И это умение разбираться в людях вы просто распространяете на фонды и акции.

— Может быть, вы правы! — задумчиво сказал лорд Саутуолд.

— Я уверена в этом, — отвечала Лили. — Поскольку вы недооцениваете эти ваши способности, вы считаете, что успех в бизнесе является лишь результатом эффективной работы. На самом же деле все гораздо сложнее.

К этому времени за другим столиком закончился первый роббер, и Гарри, выбывший из игры, подошел к столу, за которым разговаривали Лили и лорд Саутуолд. Лили чувствовала, что уже одержала первую победу.

— Вы очень умная женщина! — сказал Чарльз Саутуолд, поднимаясь с некоторой неохотой со своего места напротив Лили. — Говорят, что Наполеон ничего не совершал, не посоветовавшись с астрологом и несколькими прорицателями, и я готов принять вас к себе на работу.

— Берегитесь, — предупредила Лили. — Я могу принять ваше предложение!

Гарри уселся напротив нее, и она чувствовала, что ее затея не производит на него особенного впечатления, и даже подумала, что он несколько враждебно настроен к ней, хотя и не была в этом уверена.

Она предложила Гарри перетасовать карты, затем разложила двенадцать из них вокруг одной, которая представляла его самого.

— Вам очень трудно делать предсказание, поскольку вы возвели барьер вокруг себя. Сегодня я буду штурмовать его, но подожду, пока вы не откроете дверь для меня, которая сейчас закрыта.

— Вы хотите сказать, что вам нечего сообщить мне? — спросил Гарри.

— Да, мистер Сэтингем, — ответила Лили, — и я объяснила, по какой причине.

— Вы говорите: барьер? Какой барьер?

— Вам виднее. Я точно знаю, что он есть.

Она глядела на него через стол, и ей казалось, что он оценивает ее, как дуэлянт, прикидывающий, насколько ловок его противник.

Затем он улыбнулся.

— Я надеюсь, что вы будете добрее ко мне в другой вечер, — сказал он. — Но я понимаю, что неверующий всегда вызывает проблемы.

— Неизменно! — согласилась Лили.

Гарри поднялся, и леди Саутуолд воскликнула:

— Неужели вы уже закончили? Или леди Кэрнс нечего сказать вам?

— Она не допустила меня к храму познания, — ответил шутя Гарри. — Она говорит, что я — «неверующий».

— Тогда я займу твое место, — сказал герцог. — Лично я готов поверить всему, что леди Кэрнс скажет мне!

Он сел на стул, который освободил Гарри.

Все знали, что он только этого и ждал, и продолжали свою игру, переговариваясь друг с другом, а герцог тихо произнес:

— Только вы можете сказать мне, сбудется ли то, что я хочу более всего.

— Перетасуйте карты, ваша светлость.

— Здесь не нужны карты, — сказал он. — Посмотрите на меня, Лили, и ответьте на мой вопрос одним словом, которым, я надеюсь, будет… «да»!

Она делала вид, будто не понимает, что он хочет сказать, и лишь глядела через стол в его глаза, ощущая охватывающее ее волнение и возбуждение.

Невозможно было не понимать света, горевшего в его глазах, призыва его губ.

Перед нею был герцог Дарлестонский, тот, о котором она думала и мечтала годы, мужчина, женой которого она решила стать.

Но ее острый ум говорил ей, что было бы ошибкой уступить слишком быстро, и она сказала:

— Вам никогда не снилось, что вы стоите на вершине очень высокой горы или наверху огромной башни и думаете: а может быть, прыгнув вниз, вы взлетите свободно на крыльях?

— На крыльях, которые у вас есть, если вы захотите взлететь?

— Да.

— Тогда вы взлетите не одна.

Его голос был нежным и казался Лили неотразимо привлекательным.

— Я хочу, чтобы вы ответили мне. Лили, — сказал он.

Она глядела на него, не произнося ни слова, и он добавил:

— Но чтобы избавить вас от этого, я сам отвечу за вас.

— Спасибо! — прошептала Лили.


Позднее, этим же вечером, она лежала в его объятиях и говорила себе, что хотя битва и может показаться уже выигранной, но до полной победы предстоит еще долгий путь.

Герцог восторгался ее красотой, она знала, что приводит его в возбуждение, но и хорошо осознавала, что вопрос о женитьбе даже не приходит ему в голову.

В Лондоне накануне путешествия она узнала на вечере, как в обществе удивлены тем, что леди Гэрфорт не едет в Египет.

— Вы сказали: Египет? — услышала она, как леди Гэрфорт переспросила леди Раштон. — Боже милостивый! Зачем герцогу Дарлестонскому понадобилось вдруг отправиться туда?

— Неплохо в такую погоду прокатиться к солнцу, — сказал какой-то мужчина. — Кто поедет с ним?

— Моя невестка — одна из них, — ответила леди Раштон.

— Ваша невестка?

Мужчина, казалось, был поражен.

— Но я думал, что леди Гэрфо…

Он осекся, осознав свой промах, но Лили поняла, что он хотел сказать.

Она припомнила тогда, что в Мальборо-Хаус леди Гэрфорт была рядом с герцогом.

С ним был еще один мужчина, но Лили заметила, какими глазами леди Гэрфорт глядела на герцога, и, хотя в то время она не придавала этому значения, теперь она вспомнила все.

Значит, именно с нею он был связан прежде!

Возвращаясь с вечера, она узнала, что леди Гэрфорт, как и она, была вдовой, и, следовательно, у герцога не было препятствий к женитьбе на ней, если бы он пожелал этого.

«Я должна быть очень осторожной! Очень осторожной!» — думала она.

Но ей нелегко было думать, когда губы герцога стремились к ее губам, его руки касались ее тела, и она понимала, как правы были женщины, говорившие, что он — обворожительный, захватывающий любовник.

Обхватив его шею руками и прижимаясь к нему, она с неистовым жаром обещала себе, что удержит его рядом с собой во что бы то ни стало.


На следующий день они уже плыли по Средиземному морю, и герцог вполне недвусмысленно все время держался рядом с Лили.

Он водил ее на капитанский мостик, гулял с ней на палубе, приводил к себе в личную каюту, куда без особого приглашения не входил никто из гостей.

— Ты прекрасна! — говорил он ей. — Я поступил правильно, забрав тебя из Лондона, пока тебя не испортило всеобщее восхищение, которое рано или поздно вскружило бы тебе голову!

— Я заслужила это! — отвечала Лили. — Хотя в Шотландии куропатки, орлы и дрозды, может быть, восхищались мной, но не очень красноречиво проявляли это.

— Я постараюсь исправить их ошибку, — отвечал герцог.

Он притягивал ее к себе и целовал до тех пор, пока она не начинала ощущать головокружение от наслаждения.

— Я не верю, что Клеопатра могла быть прелестнее, чем ты, — сказал он на следующий день.

Они снова были в его каюте, и она медленно перебирала книги о Египте, которые он читал.

— Я рада, что ее уже нет.

— Почему? — поинтересовался герцог.

— Потому, что ты мог предпочесть ее мне. Какой мужчина устоял бы перед обаянием царицы, да еще такой, которая могла предложить ему тайны Египта?

— Я вполне удовлетворен твоими тайнами.

— Я еще не погадала тебе.

— Мне не хочется знать будущего, — сказал герцог. — Если бы ты сказала мне, какие скачки я выиграю, они утратили бы для меня остроту неожиданности, да и не в спортивных это правилах делать, ставки с уверенностью в выигрыше.

— Я не говорю о скачках.

— Тогда о чем же?

— О тебе, о твоих чувствах.

— О, это легко, — сказал герцог. — Мне не нужны карты, чтобы знать, что ты воспламеняешь меня, и в настоящий момент я озабочен лишь тем, чтобы воспламенить тебя.

Он вновь целовал ее, так что говорить было невозможно, и Лили сказала себе, что теперь это бесполезно.

Другие же, наоборот, жаждали предсказаний.

И леди Саутуолд, и Джеймс Башли настаивали на гадании, а лорд Саутуолд продолжал воспевать ее как чрезвычайно проницательную провидицу.

Однажды, улучив подходящий момент для беседы с Лили наедине, он сказал:

— Я хотел бы снова воспользоваться вашей способностью предвидения, но в настоящий момент наш хозяин, кажется, завладел вами полностью.

— У меня всегда найдется время для вас, лорд Саутуолд.

— Благодарю вас, — ответил он. — Я чувствую, что должен воспользоваться этим.

Она одобряюще улыбнулась ему, и он сказал:

— У меня есть на уме одно дельце, относительно которого я хотел бы получить ваш совет или скорее использовать ваше «провидение». Если оно мне удастся, вы должны будете назвать мне ваш любимый камень. Мне кажется, это изумруд.

— Это как раз мой камень, — тихо сказала Лили, — по дате моего рождения.

— Значит, я думаю, пора устроить вам день рождения.

Лили закрыла глаза и, не открывая их, произнесла:

— Я вижу, что вы должны продолжать то, что запланировали, но будьте начеку. Там есть один человек, которому я не доверяю. Вы должны относиться ко всему, что он предлагает вам, с очень большой осторожностью. Как бы настойчиво он ни пытался убеждать вас, взвешивайте все тщательно, прежде чем сделать какой-либо шаг, пользуясь собственной интуицией, которая, как я говорила вам, необычайно восприимчива.

Лили остановилась, и, хотя все еще не открывала глаза, она знала, что лорд Саутуолд напряженно смотрит на нее;

— Что вы еще видите? — спросил он.

— Я вижу, что вы достигаете всего, чего желаете. Неудача невозможна. Вы всесильны и непогрешимы, но в то же время будьте настороже!

— Это как раз то, что я и сам предчувствовал, — заметил лорд Саутуолд, и Лили, открыв глаза, подумала, что все это было слишком легко.

Единственным в компании, кто не проявлял ни малейшего уважения к ее способностям провидицы, был Гарри.

Когда она встречалась с ним глазами через стол за обедом и когда лорд Стаутуолд говорил о ее даре с ноткой почтительности, она чувствовала, что Гарри ей не обмануть.

Лили даже казалось, что если бы он захотел, то мог выставить ее перед всеми обманщицей, шарлатанкой и мошенницей.

Но она тут же убеждала себя в том, что она чрезмерно мнительна и пуглива.

Она не сделала и не сказала ничего плохого, она лишь посеяла в людях, сохранивших почти детскую веру в счастливую удачу, мысль, что она может видеть их будущее.

Что же касается ее самой, то ей не была уготована заранее усыпанная розочками дорожка и горшочек с золотом там, где радуга упирается в землю.

«Они так богаты и влиятельны, — говорила про себя Лили, оставаясь одна в каюте. — Они могут чувствовать себя вне опасности нищеты, одиночества и страха».

У нее дрожь пробежала по телу при воспоминании о том, как бедны они были с отцом и как она страшилась будущего, когда поняла, что сэр Эван после смерти не оставит ей почти ничего.

Однако ей удалось улучшить свое положение, когда сэр Эван был прикован к постели. Она ходила тогда по замку, собирая все, что могло быть не учтено в его завещании, и отсылала в Эдинбург.

Когда они навещали родственников мужа в Эдинбурге, она вступала в переговоры с дельцом, занимавшимся антиквариатом.

Она рассказала ему длинную и запутанную историю о том, как семья вручила ей большое количество вещиц, чтобы она хранила их как память о прожитых годах, но они стали ей в тягость.

— Я не хотела бы огорчать родных, проявивших доброту ко мне, — она выглядела трогательно, говоря своим детским голосом, — но я очень нуждаюсь в деньгах и вынуждена продавать кое-что время от времени, и, конечно же, это должно оставаться в абсолютной тайне.

— Я понимаю, — сказал делец, — и обещаю вам, что все продаваемое вами будет как можно скорее отправлено в мой магазин в Лондоне.

Лили послала ему несколько табакерок, принесших ей на удивление большую сумму, а также какое-то столовое серебро из сейфа, что, по ее мнению, не должно было обнаружиться, поскольку они теперь не устраивали приемов, и даже небольшие картины, которых она не нашла в каталоге среди перечисленного имущества.

После смерти сэра Эвана она отправилась в Эдинбург и продала там его золотые часы и цепочку, несколько пар прекрасных жемчужных запонок для манжет.

Алистер даже спросил ее, куда они подевались.

— Не знаю, — отвечала она, — прежний камердинер вашего отца умер пять лет назад, и он вместо него нанял человека, который ему не нравился, поэтому, когда тот ушел от нас, ваш отец предпочел, чтобы его обслуживали дворецкий и лакей.

Алистер Кэрнс сжал губы в жесткую линию.

— Я думаю, бесполезно просить полицию поинтересоваться этим человеком?

— Перед уходом он сказал, что собирается в Австралию, — отвечала Лили, — якобы у него там живут родственники.

Она знала, что Алистер вряд ли этим займется, и вырученные деньги пошли на ее секретный счет в банке, который она перевела в Лондон, как только отправилась на Юг, используя вымышленное имя, под которым открыла счет в Шотландии. Однако сколько бы она ни накопила законным или незаконным путем, все это было каплей в сравнении с океаном огромных богатств герцога, лорда Саутуолда и, как она могла предположить, большинства его друзей.