Барбара Картленд - Река любви

— Как вы можете… знать это?

— Может быть, на меня влияют магические чары, исходящие от храма и от вас. Но чувства мне подсказывают, что я будто прошел сквозь завесу из одного мира в другой и новый мир так же реален для меня, как тот, который я покинул.

Она быстро повернулась к нему, и в лучах заходящего солнца, заливавшего всю окрестность сумеречным золотом, волосы девушки словно засияли невиданным доселе светом, а глаза стали ярко-голубыми.

— Вы пугаете меня, — прошептала она. — Когда я увидела вас, мне показалось, что все это происходит во сне, и когда мы разговаривали, думала, что все еще сплю. Но я уже проснулась и хочу, чтобы вы ушли… и забыли, что… встретили меня.

— Почему же? — спросил герцог. — Мне хотелось бы побеседовать с вами. Если вы верите в судьбу, — а это, я знаю, так и есть, — значит, должны поверить и в то, что я пришел сегодня в этот храм один не по слепой случайности, и вы знаете, что вы тоже ждали меня здесь.

— Я… не ждала… — начала она.

Но она умолкла и сделала безнадежный жест, будто признавала тщетным противиться его словам.

— Давайте допустим, — настаивал он, — что боги или кто-то другой, управляющие нашей судьбой, свели нас вместе, поскольку есть предначертанная цель, и она заключается в том, по крайней мере для меня, чтобы постигнуть вещи, сокрытые от авторов очень скучных книг о Египте, которые считают, будто прошлое не оказывает влияния на будущее.

Он чувствовал, что его слова глубоко трогают ее, и она, сжав свои руки, сказала:

— Я понимаю вас, потому что… думаю… так же. Здесь можно очень многое познать, если только уметь… слушать. !

Здесь столько всего, что может помочь… здешнему народу и… другим тоже.

— Тогда начнем с обучения меня тому, что я должен знать, и, возможно, я сумею справиться и донести все это до нужных людей.

— А вы сможете… сделать это?

Она спросила с такой непосредственностью, точно любопытный ребенок, — Надеюсь, что да, — ответил герцог, — но прежде всего я, как вы понимаете, должен сам вполне убедиться в достоверности того, о чем говорю.

— Да, конечно, — отвечала она, — но я, возможно, не тот человек, который должен… учить вас. Если бы папа был сейчас здесь, все было бы… по-иному.

— Я думаю, что нам нужно продвигаться к этому познанию постепенно, — сказал герцог, — и я начну с того, что буду слушать богиню, которую зовут Ириза.

Она улыбнулась, понимая, что он сравнивает ее с великой богиней Изидой, изображенной на многих колоннах храма.

Она повела его за мечеть, туда, где стояли одиннадцать статуй фараонов из красного гранита, и среди них — уменьшенная копия царицы Нефертити.

Она ничего не говорила и лишь молча стояла, пока герцог смотрел на статуи.

Царица была чрезвычайно прекрасной, с роскошными толстыми косами, ниспадающими на грудь и закрывающими ее. Прелестное лицо было умиротворенным, а на губах словно блуждала едва заметная загадочная улыбка.

Она выглядела счастливой и в то же время сдержанной и величественной, как подобает царице.

— Ею вы были в прошлом? — тихо спросил герцог.

Ириза покачала головой.

— Нет.

— Кем же тогда?

— Я не хочу… говорить об этом… теперь.

— Но вы скажете когда-нибудь?

— М… может быть.

Она запнулась на этом слове, словно смутившись.

Они продолжали разглядывать рельефы храма, повествовавшие о великолепной процессии, проходившей когда-то от Луксора до храма Карнака.

— Я хотел бы завтра посетить Карнак, — сказал герцог.

Он взглянул на нее, и она поняла, что он просит ее показать ему великий храм Амона, которому посвящено множество страниц в путеводителях для туристов.

— Я покажу его вам, — сказала она после недолгой паузы, — но он не так прекрасен, как этот храм, и в нем нет такой магической атмосферы.

— Я поделюсь с вами своими впечатлениями после того, как увижу его.

Он решил убедиться в том, что она не исчезнет так, что он не сможет ее потом найти.

Герцог заметил, что тени удлиняются, становятся все гуще, и понял, что, как только солнце сядет, они окажутся в темноте, поскольку ночь наступает очень быстро.

— Я провожу вас до дома, — сказал он.

— В этом нет… необходимости.

— Но я должен буду сделать это. Согласитесь, не очень благоразумно ходить здесь одной.

— Со мной ничего не случится, — ответила она. — Местные жители знают меня и уважают папу.

— Несмотря на то что он пытается обратить их в другую веру?

— Боюсь, что он не очень усердно пытается сделать это, по крайней мере теперь.

— Чем же он занимается?

Герцог понимал, что его вопрос останется без ответа, но после небольшой паузы она сказала:

— С тех пор как мы приехали сюда, он интересуется раскопками и находками, которые производятся в гробницах.

— Его можно понять.

— Он считает, что не открыто еще очень многое и грабители продолжают свою деятельность и продают найденные сокровища туристам, особенно американцам.

— И тем не менее многие исследователи говорят, что все уже найдено.

Ириза улыбнулась.

— Папа не верит в это… как и я.

— Почему?

— Потому что мы знаем из документов, расшифрованных лишь недавно, что очень многие фараоны были тайно захоронены в гробницах, расположенных глубоко в этих утесах, и их не смогли обнаружить даже грабители.

— Но когда-нибудь их найдут, — сказал герцог.

— Папа надеется на это.

— А вы?

— Я вполне счастлива уноситься мысленно в прошлое и представлять себе спящих там царей и цариц такими, какими они были при жизни.

— Вы говорили, что они были счастливыми людьми?

— Очень счастливыми.

— А вы тоже счастливы?

Она улыбнулась в ответ, и, хотя ее улыбка напомнила ему улыбку царицы Нефертити, для герцога она была еще более прелестной.

— Да, вы счастливы! — сказал он с уверенностью.

Значительно позже он размышлял над тем, насколько необычной оказалась его встреча с дочерью миссионера, наверняка бедной, живущей на чужбине, видимо, без друзей, общаясь лишь со своим отцом, но вместе с тем она была такой счастливой, как, пожалуй, ни одна из знакомых ему женщин.

Ириза вывела его через заднюю сторону храма на открытое песчаное пространство с пальмовыми деревьями.

Вокруг нескольких глинобитных хижин все еще играли голые ребятишки.

Поодаль вырисовывалась группа высоких пальмовых деревьев, под которыми ярко цвели заросли кустарника, окружавшие дом.

Это была деревянная длинная и низкая постройка, и к ее террасе вдоль фасада взбегала лестница, расположенная в центральной части дома.

Над террасой был возведен небольшой крест, а за ним, несколько неуместно, был укреплен потрепанный флаг Соединенного Королевства.

— Так вот где вы живете! — сказал герцог.

— Я не могу пригласить вас, — сказала Ириза, когда они вышли из кустарника к дому. — Я не хочу, чтобы вы заболели нильской лихорадкой.

— Спасибо за заботу, — ответил герцог с привычной для него вежливостью.

Однако он тут же осознал, что она действительно беспокоится о нем.

Она протянула ему руку на прощание.

Держа ее за руку, герцог впервые заметил, что она не надела шляпу, как обычно принято здесь, что, видимо, было не в ее правилах, судя по строгости одежды. Волосы, уложенные большим узлом на затылке, удерживались заколками и небольшим голубым бантом.

Это сглаживало суровый фасон ее платья, придавало ей несколько беззаботный, веселый вид.

— Вы не представляете, насколько я благодарен вам, — сказал герцог, — за то, чему вы научили меня, и как я рад, что встретил вас.

Он произнес это с горячностью, удивившей его самого, и по тому, как метнулись над голубыми глазами ее ресницы, он понял, что смутил ее.

— Я буду ждать вас завтра на том же месте.

Она медлила с ответом, и он настойчиво сказал:

— Пожалуйста, не подведите меня!

— Я… я, может быть… не смогу прийти.

— Вы увиливаете, это не правда, — сказал он. — Вы говорили мне, что спите днем, поэтому мы могли бы встретиться в храме там же, в то же время, как и сегодня. Или чуть пораньше, чтобы успеть добраться до Карнака.

— Я… попытаюсь.

Она хотела уйти, но он все еще держал ее за руку.

— Я хочу, чтобы вы дали обещание — обещание, которое вы не нарушите. Именем какого бога египтяне дают обещание в таких случаях?

С легкой улыбкой на губах Ириза задумалась на мгновение и ответила:

— Тот — бог мудрости.

— А значит, и истины, и правды, — добавил герцог. — Итак, обещайте мне именем Тота, что вы придете завтра вечером и не заставите меня ждать и терзаться в сомнениях:

Действительно ли я видел вас, или мне все это пригрезилось, а разыскивая вас, приду сюда и не найду этого дома.

А не проявляет ли он излишнюю настойчивость, подумал герцог, заставляя ее давать клятвенное обещание. Она как будто прочла его мысли и сказала:

— Не стоит по такому… пустяку… беспокоить богов. Я приду, если моему отцу не станет хуже. В противном случае я пошлю кого-нибудь… передать вам, что я… задерживаюсь.

— Благодарю вас, — ответил герцог.

Взгляды их встретились, и она, будто внезапно осознав, кем он был, вспомнив о его титуле, чуть присела в небольшом реверансе.

— Доброй ночи, ваша светлость, — сказала она и прошла по тропинке между кустами к деревянному дому.

Герцог постоял, думая, что она обернется, поднявшись на террасу.

Еще ни разу женщина, уходившая от него, не скрывалась, не обернувшись, и он приготовился улыбнуться ей и помахать рукой.

Однако Ириза прямо через террасу вошла в полуоткрытую дверь дома.

К герцогу закралось тревожное ощущение, что боги, вероятно, способны и забрать то, что сами даровали, и он может никогда не увидеть ее вновь.

Герцог проснулся рано и лежал, планируя свой день, что начал делать еще накануне вечером.

Вернувшись вчера на яхту, он после всех новых впечатлений с трудом мог сразу включиться в болтовню и смех гостей.

Они сидели на палубе и пили шампанское, и он сразу увидел, что Лили с ними не было, и понял, где она находится.

У него не было желания с ней общаться, поэтому он дождался, когда настало время переодеваться к ужину, и прошел прямо в спальную каюту, где камердинер уже приготовил ему ванну.

Он знал, что Лили услышит, как он разговаривает с камердинером, если она все еще оставалась в соседней каюте, и поймет, что он не присоединился к ней, хотя она и ждала его.

Лили была слишком умна, чтобы выказать свое недовольство, когда герцог присоединился ко всем перед ужином.

Она надела лучшее из вечерних платьев, которое очень ей шло. Белое, как и все ее наряды, оно было сшито с замысловатым изыском, кроме того, она украсила себя всеми своими драгоценностями, сверкавшими подобно звездам, что взошли в ту ночь над яхтой.

Она собиралась попросить герцога прогуляться с ней по палубе, пока другие будут играть в бридж внизу.

Но, к ее удивлению, после ужина он уселся за карточный стол и вызвал лорда Саутуолда на игру, в которой они оба делали большие ставки, не влияющие на ставки остальных игроков.

Несмотря на все свои усилия, Лили не могла привлечь внимание герцога. Тогда она принялась флиртовать с Джеймсом Башли, прикидываясь, что он ей симпатичен, и надеясь пробудить в герцоге ревность.

Когда наконец все отправились спать, Лили была уверена, что герцог придет к ней, что он делал каждую ночь с тех пор, как они вошли в Средиземное море. Но не дождавшись его, она поняла, что по какой-то еще не известной причине герцог утратил к ней интерес, по крайней мере на эту ночь.

Герцог же вряд ли придавал значение тому, что Лили ждет его. Играя в бридж, он ждал, когда останется один, чтобы поразмыслить о странной и необычной оказии в храме Луксора, о девушке, распахнувшей и направившей его разум к новым горизонтам, о которых он прежде не имел представления.

Добилась она этого не столько благодаря словам, сколько всему своему существу, по-видимому, околдовав его.

Он где-то читал, а может, знал это сам интуитивно, что египтяне видели магию во всем окружающем. Он и сам понимал и соглашался с египтянами, находившими магическую сипу, которую считали Божественным Духом, в каждом творении, и особенно в животных.

Иначе ведь как объяснить, задавался он вопросом, что животные в человеческом облике играют такую важную роль в их системе поклонения богам?

Он видел богов с головами животных на колоннах в храме и читал в одной из книг, которые он штудировал, что бог неба Хор имел голову сокола, богиня войны — голову львицы, бог водных потоков — голову барана, а бог Луны — голову ибиса.

Лежа в постели, он старался как-то во все это вникнуть, и ему казалось, что, возможно, у него и разыгралось воображение, но Ириза тоже думает о нем.