Всё это настолько отвлекло её от той цели, с которой они пришли в дом флорентийца, что когда Катрин обратилась к ней с каким-то вопросом, Регина вздрогнула и торопливо переспросила:

— Что-что?

Герцогиня возмущённо уставилась на подругу:

— Ты что, совсем меня не слушала? Я тут распинаюсь, объясняю, как нам необходима его консультация, а ты опять в облаках витаешь!

Регина виновато опустила ресницы.

Вдруг Рене с величайшим трепетом, как будто прикасался к невозможной святыне, взял её за подбородок и приподнял голову:

— Дитя моё, чтобы сейчас не говорила герцогиня де Монпасье, я прекрасно знаю, зачем вы пожаловали в мой дом на самом деле. Я также знаю, что не в моих силах заставить вас свернуть с однажды выбранного пути. Но и просто так позволить вам шагнуть в бездну, из которой возврата уже не будет, я не могу. Поверьте, мой возраст и мои знания дают мне право говорить с вами в подобном тоне.

Потрясённая Катрин молчала, затаив дыхание: никогда Рене не разговаривал столь осторожно и ласково ни с кем из её знакомых женщин, может быть, только со своей давней подругой Екатериной Медичи, да и то герцогиня не поручилась бы за это. Притихшая же Регина во все глаза смотрела на флорентийца и, казалось, не столько слышит, сколько предугадывает и чувствует каждое его слово.

— Ваше сиятельство, я знаю, что и во имя чего вы собираетесь совершить. И от моих слов мало что изменится, потому что это — Судьба. Кто знает, какая малая случайность может повлиять на её ход. Возможно, моя попытка предостеречь вас станет лишь ещё одним звеном в той роковой цепи, которая подтолкнёт вас к избранному пути, вместо того, чтобы повернуть в другую сторону. Но знайте, сейчас вы берёте на себя ответственность и за судьбы других людей. Считаете ли вы себя вправе вершить жизни ни в чём не повинных случайных попутчиков, чьи дороги пересеклись с вашей? Уверены ли в том, что окажетесь в состоянии расплатиться по тем счетам, которые будут предъявлены вам потом? Найдёте ли оправдание своим поступкам?

Регина на мгновение задумалась. Но только на мгновение и только лишь для того, чтобы, справившись с охватившим её страхом и неуверенностью, твёрдо заявить:

— Да. Я вправе. Моей жизнью столько лет распоряжались другие, что, думаю, у меня теперь тоже есть основания для подобного. Что касается счетов, то я их оплатила сполна. Авансом. Слишком многое у меня было отнято. И оправдание у меня тоже есть, можете поверить. Почему-то никто не спрашивал оправданий Варфоломеевской ночи и сотен казней, творимых на Монфоконе.

Рене внимательно посмотрел на графиню. В душе его боролись противоречивые чувства. Он понимал, что Регина сама выбрала свою дорогу и никто уже ничего изменить не сможет. Но её красота… Лучшее, что было у этого мира — её несравненное лицо, её светящаяся кожа. Так трудно было поверить в то, что совсем скоро всё это никому не будет принадлежать. И что останется тогда на тёмных улицах Парижа, под бесприютным и пустым небом?

— Хорошо, — промолвил Рене, — говорите, что конкретно вы хотели от меня и уходите. Обе. Кстати, никаких предсказаний и гороскопов от меня не ждите. Всё, что следовало сказать, я уже вам сказал.

Катрин сжала виски, безуспешно пытаясь разобраться в происходящем. Она чувствовала, что где-то совершила ошибку. Но где — не видела. Слова Рене испугали и озадачили её. Чего бы ради он так беспокоился об их с Региной затее? Даже если старый колдун что-то пронюхал о баронессе де Гонто, то с какой стати ему-то спасать её никчемную жизнь? В Лувре месяца не проходит, чтобы кого-нибудь не отравили, про дуэли и речи нет. Кто заметит смерть провинциальной дурочки, посмевшей дотронуться до звёзд?

Регина тем временем молча вытащила из складок плаща герцогини список необходимых им компонентов и протянула его Рене. Лекарь мельком пробежал его глазами, подошёл к маленькой незаметной дверце между книжными шкафами и скрылся за ней. Его не было около десяти минут и за всё это время подруги не перемолвились ни словом, настолько сильно было державшее их напряжение. Вернувшийся Рене вручил им сверток, источавший слабый приторный запах, не пересчитывая, принял деньги и также храня свинцовое молчание, проводил посетительниц до дверей. И только когда Регина, пропуская герцогиню вперёд, замешкалась, зацепившись юбкой за гвоздь, торчавший из косяка, флорентиец тихо шепнул ей:

— Помните, графиня, у любого яда есть противоядие. И у вас ещё есть несколько дней, чтобы всё исправить.

Регина сделала вид, что не слышала ни единого слова.

Рене поднялся к себе, со вздохом расстелил на большом, местами прожжённом реактивами столе старую, пожелтевшую карту звёздного неба, достал свои расчёты, ещё раз сверил их с картой и печально сказал, повернувшись в сторону двери в лабораторию:

— Вы можете быть довольны, ваше величество. Всё идёт, как я и обещал. Для того, чтобы избавиться от графини, вам ничего не нужно делать. Она сама себя губит.

В дверном проёме стояла королева-мать и плотоядно улыбалась.

— Ты так и не спросил имя?

— Зачем, ваше величество, вы его и так скоро узнаете. Первая же загадочная смерть в ближайшие десять дней многое вам объяснит и без моих комментариев.

— Ты до сих пор её жалеешь? Всё ещё готов биться до последнего, отстаивая невиновность этой змеи?

— Разве я могу спорить с небесами, которые всё уже решили? Когда в дело вмешивается злой рок, бессильны даже вы, могущественные короли и королевы. Вам это ещё предстоит испытать самой.

С этого момента колесо судьбы закрутилось с бешеной скоростью, случайности нагромождались одна на другую, превращаясь в то самое роковое стечение обстоятельств.



Вечером того же дня Бюсси отправился с визитом в дом графа де Лоржа, чтобы обсудить условия своей помолвки с Анной Лаварден и помолвки Филиппа с Региной. Воспользовавшись его отсутствием, Регина, в сопровождении верного, а главное — неболтливого Лоренцо, укутавшись с головой в глухой плащ, на одном дыхании пробежала несколько кварталов и остановилась перед высоким каменным домом на углу улиц Пти-Шантье и Катр-Фис, в котором сдавались несколько комнат на втором этаже и мансарда. На втором этаже горела свеча, отражаясь в блестящем медном кувшине. В полдень, после разговора с Екатериной-Марией, герцог Майенн снял две комнаты на втором этаже этого дома.

Шарля в подробности всего задуманного герцогиня не стала посвящать, предоставив эту миссию подруге по вполне понятной причине: избалованный Майенн любил покуражиться, покапризничать перед сестрой, а Катрин терпеть не могла его ужимок. А вот своей Регине Шарль решительно не мог ни в чём отказать, чем обе подруги бесцеремонно пользовались не единожды.

Издали учуяв присутствие герцога, Лоренцо недовольно заворчал: судя по его реакции, Майенн непредусмотрительно оставил его подружку дома.

— Ладно тебе, успокойся. Потерпишь ради общего блага. Будешь смирно сидеть у дверей и грызть любого, кто осмелится приблизиться к комнате, — строгим голосом одёрнула собаку Регина.

Лоренцо замолк и только изредка шумно вздыхал, выражая своё недовольство.

Регина закрыла лицо капюшоном и собралась уже постучаться в дом, когда сообразила, что прячься-не прячься, а по Лоренцо её вычислят в два счёта, слишком уж знаменита была их пара в Париже. Поразмыслив какие-то секунды, графиня подол плаща:

— Лоренцо, быстро полезай мне под плащ! Ты же любишь путаться под ногами, вот тебе случай и представился.

Пёс внимательно посмотрел на хозяйку снизу вверх, не сразу поняв, что от него требуется: задевать роскошные одежды хозяйки было строжайше запрещено!

— Ну, что уставился? Лезь под плащ да смотри, иди осторожней, меня не столкни своей тушей!

Лоренцо послушно забрался под тяжёлую ткань, вплотную прижался к ногам госпожи. Регина расправила складки плаща, критически оглядела себя: в полумраке почти ничего не было заметно.

— Ладно, пошли, Лоренцо. И веди себя тише воды ниже травы!

Регина несколько раз ударила деревянным молоточком, висевшим на цепи, по дверям. Наконец, зарешеченное окошечко прямо перед её лицом отворилось и низкий глухой голос неопределённого пола весьма нелюбезно спросил:

— Кого ещё черти носят?

— К господину де Вивре.

В руке графини блеснул золотой и дверь мгновенно отворилась. Хозяйка склонилась в почтительном поклоне, не забыв, однако, изъять монету и бросить в вырез платья с такой виртуозной быстротой, что сразу наводила на мысль о частоте оказываемых платных услуг разного рода. Регина мельком окинула взглядом помещение и осталась довольна: свечи, горевшие в коридоре у лестницы были хорошего качества, не чадили и не пахли прогорклым жиром, перила лестницы, поверхность мебели и пол поблёскивали в неярком пламени свечей, словно говоря об успешной борьбе с пылью и неопрятностью жильцов, да и сама хозяйка хоть и отличалась мужеподобной внешностью, одета была, однако, достаточно модно и отнюдь не безвкусно. Входя в дом, Регина едва не запнулась за Лоренцо, но умный пёс ни звуком не выдал себя.

Осторожно, стараясь больше не запинаться за мощную собаку, графиня прошла вдоль по коридору, поднялась по лестнице на второй этаж и трижды постучала. Дверь мгновенно распахнулась, чья-то рука резко потянула её внутрь, но поскольку под плащом прятался Лоренцо, то, само собой, Регина за него запнулась, упала прямо в объятья Шарля, тот, в свою очередь, не удержал равновесия, и вся троица шумно вкатилась кубарем через порог прямо на середину комнаты.

Шарль неудачно приложился затылком об пол и теперь изображал тяжело раненного и громко стонал, поглядывая снизу вверх на лежащую на нём Регину, однако же выпускать её ни в какую не хотел. Графиня чертыхалась, хохотала и безуспешно пыталась освободить недовольно ворчавшего пса, окончательно запутавшегося в складках плаща.

— Герцог, ну, довольно уже. Отпустите меня, наконец, не то Лоренцо оставит вас инвалидом, — нежно проворковала Регина в ухо Майенну.

Услышав имя Лоренцо, герцог припомнил всех чертей по именам, выпустил Регину из своих объятий и вместе с ней вытащил из-под плаща собаку.

— Какого черта вы притащили за собой этого людоеда?! — завопил герцог, едва успев отдернуть руку от хорошо знакомых челюстей Лоренцо.

— По-вашему, я должна была идти сюда без сопровождения? Вы в своём уме, Шарль? Так-то вы дорожите моей жизнью и честью?

— Не меньше, чем вы с герцогиней Монпасье — моей головой, постоянно впутывая меня в свои авантюры.

По капризному тону Шарля Регина поняла, что Катрин практически провалила их план, не сумев уговорить брата помочь им в весьма щекотливом и не очень благородном деле. Что ж, графиня это предполагала, а потому пришла на свидание с Шарлем во всеоружии.

— Лоренцо, выйди за дверь и сторожи, — негромко приказала она и пёс, с обожанием лизнув руку госпожи, бесшумной тенью выскользнул из комнаты.

Майенн восхищенно присвистнул и пошёл затворять дверь.

— Запирать нет никакой нужды — Лоренцо надёжнее любых замков, — остановил руку герцога исполненный неги голос женщины.

И столько было в этом голосе страсти и обещаний, столько желания и призыва, что оглушённый мужчина помедлил, прежде чем оглянуться.

А когда оглянулся — забыл, на каком свете находится.

Посреди комнаты, облитая дрожащим золотом свечи, стояла обнажённая Богиня. Рафаэлева мадонна, сошедшая со стены итальянского собора и случайно забывшая на фреске свою одежду. Тяжёлый меховой плащ лежал у её ног переливающимися тёмными волнами. На обнажённой груди таинственно мерцало роскошное ожерелье из крупного розового жемчуга. Бесценные жемчужины в несколько рядов обвивались вокруг нежной шеи, свешивались матово поблёскивающей завесой на грудь. И больше на графине не было ничего. Только её ослепительная, легендарная красота.

Легко переступив через складки плаща, она подошла к Шарлю. Положила тонкие, неуловимо пахнущие чем-то пряным, волнующим, руки ему на плечи. Коснулась губами его шеи, мочки уха, виска, ресниц. Герцог сомкнул её в своих объятьях, зарылся лицом в густые шёлковые волосы и стоял так несколько долгих мгновений, не выпуская женщину из своих рук, боясь оторваться от её тела хоть на миг. А потом подхватил её на руки и отнёс на постель.

Когда бездонное чёрное небо за окном стало свинцово-серым и бледное, словно после долгой болезни, солнце выползло из-за высоких башен города, уставшая, с ярко полыхающим лихорадочным румянцем на лице Регина обвилась плющом вокруг разгорячённого тела герцога, прильнула к нему, как ласковая кошка, и, легонько царапнув его плечо, соблазнительным шёпотом спросила:

— Шарль, так вы согласны помочь нам с Катрин?

Герцог одним рывком затянул любовницу на себя и, глядя снизу вверх в её прозрачные, обведённые тёмными кругами после бессонной ночи глаза, улыбнулся: