбытка эмоций, взгляд цепляется за черные буквы, разрушающие привычный мир. Если бы в руках вместо планшета находились бумаги, они бы давно превратились в маленькие обрывки, разбросанные по полу. Твёрдый корпус не дает возможности сломать его. У меня не хватает сил. Ни физических, ни моральных.

Перечитываю строчку за стройкой. Одну за другой. Уже который раз не могу поверить в то, что вижу. Может, фотошоп? Может, ошибка?

Свидетельство о рождении: Белова Эльза Григорьевна. Отец: Богатов Григорий Викторович, мать: Белова Роксана Владимировна. Свидетельство о рождении: Богатов Даниил Григорьевич. Отец: Богатов Григорий Викторович, мать: Белова Роксана Владимировна.

Это невозможно. Не верю. Этого не может быть. Виктория Андреевна хотела отправить меня домой через два дня, но, кажется, я задержусь на сохранении еще несколько недель. Я теряюсь. Перестаю чувствовать себя. Эмоции полностью завладевают мной. В голове возникает так много вопросов, а я никогда не получу на них ответа. Почему мое свидетельство о рождении выглядит иначе? Что там делает имя моего отчима? И почему вместо маминого имени стоит чужое? Фамилия и отчество совпадают, а имя…

И почему наши с Даном свидетельства о рождении так похожи?

Ответ на последний вопрос очевиден, однако он кажется невероятным, фантастическим. Нереальным. Это неправда. Не- прав-да. Не верю. Не хочу. Она не могла врать столько лет, а он… он…

— Эльза…

Бархатный голос доносится словно сквозь толщу воды, отделяющую меня от реальной жизни. Я даже не поворачиваю голову, все еще вчитываясь в черные буквы на планшете.

— Эльза! Эльза!

— Ты не сказал мне… — шепчу едва слышно.

— Послушай…

— Ты бросил меня из-за этих документов.

Я не замечаю, как Дан садится рядом, как притягивает меня ближе к себе. Я не ощущаю тепло его тела, как раньше, не чувствую защищенность. Он рядом, но я все равно ощущаю себя одинокой. Брошенной. Он оставил меня в тот день, снес подчистую все положительные эмоции, оставив в груди глубокую рану. И сейчас она расширяется, кровоточит по новой. Я думала, что зашила ее, что на сердце остался лишь едва заметный шрам, но я ошиблась. Швы болезненно разошлись по всему моему сердцу.

— Почему ты ничего не сказал мне? — задаю единственный вопрос, который сейчас волнует меня.