Целиком и полностью моя.

Я никому не позволю отнять ее.

Я не отпущу ее.

Я ее Настоящее.

А она — Моя.

Меня распирает изнутри. Я чувствую себя королем, унаследовавшим королевство по имени Брук «Маленькая Петарда» Дюма.

Положив ладонь ей на затылок, я целую ее в лоб. Она тихонько постанывает, поворачивая голову, чтобы поцеловать мою грудь. Я опускаю глаза на ее красивое лицо, проводя большим пальцем по ее нижней губе. Её рот сводит меня с ума. То, что она говорит. То, что её губы со мной делают. То, как они ощущаются, какие они на вкус, как выглядят.

Я вожу губами по ее лбу, по ушку, вдыхая ее запах, чувствуя каждый сантиметр ее маленького, подтянутого тела, прижатого ко мне. Из-за меня она потная и липкая, и горячая, как солнце. Я обнюхиваю ее ушко, затем лижу его, осторожно проталкивая язык в раковину.

Я чувствую, как она вздрагивает, когда другой рукой я глажу ее по голове, опускаясь ниже по гладкой спине, пока медленно занимаюсь любовью с ее ушком, и мне все мало.

Я подтягиваю ее на себя, убирая ее волосы в сторону, зарываясь лицом в ее шею так, что ее нос оказывается прижатым к моему горлу, а мой — к ее.

— Брук Дюма, — хрипло шепчу я ей в ухо. — Я люблю тебя, моя маленькая петарда.

Она вздыхает, прижимаясь к моей шее, и запускает руки мне в волосы, проводя руками по голове.

— Я так счастлива, — говорит она. Она немного отстраняется назад и смотрит на меня, и ее глаза блестят в полумраке.

Она встречается со мной взглядом и улыбается, и я знаю, что улыбаюсь ей в ответ, а она обнажена, совсем как я люблю, и я уже не могу оторвать взгляда, смотря на ее тело. Я изголодался по ее виду, и теперь я собираюсь восполнить эту нехватку, пока глаза не заболят. Ее грудь, пресс, подкаченные ручки, гладкая шея, милый подбородок, высокие скулы, умная гордая голова.

— Реми... — шепчет она.

Она протягивает одну руку и начинает ласкать мою челюсть, так нежно, будто не может поверить, что находится в моих объятиях.

Я обхватываю своими большими ладонями ее лицо, мои пальцы на ее губах, потому что я тоже не могу поверить.

— Иди ко мне, — я сажусь, прижимая ладони к ее спине, и подтягиваю ее ближе к себе. Я прижимаю ее лицом к своей шее, сильнее сжимая ее в своих руках. Она садится на меня сверху, обхватив руками меня за шею. Она целует меня в шею, а я вожу руками по всему ее телу.

— Больше ты меня не оставишь, — тихо рычу я в ее волосы, она целует меня шею, затем прижимает ладошки к моей челюсти, целуя меня в нос и в лоб.

— Я люблю тебя. Я собираюсь говорить это, пока ты не устанешь, и тебе не будет тошно это слышать, ты будешь целовать меня, лишь бы заставить замолчать, — говорит она мне.

Я смеюсь.

— Этого никогда не случится, — я сжимаю ее, притягивая ее лицо ближе. — Но целовать я тебя все равно буду.

Я набрасываюсь на ее губы, а она нежно лижет меня, как я лижу ее, отчего я рычу, посасывая ее язык. Я так сильно люблю ее. Она подарила мне любовь, которую я никогда в жизни не испытывал. Я никогда не знал, что кто-то может полюбить меня, пока не встретил ее. Для меня это так чуждо, я не был уверен, почему она проводит ночи, гладя меня по голове, а проснувшись, я находил ее сонную, но все еще поглаживающую меня своими ладошками. Я знаю, как она оберегает меня, когда я сам не могу. Я знаю, какая она сильная. Настолько сильная, насколько мне нужно.

— Я собираюсь обрушить на тебя целый поток поцелуев, — шепчет она.


Я тихо рычу и киваю. Когда она говорит, я слушаю, потому что ее слова — самая приятная музыка для меня. Когда она рассказывает мне свои истории, о своих друзьях. Ее слова всегда на меня влияли, а ее прикосновения...

Узел внутри меня стягивается крепче, когда она проводит зубами вверх по моей челюсти, по виску, я зажмуриваюсь, тяжело дыша носом, пока тело отзывается на ее ласки.

Мои мышцы напрягаются, сердцебиение ускоряется, я хочу утонуть в ней, чувствовать ее тепло и любовь, ее понимание и принятие. Занимаясь с ней любовью, я чувствую себя цельным и идеальным, словно я был создан, чтобы обеспечивать, защищать и быть с этой женщиной. Моей женщиной.

Она только вернулась ко мне.

Я так чертовски сильно страдал весь прошедший месяц, желая только свою Брук.

Я хочу, чтобы она знала, что она — моя. Что я буду защищать ее, буду рядом с ней. Что я люблю ее. Что мне ничего не важно, кроме того, что она здесь, и что она больше не оставит меня, потому что я этого не позволю. Никогда не позволю.

Нет. Это я хочу чувствовать, что она моя.

Что она никогда меня не покинет.

Что она будет любить меня, касаться моего лица, моих волос так, как только она касается меня, и все внутри меня замирает, фокусируясь на этом нежном прикосновении, на том месте, где мое тело касается ее.

Я вытираю пальцами ее слезы, слизывая их одну за другой, а в голове проносятся тысячи слов. Женщина. Прекрасная. Моя. Я хочу произнести их все, но вместо этого я ничего не говорю, переворачивая ее и накрывая собой. Я утыкаются в ее ушко, и ее плач превращается в стон, когда я проникаю в нее. Она проводит руками вверх по моей груди, цепляясь пальцами за мои плечи, а я сжимаю ее грудь, нежно, как она любит, затем целуя вершинки губами.

Она выгибает спину и постанывает, когда я продолжаю касаться вершинок зубами, дрожь сотрясает ее тело, когда я вылизываю маленькие затвердевшие соски языком.

Она поворачивается в сторону, когда я скольжу языком вверх по ее коже, открывая мне доступ к своему горлу. Я кусаю ее рядом с пульсирующей веной, она стонет и сжимает мои волосы, удерживая меня на месте. Ее тело движется подо мной, пока она продолжает удерживать мое лицо возле своей шеи. Каждый мускул моего тела сводит от желания закончить начатое. Мое тело привыкло к боли, я научился использовать ее, но эта боль глубоко в душе.

Я вылизываю место на ее шее, которое только что укусил, а она впивается ногтями в напряженные мышцы моей спины.

— Ремингтон...

В ее голосе отчаянная мольба. Я хватаю ее за бедра, грубо толкаясь, пока впиваюсь зубами в ее кожу, посасывая ее.

Моя.

Если бы я раньше знал, что она существует, то выследил бы ее.

Я бы поймал и завоевал ее.

Моя, моя, моя.

Я нежно царапаю ее зубами, затем снова посасываю. Она что-то бормочет, усиливая хватку на моей шее. Я высовываю язык, чтобы полизать укушенное место, если оно печет, а затем снова прижимаюсь губами, посасывая, чтобы оставить метку. Чтобы она чувствовала ее, чувствовала меня завтра на своей коже. Она дрожит. Я опускаю руку, чтобы потереть ее маленький милый клитор, продолжая оставлять на ней метку.


Я помечу ее всеми способами, которыми могу. Я хочу, чтобы она носила одежду, которую я ей купил, ела еду, которую я для нее достал, хочу, чтобы она надела мое кольцо, чтобы мое тело было на ней, чтобы она взяла мою фамилию.

Моя.

Она станет моей.

Во всех возможных смыслах.


НАСТОЯЩЕЕ

СИЭТЛ


Церковь маленькая, душная, а теперь и забита гостями.


Впереди, вдоль стены под массивным крестом, расставлены цветы, которые словно присматривают за прихожанами.

В последний раз я смотрел на крест, когда его держали над моей головой, пока я, взбешенный, был связан в своей постели. Я постоянно пытался вырваться, отчего те места, где мое тело было связано, сочились кровью. Именно это я не особо помню. Но я отлично помню, как очнулся после сеанса гипноза, который был направлен на то, чтобы вернуть мне память о тех событиях. Я помню все, что описал, весь рассказ. Было ли это важно? Нет. Думаю ли я о происшедшем? Нет. Для меня это столь же неважно, как сон.

Ее семья здесь. Ее друзья.

Крест. Церковь.

Меня никогда особо не заботили молитвы, но я молюсь о безопасности сына и жены.

Из церковной двери позади себя я слышу «Га!», оборачиваюсь, и вижу его. Рейсера.

Он явно меня увидел, и он машет в воздухе своими пухленькими ручками, а лицо с ямочками направлено в мою сторону. Джозефина показывает ему игрушку и его мгновенно привлекает ее яркий цвет. Он хватает игрушку, засовывая ее в рот. Мое сердце начинает колотиться, когда я вижу закрытую дверь позади него.


После всего, через что мы прошли, моя жена наконец-то здесь, чтобы выйти за меня замуж.

— Чувак, мне потребуется платочек, слезы утирать.

— Заткнись, — шепчу я.

Зал наполняется шепотом, когда церковный хор готовится начать. Мы неделями обсуждали это. Мы не хотели, чтобы звучал свадебный марш.

Но, в конце концов, Брук захотела. Хмурясь, когда мы выходили из душа, она взяла полотенце, чтобы высушить волосы и сказала:

— Знаешь, если подумать, это же единственный раз, когда мы можем его услышать. Я лишь раз выйду за тебя замуж.

Протерев грудь полотенцем, я обернул его вокруг ее талии, держа за концы, чтобы подтянуть ее к себе.

— Чего ты хочешь? Скажи мне, чего ты хочешь, чтобы я мог дать это тебе.

Брук прижалась ко мне грудью и я расправил полотенце, чтобы обернуть нас обоих.

— Хочу совсем маленькую церквушку, в которой были бы только мы, — прошептала она, целуя меня в кадык, подняв руку и гладя ямочки на моих щеках. — И я хочу марш, и белое платье, белые розы и тебя. Каждую секунду, после того, как мы принесем клятвы, я хочу быть с тобой.

Слегка приподняв ее подбородок, я посмотрел ей в лицо, улыбаясь.

— Твое желание, — прошептал я, целуя ее губы, — мой закон.


ПРОШЛОЕ

ФИНИКС


В новом сезоне мы переезжаем с места на место, и, пока мы с Питом регистрируемся в гостинице Финикса, что-то привлекает мое внимание настолько, что волосы встают дыбом. Я разворачиваюсь, и вижу Брук в другом конце холла, она возбужденно спорит с Райли, который отвечает ей с тем же запалом.

— Эй, — я в пять шагов подхожу к ним, немедленно хватая Райли за воротник. — Какого хрена ты творишь? — спрашиваю я требовательно.

Нахмурившись, он высвобождается и указывает на Брук, которая сердито смотрит на него в ответ.

— Я тут пытался объяснить Брук, что, когда она ушла, нам было не до веселья.

Я не знаю, о чем говорит Райли, но знаю, что мне не нравится выражение на лице Брук. Мне не нравится, что уголки ее губ опущены, и я довожу это до сведения этого придурка.

— Хватит. Ты понял? — я сердито толкаю пальцем ему в грудь, пока он не отодвигается. — Ты понял? — требую я ответа.

— Да, я понял, — ворчит он.

Хорошо. Положив руку на спину Брук, я веду ее к лифту, а затем в наш номер.


Мы заходим внутрь, и она сразу идет к окну, а я посматриваю на ее маленькую круглую попку. Эта попка — моя.

— Тебе нравится номер, маленькая петарда? — я обнимаю ее, прижимаясь к ее телу. — Хочешь выйти на пробежку, когда стемнеет?

Я касаюсь губами ее шеи, когда она оборачивается ко мне.

— Ты трахал других женщин?

В ее взгляде мелькает незнакомая печаль, а я пялюсь на нее в ответ, словно чертов идиот, не понимая, какого хрена происходит.

— Я осознаю, что у меня нет права спрашивать тебя, — она смотрит на меня, а я смотрю на нее. — Мы расстались, верно? Все было кончено. Но... ты это делал?

До меня доходит, что она ревнует.

Моя маленькая петарда. Ревнует.

Меня.

— Тебя это волнует? — спрашиваю я, усмехаясь, когда мою грудь переполняют все это дерьмо, которое я чувствую только с ней. — Тебя волнует, спал ли я с кем-то?

Она хватает подушку с дивана, с силой швыряя ее мне в грудь, ее глаза вспыхивают.

— А сам как думаешь, чертов придурок?

Схватив подушку, я отбрасываю ее в сторону, довольно улыбаясь.

— Расскажи мне, насколько сильно это тебя волнует, — говорю я хрипло, уворачиваясь от еще одной подушки. Люблю ее раскрасневшиеся красивые щечки.

— Ответь мне! — кричит она.

— Зачем? — требую я. Она отступает, но я следую за ней. — Ты бросила меня, маленькая петарда. Ты оставила меня с миленьким письмом, в котором очень любезно говорилось, чтобы я пошел на хрен и жил своей жизнью.

— Нет! Я оставила тебя с письмом, в котором говорилось, что я люблю тебя! То, что ты не говорил мне, пока я не вернулась к тебе, умоляя сказать это.