Дважды за четыре года, которые прошли с того дня, как он получил помилование и сошел с помоста для висельников, Александер предпринимал попытки поговорить с кузиной Изабель. В первый раз ему пришлось собрать все свое мужество, чтобы просто к ней подойти. Он засы́пал молодую женщину вопросами. Прежде он часто давал себе обещание, что не станет интересоваться судьбой своей неверной возлюбленной, но жить в неведении было невыносимо. Однако в тот раз Мадлен не стала с ним разговаривать. Сказала, что ее ждут, и ушла. Почувствовав, что она смущена не меньше, чем он сам, Александер не стал ее удерживать.

Во второй раз, терзаемый неизвестностью, он проявил бо́льшую настойчивость, и молодая женщина согласилась уделить ему пару минут. Это случилось вскоре после демобилизации. На вопросы Мадлен отвечала уклончиво, и он узнал мало: Изабель жива и здорова, живет счастливо в Монреале, а ее супруг – преуспевающий нотариус. Все это было известно ему и раньше.

– Обе кузины Лакруа хороши… – печально пробормотал Колл и, чувствуя себя не в своей тарелке, заерзал на стуле. Потом посмотрел на брата и спросил: – Почему ты не женишься на Эмили? Может, смог бы…

Александер поднял голову.

– Больше никаких женщин! Никогда!

– Это глупо. Годами упиваться жалостью к себе – не мужское дело!

Раскат саркастического смеха заставил Финли и Мунро вздрогнуть.

– Я не упиваюсь жалостью к себе, Колл! Но то, что произошло… Тебе не понять.

Волнение мешало Александеру говорить. Конечно, время притупило душевную боль, но она осталась. Временами воспоминания возвращались, и хотя он видел их словно бы сквозь туман и в виде разрозненных обрывков, ему то чудился запах, то вспоминались улыбка и отблеск золотых волос… Неизменным оставалось лишь ощущение бесконечной пустоты. Оно сопровождало его с того ужасного дня, когда ему сказали, что Изабель вышла замуж. И ему приходилось жить с этой пустотой, заглушая свое горе повседневными заботами. Он выжил в крушении любви так же, как выжил в войне. И то, и другое оставило на сердце шрамы. Но урок Александер усвоил: никогда больше ни воевать, ни любить он не станет!

Над столом, за которым сидела четверка друзей, повисла тяжелая тишина. Мунро допил пиво, громко рыгнул, потянулся на стуле и стал смотреть на детей, которые играли тряпичной куклой, сшитой для них Кристиной.

– Когда уезжаете? – спросил Колл, чтобы хоть немного разрядить обстановку.

– Отряд трапперов отплывает с пристани Лашин в начале мая, а с его предводителем мы условились встретиться за пару недель до этого срока. Думаю, дней через десять, не позже, мы с Мунро отправимся в Монреаль.

– Ясно!

Уставившись на руку брата, на которой недоставало пальца, Колл покачал головой. Им с Александером оставалось провести вместе всего лишь две короткие недели! Двенадцать лет они провели в разлуке, а потом по счастливой случайности снова встретились, и Колл успел хорошо узнать и полюбить его. Поэтому мысль о том, что они с братом, возможно, больше не увидятся, переворачивала ему душу. Чтобы скрыть волнение, он кашлянул и уставился на кружку с пивом. Не передать словами, как ему хотелось увезти Александера с собой на родину, чтобы он повидался с отцом! Но брат решил остаться, чтобы здесь, на канадской земле, воплотить свои мечты о славе и богатстве.

Если Колл и чувствовал легкую зависть, то касалась она свободы выбора, которая была у Александера. Смелостью и упорством брата он искренне восхищался. Жизнь заставила его пройти через тяжкие испытания, она отняла у него даже те немногие крупицы счастья, которые ему удалось познать. Но после того дня, когда жизнь его чуть было не закончилась в петле, Александер сильно переменился. Поразительно, но он открыл в себе новый вкус к жизни. Пил он теперь очень умеренно, играл мало, берег каждую монету. Душевные силы старался тратить только на добрые мысли и дела. Это был его собственный путь, его символические поиски Святого Грааля… В стране, которая возрождалась параллельно с ним, он создаст для себя новую жизнь, сотворит себе в тишине лесов новую душу… Что ж, если бы не Пегги, он, Колл, тоже остался бы!

Прикосновение Александера отвлекло Колла от его мыслей, а когда он увидел, как искренне улыбается ему брат, на душе стало легче. Он тоже улыбнулся.

– Я пришлю отцу бобровую накидку, а твоей нареченной – лисью шкурку на воротник.

– Договорились, Алас! Будем ждать от тебя подарков! Волосы у Пегги золотисто-каштановые, так что лисий мех будет ей к лицу.

* * *

Остров Орлеан

Понедельник, 20 февраля 1764 года от Рождества Христова


Милая кузина!

На улице идет снег, и из-за метели мне снова пришлось остаться дома. Поэтому я решила написать эти несколько строк, которые, надеюсь, ты сможешь прочесть еще до конца зимы. Последнее время погода стоит плохая, и ремонт в доме пришлось отложить. Но устроилась я отлично. Не то чтобы в доме гостеприимной мадам Пулио мне было плохо, но оказаться снова в своих стенах – это так замечательно!

Будущей весной ты сама все увидишь, но спешу рассказать, что мой новый дом очень похож на прежний. Строители, которыми, как мы и договаривались, руководил добрейший мсье Мовид, поработали на славу. Правда, комнаты второго этажа пока нежилые – из-за первых снегопадов крышу закончить мастера не успели. Работы в наших краях много, особенно осенью, когда приходит пора собирать урожай, поэтому я и не думаю жаловаться. Гостиную я сейчас использую в качестве спальни, и это меня вполне устраивает.

Это и есть моя первая хорошая новость. Вторая – аббат Мартель подыскал мне место служанки в доме мсье Одэ, который живет на берегу речушки Маё. В октябре мсье Одэ похоронил супругу и остался с четырьмя детьми на руках. Сейчас о них заботится его сестра. От меня до дома семьи Одэ – одно лье, поэтому, накормив детей ужином и уложив их спать, я могу каждый вечер возвращаться к себе. Так что, если получится и впредь варить кленовый сироп и варенье из земляники, малины и слив, бедствовать я не буду. Уверена, окажись ты рядом, первое, что ты сказала бы, это: «Мадлен, тебе нужно замуж!» Но я, моя дорогая кузина, никуда не спешу. Память о Жюльене еще жива в моем сердце. Думаю, ты меня поймешь. И, честно говоря, никто из женихов, которые до сих пор пытались за мной ухаживать, мне не нравится. Хотя бедной вдове двадцати шести лет от роду, наверное, на лучшее нечего и рассчитывать.

Но хватит обо мне! Как поживает наш малыш Габи? Он все такой же шалун, каким был, когда я гостила у вас прошлым летом? Мне очень жаль, что я не смогла приехать на его третий день рождения. Ох уж эта работа! Но я посылаю ему море поцелуев и обещаю приятный сюрприз, когда в мае будущего года вы приедете на остров Орлеан навестить меня. А как поживаешь ты, моя прекрасная Иза? Не стану скрывать, я очень обрадовалась, увидев, как хорошо вы с Пьером ладите. Единственное, что меня огорчает, это то, что ты до сих пор не родила второго малыша. Иногда я думаю, что, возможно, в этом есть доля моей вины. Что, если это я навлекла на тебя несчастье? Ты, наверное, помнишь, как в день твоего венчания я в шутку завязала узелок на шнурке[4]. Я думала, что это глупый предрассудок, и хотела позабавиться, но кто знает…

Теперь расскажу, какие тут у нас, в Квебеке, новости. Ты, скорее всего, уже слышала жуткую историю о Мари Кориво[5]. Слушание ее дела началось, когда я только-только вернулась домой из Монреаля. Мадам Кориво приговорили к повешению, а после казни поместили ее мертвое тело в клетку и оставили болтаться на перекрестке четырех дорог в Пуант-де-Леви. Через время от трупа остался один белый скелет. Люди подали властям прошение убрать этот ужас с дороги. Детям стали сниться страшные сны, а женщинам надоело слышать, как клетка скрипит на ветру. Можешь сама представить, сколько разговоров в округе было об этом убийстве и о казни.

В декабре я навестила нескольких знакомых в Квебеке, заодно зашла и в Центральную больницу. По сравнению с летними месяцами состояние здоровья Гийома улучшилось, доктор говорит, что галлюцинации у него бывают реже и в целом он стал намного спокойнее. Надеюсь, придет день, когда он сможет покинуть больницу. Не стану огорчать тебя описанием условий, в которых ему приходится существовать. Думаю, ты и сама можешь себе их представить. Ты ведь помогала августинкам ухаживать за ранеными после сражения на Полях Авраама… К слову, самого Гийома, похоже, это ничуть не беспокоит.

Во время моего краткого пребывания в столице я жила на улице Сен-Жан. Знаешь, мне до сих пор странно проходить мимо вашего дома без того, чтобы не постучать в дверь. Для тебя, конечно, не секрет, что некий мистер Смит купил особняк еще в июне, когда умер старик Клеман Виньо, которому его продала твоя мать. Счастье еще, что новый хозяин оставил дом как он есть.

Заглянула я и в булочную к твоему брату. Луи, Франсуаза и дети здоровы и передают тебе сердечный привет. Франсуаза пообещала, что испечет для тебя самую вкусную сдобную булку, когда ты приедешь к ним в гости.

С февраля прошлого года, когда был подписан договор в Париже, в Квебек съезжаются торговцы-англичане и скупают все по смешным ценам. Большинство наших соотечественников сейчас живет в бедности, если не сказать отчаянно нуждается, и это, моя милая Иза, очень тревожит меня. Горстка выскочек захватила в свои руки власть в стране, оставив ни с чем тех, кто так долго трудился ради ее благополучия! Это отвратительно! Губернатор Мюррей, может, и проявил некоторое снисхождение к завоеванному народу, но остальные англичане блюдут только свои интересы.

Ну и напоследок я приберегла новость, которой ты наверняка еще не слышала: хайлендский полк Фрейзера распущен в декабре прошлого года и многие офицеры, насколько мне известно, решили остаться в Канаде и приобрести земельные наделы. Говорят, что некий Александер Фрейзер купил в июле этого года поместье «ла Мартиньер» в сеньории[6] Бомон. Теперь господский дом и окружающие его земли называются «Бошам». В этом регионе с распростертыми объятиями принимают и простых солдат-шотландцев из этого полка, которые в свое время великодушно отдали свою недельную плату здешним обездоленным крестьянам. Многим офицерам также были пожалованы земли в Новой Шотландии.

Приближается сезон сахароварения, и дел у меня прибавится. Надеюсь, скоро почтальон принесет мне твой ответ и у меня появится повод немного отдохнуть за приятным чтением. А сейчас мне пора возвращаться к тесту для печенья, которое я оставила на столе. Помнишь, как мы вместе забавлялись на кухне у мамы Донни, вылепливая из теста замысловатые фигурки? Поцелуй от меня крестника и своего супруга и передай последнему мою благодарность за его внимание и доброту. Обнимаю тебя, милая моя кузина, и желаю тебе в новом 1764 году огромного счастья! Ты его заслужила!

Твоя кузина и сестра

Мадлен Госселен.


Изабель положила письмо на туалетный столик, освещенный пламенем свечи в серебряном подсвечнике, и провела рукой по светло-зеленой камчатной ткани платья, украшенной золотой вышивкой. Взгляд ее, обращенный в зеркало, казался до странности пустым.

– Ничего, опять ничего…

Хотя, конечно, так ей будет проще забыть. Она подозревала, что у Мадлен есть новости об Александере, которыми та не спешит с нею делиться. Разумеется, цель у кузины благая, но…

– Хватит! – тихо сказала она своему отражению в зеркале. – Он даже не попытался меня найти! Не написал ни слова! Словно меня уже и нет на свете… Почему тогда я должна о нем думать?

Привычным жестом выдвинув ящичек, она положила письмо на стопку других посланий Мадлен, столь же бережно хранимых ею. Потом пробежала взглядом по многочисленным баночкам и бутылочкам на туалетном столике. Среди них был и флакон с золотистой жидкостью, подаренный ей в свое время Николя де Мелуазом. В гостиной одной дамы, супруг которой занимал видное положение в монреальском высшем свете, она услышала, что ее бывший возлюбленный живет теперь во Франции и что он получил орден Святого Людовика за отвагу, проявленную в битве при Сент-Фуа. С тех пор Изабель не раз пыталась представить, какой была бы ее жизнь, согласись она в свое время выйти за де Мелуаза замуж. Была бы она счастлива? Родились бы у них дети?

Ее пальцы судорожно смяли ткань платья на талии, которая оставалась безукоризненно стройной. Что, если у нее больше не будет детей? При родах она потеряла много крови, но ведь доктор Лартиг говорит, что беспокоиться не из-за чего, что она полностью поправилась… Пьер очень привязался к Габриелю, но она догадывалась, что ему хочется иметь своего ребенка. Будь ее воля, она бы не стала торопиться, хотя, по правде говоря, если бы в доме появилось еще несколько детских мордашек, которые не напоминали бы об Александере, ей было бы проще привыкнуть к своей новой жизни.