— Даже не знаю, Дориан. Мне кажется, в этом нет смысла. Мы все равно никогда не узнаем правды. От лодки практически ничего не осталось после взрыва, а то, что осталось, давно покоится на-дне моря.

Она права. Не стоило упоминать о своих опасениях и выводах, которые из них следовали. Даже самые нелепые мысли покажутся правдоподобными, если проговорить их вслух. Так и вышло.

— Да, мы никогда не узнаем правды, — эхом откликнулся Дориан, глядя на нее, — но из-за этого все выглядит невероятно убедительно.

— Да.

Ужасно думать, будто отца убили из-за быстроходной яхты и верфи.

Дориан молча снял с вешалки сюртук. В кабинете царила мрачная, тяжелая атмосфера, от прежней веселости и тени не осталось.

— Думаю, на сегодня переживаний достаточно. Я провожу тебя домой.

Джентльмен снова вернулся. Будто, накинув на широкие плечи сюртук, Дориан надел заодно и маску вежливости.

— Я все равно возвращаюсь к работе, — сказала Элиза, когда они сели в коляску.

— Хорошо.

— Хорошо? — Она удивилась, но спорить не стала. — Я думала, ты мне не позволишь. — После того, что случилось днем, она ждала от него еще более яростного сопротивления.

Он улыбнулся, впервые за час, и заложил руки за голову.

— Я передумал. Вот просто. Радуйся. Ты же добилась своего.

Элиза насторожилась. Роуланд сдавался только тогда, когда ему это было выгодно. Значит, на этот раз тоже добился своего. Роуланд снова улыбнулся:

— В чем дело, Элиза? Не привыкла выигрывать? Не всего можно добиться боем.

— Иногда все же приходится воевать.

— Когда в следующий раз ринешься в битву, помни, я на твоей стороне. — Он подмигнул. — Мне ведь не заплатят, если яхта не будет закончена.

Эта шутка напомнила о том, что давно ее беспокоило. Конечно, для него все это лишь работа, не более того. Элиза — часть работы, о которой он забудет при первой же возможности. А в сознании Элизы уже закрепилось «мы», причем с поразительной легкостью. Думая о гонке в честь открытия яхтенного сезона, она представляла рядом с собой Роуланда. Думая о других гонках, именно его представляла у штурвала, хоть они об этом никогда и не разговаривали. Эти опасные фантазии появились после поцелуя и наслаждения, которое Элизе хотелось испытать снова. Но даже случись это, облегчение было бы временным. На большее рассчитывать не приходилось. Это подсказывал опыт.


Коляска остановилась перед крыльцом. Ей хотелось, чтобы мысли тоже замерли.

— Тебе еще не надоело вести себя возмутительно? — спросил Дориан, помогая ей выйти.

Элиза улыбнулась. Казалось, желание возмутительного поведения родилось в прошлой жизни, где не было поджогов и старших мастеров, размахивающих мачете, но эта жизнь закончилась много часов назад. Теперь обстоятельства подталкивали к такому поведению.

— Еще нет.

— Тогда поужинай со мной сегодня вечером. Я знаю отличный ресторан, тебе там понравится. Сегодня был не очень приятный день, но завершение работы над каркасом следует отметить!

Ну вот, он снова перешел границы, дозволенные наемному рабочему и джентльмену! Этот прекрасный распутник знал, что спровоцирует скандал, и все равно пригласил ее на ужин! Элизе не следовало соглашаться, у него на уме, скорее всего, не только ужин. Прошлая их трапеза закончилась не десертом.

— Можешь заехать за мной в семь.

Она согласилась именно по той причине, по которой следовало бы отказаться, от него у нее кружилась голова. В нем уживались пират, бродяга и джентльмен, Элиза гадала, кто именно пойдет с ней ужинать.


Роуланд заехал к Элизе, чтобы забрать ее, но на самом деле это было лишь иллюзией. Элиза сама послала за ним коляску в половине седьмого. Обычно ему не нравилось, когда женщины о нем так заботились, он чувствовал себя альфонсом. Но на этот раз согласился даже потворствовать иллюзиям, потому что хватался за любой предлог подольше побыть с Элизой рядом. Он смахнул пылинку с зеленого сюртука и откинулся на подушки экипажа.

Тайн охотится за ней. Один камень, брошенный в окно, и Элиза поймет, что Роуланд прав. Потому-то он и позволил ей приезжать в доки. Так можно приглядывать за ней, не отрываясь от работы. В кабинет Элизы Тайну будет непросто пробраться, придется сначала устранить Роуланда, а это пока невыгодно. Впрочем, появление Элизы может все усложнить. Она очень властная, любит всеми командовать и везде совать нос, а Роуланд только наладил работу. Он громко рассмеялся в тишине коляски. Можно сколько угодно убеждать себя, что ее присутствие необходимо для обеспечения безопасности яхты, а яхта в свою очередь нужна для того, чтобы отомстить Тайну за «Королеву Медб», однако это неправда. Элиза Саттон каким-то непостижимым образом сумела заинтересовать Роуланда. Дневная ссора нарушила его планы, и он не стал упрекать Элизу за ее поведение во время пожара. Пожалуй, хорошо, что не стал. Элиза не испугалась опасности, боролась за свою мечту. Он нехотя восхищался ею. Она не заслуживала того, что выпало на ее долю. Он разозлился из-за того, что испугался за нее, испугался ее самой. Что может вырасти из этого чувства? Элиза необычная женщина. Вдруг она узнает о его похождениях, поймет, что он ничем не лучше Тайна? Ее брату Уильяму практически ничего не известно. Он полагал, что представляет себе молодого повесу, джентльмена, который пережил несколько приключений, не более того. Если правда откроется, Уильям придет в ярость, а Элиза с полным правом решит, что ее предали. Пожалуй, именно Роуланд отпугнул Чарльза, ее чопорного поклонника, тот вполне мог составить пару. Правда, она предпочла скандал покою, и в этом тоже вина Роуланда. Он пробудил в ней страсть и подарил ложные надежды, которые потом обязательно рухнут, только вот он будет в это время рассекать воды Гибралтара на новой яхте, пытаясь начать все сначала.

Если, конечно, все пойдет по плану. В нем есть огрехи. Где взять яхту, если не получится уговорить Элизу, отдать ему свою? Но с этим не должно возникнуть проблем. Однажды, уговорив дочь паши назвать пароль, с помощью которого можно было проникнуть в арсенал ее отца, Роуланд украл оттуда оружие и продал его врагу паши. Разве после этого трудно выманить какую-то яхту у Элизы Саттон? Мешало лишь то, что Элиза ему нравилась. К дочери паши Роуланд привязанности не испытывал. А это лишь подтверждало, что чувства помеха в его деле. В последнее время ему в голову все чаще приходили странные мысли, он гадал, понравится ли Элизе Гибралтар, представлял себе ее любующейся пляжем из окна его дома среди холмов. В мечтах Роуланд спускался с Элизой по каменным ступеням на берег моря и занимался с ней любовью у самой кромки воды, а волны, в которых отражалось закатное солнце, омывали их ноги. Элиза конечно же сможет и дальше строить яхты. Но достаточно ли этого для нее? Убедит ли он ее связать свою судьбу с тем, кого называют Проклятием Гибралтара, с известным контрабандистом? В мечтах все легко, в них Элиза уже обо всем знала. В действительности же первые несколько недель знакомства рассказывать о себе не было необходимости, и если он рассчитывал на большее, следует открыть Элизе всю правду.


Элиза заставила себя ждать, Дориан довольно долго изучал картины, украшавшие гостиную. Помимо Тернера, висевшего в холле, покойный сэр Саттон собрал неплохую коллекцию морских пейзажей.

Когда зашуршали юбки, Роуланд обернулся, и у него перехватило дыхание. Для вечера Элиза выбрала платье глубокого красного цвета, отделанное черным бархатом и бусинами агата. Колыхавшиеся юбки играли на свету. Рубиновая подвеска выделялась на бледной коже шеи, цвет которой выгодно оттеняли темные волосы. Дориан поцеловал ее руку.

— Сегодня ты выглядишь как итальянская синьорина. Это идеально подходит для того, что я запланировал.

Элиза с показной скромностью взглянула на него из-под полуопущенных ресниц.

— Звучит так, будто ты снова хочешь меня соблазнить.

У него внутри все вспыхнуло. Меньше споров, больше страсти. Ночи с Элизой приятнее дней, проведенных с ней.

— Возможно. Все зависит от того, как будут разворачиваться события. Ты когда-нибудь пробовала итальянскую кухню?

Глава 13

Итальянская кухня! Элиза ее никогда не пробовала и вряд ли когда-нибудь попробовала бы в таком месте, как Сохо. Приняв руку Дориана, она вышла из коляски и оказалась в гуще пестрой толпы.

Сложно поверить в то, что они не покидали лондонский Уэст-Энд, так сильно многонациональный Сохо отличался от чопорного Мейфэра, заселенного богатыми англичанами. Столичная знать более пятидесяти лет назад отдала Сохо иммигрантам, чтобы те могли жить, как на родине, вдали от нее. Во время прогулки по этому району можно было услышать все европейские языки. В какой-то момент Элиза рассмеялась и сказала Дориану:

— Здесь так много говорят на французском, что мне кажется, будто мы в Париже!

— Сегодня мы итальянцы, ты не забыла? — Дориан улыбнулся. — Французами можем побыть в следующий раз.

В следующий раз. Сердце Элизы забилось быстрее. Обещание и признание в привязанности — вот что она услышала в небрежно брошенных словах. Неужели Дориан хотел сказать, что будут и другие вечера, подобные этому? Что бы это могло значить? Дориан не из тех, кто ухаживает за женщинами. И все же тратил на нее время, хотя в обязанности наемного работника это не входит. Она гадала, на что он рассчитывает, не зная, сможет ли это получить.

— Вот мы и пришли!

Он подвел ее к маленькому ресторанчику, смотревшему на улицу тремя арками окон. Вывеска гласила: «Giovanni’s»[19]. Итальянская траттория была зажата между французским бистро и немецким гастрономом. Обитатели Сохо, заметив любопытство знати, открывали небольшие заведения и подавали блюда, популярные у них на родине. Ресторанчик Джованни не был исключением.

Едва Элиза ступила внутрь, ее окутало облако соблазнительных ароматов. Помидоры и базилик, чеснок, свежевыпеченный хлеб. В зале стояла дюжина столов, накрытых белыми скатертями. На каждом в красном кувшинчике горела свеча, отчего все было окутано мягким светом. Свободных мест не было, везде перед огромными мисками с пастой сидели клиенты. Стараясь запечатлеть в памяти представшую перед ней картину полностью, вместе с запахами, Элиза закрыла глаза и глубоко вдохнула. Она чувствовала себя безрассудно смелой и ужасно безнравственной в красном платье и хотела запомнить этот момент. Когда еще доведется посетить этот район в сопровождении такого обворожительного мужчины? Подобные события в ее жизни происходили не часто. Элиза вдруг осознала, как мал тот мир, в котором она жила.

— Пахнет чудно. Что это?

— Спагетти болоньезе, — прошептал Дориан ей на ухо. — Джованни готовит их по средам и воскресеньям. Это его особое блюдо.

Дверь кухни распахнулась, появился огромный черноволосый мужчина, замотанный в гигантский белый фартук. Он с распростертыми объятиями бросился к Дориану и расцеловал его в обе щеки.

— Buona sera, mi amico! — сказал он и добавил чуть громче: — Che Capitano Dorian![20]

— Рад видеть тебя, Джованни!

— Ты привел с собой очень симпатичную синьорину. — Джованни заговорил на ломаном английском, заметив Элизу.

— Позволь представить мисс Элизу Саттон. У ее отца верфь в Блэквелловских доках.

— Очень приятно! — прожурчал итальянец. — Садитесь у окна, capitano Дориан!

Он проводил их к единственному свободному столику в зале.

— Это лучший столик, Джованни? — Роуланд стал поддразнивать хозяина. — Знаешь, что прекрасные женщины всегда привлекают клиентов, и пользуешься этим, si?[21]

— Ах, вы ранили меня в сердце, capitano! — Джованни прижал руку к груди. — Я посадил бы вас за лучший столик, даже если бы вы пришли одни. — Он взглянул через плечо в сторону кухни. — Сейчас пришлю Лучиано с хлебом и вином. А сам вынужден вернуться к работе. Дела есть дела, да?

— Не переживай! Я здесь и пока что не собираюсь никуда уезжать. Успеем еще увидеться, друг мой!

— Как ты познакомился с этими людьми? — спросила Элиза, когда Джованни ушел.

— Во время путешествия в Неаполь, — уклончиво ответил Роуланд.

От необходимости рассказывать подробно его спас Лучиано. Он как раз вовремя принес хлеб, вино и оливковое масло.

— Это таурази твоего дяди? — сказал Роуланд, понюхав вино, и Лучиано просиял.

— Конечно, capitano! Только лучшее для вас. — Получив одобрение, он наполнил два бокала.

— Таурази — это красное вино, которое производят в Неаполе, — объяснил Роуланд Элизе. — У брата Джованни виноградник на холмах за городом.

В каждом регионе производят свое вино. В Тоскане кьянти, в Неаполе таурази. — Дориан поднял бокал и снова обратился к Лучиано: — Передай мою благодарность дяде!