Бронвин Скотт - Решительная леди

И Дориан тоже понимал. Он поднял ее юбки в поисках длинного тонкого разреза в ткани, чтобы подобраться к ее лону, влажный жар которого могло остудить лишь одно. Элиза нетерпеливо застонала, призывая Роуланда двигаться быстрее, он поцеловал ее, скользнув рукой вниз. Ни одно прикосновение не оставалось незамеченным. Осторожно и уверенно кончики пальцев скользнули к крошечному бугорку. От нежных дразнящих поглаживаний Элизе вскоре захотелось закричать. Тело знало, что скоро все закончится. Она выгнулась и застонала.

— Давай, Элиза. Давай. Ради меня, — хрипло прошептал он, прерывисто дыша, лаская Элизу и прижимаясь к ней.

Этого оказалось достаточно. Элиза выгнулась в последний раз, обмякла и задрожала. Мир вокруг превратился в калейдоскоп ощущений. Ее тело сохраняло вертикальное положение лишь благодаря сильным рукам Роуланда и дубу, к которому она прислонилась спиной. Роуланд любовался развязкой, потемневшие от желания глаза сияли.

— Что может быть прекраснее, чем женщина, познавшая удовольствие? — Он тоже прислонился к дубу, продолжая поддерживать Элизу. Его голос звучал хрипло, волосы растрепались и упали на лицо. Роуланду явно не было безразлично случившееся.

— А мужчины? Возможно, они так же прекрасны? — Элиза заметила, что его желание все еще не удовлетворено. Одежда не скрывала напряженных мускулов, напротив, подчеркивала мощь силы, терзавшей Дориана.

Он озорно улыбнулся и, подбадривая, ответил:

— Тебе следует самостоятельно проверить истинность этого утверждения, ведь мы по-разному видим мир.

Лунный свет окончательно свел Элизу с ума, ее рука заскользила вниз. Брюки плотно облегали мощные бедра Роуланда, едва сдерживавшего желание.

— А иногда даже познаем его на ощупь.

Он уверенным движением расстегнул брюки.

— Пожалуйста, миледи!

Ее рука скользила решительно и твердо. Застонав, Дориан позволил ей исследовать себя. Ее ловкие движения свидетельствовали о некоторой опытности, однако Элиза все же не была искушенной в вопросах близости и потому оказалась не готова к власти, которую получила над Роуландом. Улыбка озарила ее лицо, когда она скользнула чуть выше, к нежному влажному кончику его плоти, потом снова спустилась вниз. Его сердце застучало быстрее. Было приятно ощущать ее прохладную руку на своей разгоряченной коже. Он понимал, что долго не продержится, но останавливаться не стал, предвкушение невероятного удовольствия гнало его вперед. Роуланд прижался к дубу спиной, впился пальцами в трещины коры и движением тела стал помогать Элизе. Достигнув высшей точки наслаждения, хрипло застонал.

Элиза торжествовала.

— Почему ты улыбаешься? — спросил он.

— Я права. Мужчина, познавший удовольствие, невероятно прекрасен.

— Кажется, еще никто не называл меня прекрасным, — протянул Роуланд.

В его голосе чувствовалось безразличие, хотя в душе комментарий Элизы не оставил Дориана безразличным. Он поцеловал ее, притянув к себе, чтобы она по выражению его лица поняла, насколько важна была последняя сказанная ею фраза. В нем снова просыпалось желание. Он знал, что еще хочет сделать с Элизой, смелой принцессой, но остановил себя, пойдя наперекор собственному телу.

Он хорошо владел наукой соблазнения. Замужние и вдовые дамы, игривые девушки, первый сезон выезжающие в свет, девственницы и искушенные особы — все покорялись ему. Он практически ничем не ограничивал себя, когда речь шла о плотском наслаждении. Однако некоторые правила все же были, и сейчас Элиза, сама о том не догадываясь, толкала его к тому, что он себе запрещал. Мысли о защите и заботе, уже посещавшие его, грозили захватить власть над разумом в тот момент, когда он особенно уязвим, после интимной близости.

— Нам пора возвращаться, — прошептал Роуланд, спрятав лицо в волосах Элизы.

Дорога до тайной двери прошла в молчании, но неловкости не ощущалось. Роуланд обнимал Элизу за талию, прижимая к себе. Его голова была полна мыслей, он был почти уверен в том, что Элиза испытывает то же самое. Их спонтанная поездка прошла замечательно, хотя каждый объяснял это разными причинами. Роуланд предпочел бы не позволять воображению разыгрываться, когда дело касалось Элизы, так было безопаснее для его сознания. Он сомневался в том, что это ее первая встреча с неприкрытой страстью. Возможно, таких глубин удовольствия Элиза прежде не достигала, однако его природа ей знакома. Впрочем, это не имело значения. Роуланд все равно догадывался, о чем она думала. «Что я наделала?» Испуг или позор, что ощутит она, осознав собственную храбрость? Рада ли тому, что испытала такое острое наслаждение? Или, наоборот, станет называть себя женщиной легкого поведения за то, что наслаждалась происходившим? А она наслаждалась, он в этом уверен и был готов биться об заклад, гадала, что это значит для нее.

Дойдя до этого места в размышлениях, Роуланд понял, что допустил ошибку. Если бы он следовал своим правилам, этого не случилось бы. Ему следовало, как всегда, заключить соглашение.

До сих пор, соблазняя, он всегда следовал более или менее четкому плану. Сначала обе стороны должны были засвидетельствовать друг другу интерес. Это означало, что они согласны с условиями негласного договора. В соответствии с этим основной объем брал на себя Роуланд, он же отвечал за интимную близость. То, что произошло в Воксхолле, должно было случиться лишь после того, как обе стороны завершат переговоры относительно соглашения, но никак не до этого.

Сегодня все пошло в обратном порядке, причем инициатором выступил он сам. Приехал домой к Элизе, сообщить ей о ночном вторжении, и не уехал, когда следовало. Это он позволил себе расчувствоваться, увидев, как стоически она переносит плохие новости. Это он растрогался, услышав: «Я просто хочу закончить папину лодку». И это он сказал: «Мы ее сделаем». Вот уж чего точно обещать не следовало. И если теперь Элиза Саттон думает, что они работают вместе и она может ему доверять, Роуланд в этом виноват.

Будто услышав его мысли, Элиза тихо сказала:

— Когда мы впервые встретились, ты мне не понравился.

— А теперь?

Они дошли до потайной двери, Роуланд придержал ее для Элизы. Проходя мимо него, она улыбнулась.

— Теперь нравишься гораздо больше. Кажется, мы становимся друзьями, Дориан Роуланд?

— Друзьями? Нет, ни за что, — рассмеялся Дориан. Не дружба ему нужна, а нечто большее. Он подозвал жестом припозднившегося перевозчика.

— А кто?

— Нечто иное, — загадочно ответил Дориан и обнял ее, надеясь, что этот жест позволит выиграть время и придумать более подходящий ответ.

Роуланд знал, что правда вряд ли понравится Элизе, и потому не хотел говорить, что общавшиеся с ним женщины могли рассчитывать лишь на удовлетворение плотских желаний. Ничего, кроме мимолетного удовольствия, он дать не мог. По крайней мере, в прошлом. Перемен ничто не предвещало. Возможно, отец прав — Роуланд просто не способен всю жизнь любить одну женщину. А Элиза Саттон ждет от мужчины именно этого. И имеет право на это рассчитывать.

Полагая, что Тайн захочет отыграться за неудачу, постигшую его наемников, и перенесет злобу на Элизу — отличную мишень, Роуланд решил проводить ее.

— С яхтой все будет в порядке? — спросила она в темноте коляски, когда та остановилась возле ее дома.

Он усмехнулся. Поразило то, что Элиза легко забыла о недавних удовольствиях и снова заговорила о цели его визита. Хотя, возможно, так она просто хотела успокоиться после вечера, неподобающим образом проведенного с малознакомым мужчиной.

— Сегодня я предупредил стражу и нашел сторожевого пса. Это огромная гончая тигрового окраса. — Дориан усмехнулся. — Псу я, впрочем, доверяю больше. Его точно не подкупишь.

Он не сомневался в том, что Дэмиан Тайн попытается договориться с охраной верфи, и когда шестеренки его организации будут запушены, от него уже нигде нельзя будет скрыться. Дориан распахнул дверцу коляски и разложил ступени. Весь вечер ему легко удавалось изображать джентльмена. Даже странно, что старые навыки вернулись так быстро.

— Спокойной ночи, Элиза.

— Спокойной ночи, Дориан. Спасибо за чудесный вечер. — Она вежливо улыбнулась, будто час назад не ублажала его и сама не стонала от удовольствия.

Она умела становиться холодной и невозмутимой, когда нужно, но Роуланд знал, что она вовсе не такая. Под холодной вежливостью, с которой Элиза встречала мир, бушевало пламя. От одной мысли об этом у него снова проснулось желание.

— Каркас почти полностью обшит, скоро начнем конопатить, — поспешил сказать он, прежде чем желание стало невыносимым. — Я сообщу, когда закончим. Думаю, понадобится несколько дней, не больше.

Облако разочарования промелькнуло в ее взгляде. Чем оно вызвано? Тем, что она не увидит его на следующий день, или тем, что ее не пригласили на верфь? В случае с ней оба варианта возможны.

— Если возникнут проблемы, ты сообщишь мне?

— Да, конечно же. — Он поклонился. — Спокойной ночи.

Недовольство? Облегчение? Элиза не понимала, что чувствует, и, готовясь ко сну, пыталась разобраться в своих эмоциях. Какими бы они ни были, хотелось остаться с ними наедине, и потому при первой же возможности она отпустила горничную.

Горничная и Эванс не ложились, ждали ее возвращения, полагая, что та работает допоздна, и теперь ей было ужасно стыдно за обман. Они переживали, пока она веселилась. Впрочем, если бы им открылась истинная причина отсутствия, они бы переживали еще больше. Запретные занятия грозили скандалом. Причем проникновение в Воксхолл меньшее из зол.

Вспомнив о случившемся, Элиза покраснела в темноте. Но не от стыда. Их с Дорианом объединило нечто глубоко личное и невыразимо прекрасное. Она и не знала, что можно испытывать настолько сильное наслаждение. Возможно ли, что это повторится? То есть сможет ли она допустить повторение?

Правильный ответ конечно же «нет». Нельзя так рисковать. Роуланд, в отличие от нее, к подобным отношениям привык. Это может сказаться на совместной работе. Он строит яхту, а руководит им она. Что, если он хочет, соблазнив ее, стать равноправным партнером или даже взять на себя управление компанией?

Элиза закусила губу, обдумывая допущенные за вечер ошибки. Она позволила обнять себя в гостиной, когда узнала плохие новости, она позволила увлечь себя на прогулку, закончившуюся нарушением законов, юридических и моральных. Всего лишь на несколько часов позволила себе расслабиться, этого оказалось достаточно для потенциально опасных последствий. Роуланд закончит яхту и уедет. А Элиза? Останется одна? Тяжкие размышления укрепили решимость, надо рассчитывать только на себя и впредь поступать так же. Отступать от этого правила опасно, особенно сейчас, когда на карту поставлено все, и не без риска.

«К тому же, — напомнил внутренний голос, — Роуланд не тот человек, с которым следовало бы идти на риск». Да, он весел и умен, увлекается кораблями, пережил немало приключений, является олицетворением той жизни, которой Элиза всегда завидовала. Но он также и опасен. Изгой с темным прошлым, человек, от которого отреклись родные, знающий о деятельности Тайна, потому что не может не знать. А это о многом говорит. Дориан Роуланд был капитаном на корабле «Королева Медб» и по-дружески общался с торговцами оружием. Правда, в его ухе не болтается золотая серьга, а на щеке нет татуировки, но он все равно пират. А это невероятное и очень приятное открытие.

— Мы только вступили в игру и уже раскрыты! Твои люди не оправдали ожиданий! — резко сказал Максвелл.

Он знал, что лишь немногие осмеливались так откровенно разговаривать с Дэмианом Тайном, и потому пригласил его не в кофейню, а в свою контору. Там Харт мог говорить, как считал нужным. Однако не только это подтолкнуло его изменить место встречи.

Единственный промах Тайна изменил суть игры. Если они хотят заполучить верфь и яхту Саттонов к апрелю, нужно действовать быстрее и осторожнее, чем раньше. К тому же Максвеллу не хотелось, чтобы его имя связали с именем Тайна, когда игра в самом разгаре. Ни Роуланд, ни другие не должны догадаться об этом сотрудничестве. Максвелл скрыл это, однако был очень зол на Тайна, потому что выступал в качестве официального лица их сомнительной компании и не мог допустить пятен на своей репутации, в то время как Тайн имел право делать все, что угодно.

Тайн, казалось, совсем не переживал из-за последних событий. Он лениво взболтал бренди в стакане.

— Нам просто не повезло, что Роуланд решил вернуться именно в тот момент.

— В чем не повезло, — Максвелл выделил последнее слово, — так это в том, что Роуланд один одолел двоих. Причем эти двое зарабатывают себе на жизнь разбоем! Они должны были одолеть его!