Она не заметила, как Дориан оказался рядом. Он приподнял ее подбородок и нежно поцеловал. После непристойного разговора этот нежный жест выглядел неуместно.

— Поверь мне, ты потом сама не рада будешь тому, если в первый раз все случится в трясущемся экипаже. Даже хорошие подушки дела не исправят. Потерпи немного, mio cuore, мы почти доехали. Как мне войти к тебе?

Она прекрасно поняла, о чем он говорит. План действий еще не был проработан. Эванс и горничная Анна будут ждать ее, так что Роуланд не сможет просто подняться в спальню, даже войти в дом. Элиза, конечно, вольна вести себя возмутительно, но слуги на такой образ жизни не соглашались.

— Ты можешь воспользоваться калиткой в саду, — прошептала она, пытаясь выкинуть из головы непристойные сцены и вернуть себе способность здраво мыслить. — Тогда мне хватит времени, чтобы отослать служанку. Но как войти в дом? — Здравое решение никак не вырисовывалось.

— Не переживай, я проявлю изобретательность, — усмехнулся Роуланд.

— А что делать мне? — спросила Элиза.

Несмотря на разрывавшее желание, она не представляла, как себя вести. Они разговаривали о том, как будут раздевать друг друга, но Дориан, возможно, предпочел бы увидеть ее обнаженной, когда придет.

Коляска остановилась. Он снова поцеловал ее, и этот скрытый от посторонних глаз поцелуй обещал многое.

— Ничего не делай, просто жди меня, mio cuore.

Распахнув дверь экипажа, он вышел первым и, снова превратившись в джентльмена, помог выйти Элизе. Когда она проходила мимо, он прошептал:

— Не переживай. Я точно знаю, чего ты хочешь. — Это напомнило о том, что его благопристойность обманчива.


Роуланд сказал кучеру, что хочет прогуляться, и, дождавшись, когда тот уедет, отправился к задней садовой калитке.

Он действительно знал, чего хочет Элиза, — первую брачную ночь. Границы между вымыслом и реальностью размыть легко, она притворится, что все замечательно, все и будет замечательно. Возможно, другие игры ей тоже понравятся, но их неестественность очевидна. К тому же до сих пор ничего романтичного в их отношениях не случилось.

Роуланд окинул взглядом сад, надеясь найти шпалеру, плющ или даже обычную лестницу, забытую рассеянным садовником, что-нибудь, с помощью чего можно пробраться в комнату Элизы. Плющи и шпалеры получили необоснованно хвалебные отзывы в готических романах.

Вдруг в одном из окон мелькнул огонек. Хорошо, значит, ее комната выходит во двор, к тому же в ней маленький балкончик. Что может быть лучше? Места там хватит лишь одному человеку. Об этой замечательной архитектурной особенности Элиза упомянуть забыла.

Впрочем, такая невнимательность к деталям с ее стороны вполне объяснима, если учесть, в каком состоянии она покинула экипаж. Да и он хорош! Забыл задать столь важный вопрос! А ведь не в первый раз тайно проникает в дом к женщине! Но и его надо извинить. Элиза была так возбуждена, едва не дрожала, и он сам напряжен до предела.

По одной из стен дома поднималась шпалера. Когда Роуланд увидел это, его глаза вспыхнули. По шпалере можно подняться достаточно высоко, а оттуда подтянуться к балкону. Он подошел к решетке и остановился. «И все будет замечательно», — эта фраза не давала ему покоя. Элиза готова пойти на поводу у желания. И решение приняла сама, правда вряд ли понимая при этом, что ее к нему подтолкнуло. Себе она конечно же говорила, что хочет удовлетворить физическое любопытство. Если так, он готов подарить ей ночь наслаждения. Роуланду, в отличие от нее, предельно ясно: все, произошедшее между ними, лишь долгая прелюдия, которая привела наконец к консуммации[24]. Консуммация. Это слово тоже связано с первой брачной ночью. Он не возражал против того, чтобы стать на одну ночь мужем Элизы, и потому решил больше ни о чем не думать. Утолит желание, а о том, что будет утром, подумает утром. И Роуланд стал карабкаться вверх.

Шпалера крепко держалась на стене. Трудности возникли лишь раз или два, и то лишь ближе к верху. Не хотелось падать с высоты шесть метров на твердую, не до конца оттаявшую после зимы землю. Удар, конечно, остудит пыл, но костям это вряд ли понравится.

Во время морских странствий Роуланду нередко приходилось переносить грузы и вытаскивать сети, потому он с легкостью втянулся на балкон, ухватившись руками за перила. Выждав несколько мгновений, чтобы восстановить дыхание, он тихо постучал в огромную стеклянную дверь, открыл ее и вошел. Элиза, вздрогнув, испуганно вздохнула. Он рассмеялся.

— Ты ждала кого-то другого?

— Нет. Просто я до последнего момента не верила в то, что… — Она смолкла и взмахнула рукой. — Ты все-таки пришел. — Ее голос дрожал. В нем чувствовался страх, который терзал ее с тех самых пор, как она вышла из экипажа. Она боялась, что Роуланд передумает и уйдет. — Ты вскарабкался ради меня по шпалере.

Это поразило Элизу. Шпалера была старой, Роуланд мог свернуть себе шею.

— Сюда можно еще как-то попасть? — Он подошел и обнял ее. У Элизы по коже побежали мурашки — так были приятны его прикосновения. — Только не говори, что есть способ легче. Верхние перекладины решетки едва выдержали меня.

Судя по тому, как вздыбилась ткань на его брюках, все происходившее ему не безразлично, Элизе стало легче от осознания того, что не только она испытывает желание.

— Я немедленно прикажу садовнику починить ее.

— Садовник подождет, а вот я не могу больше ждать ни минуты, — прорычал Дориан и поцеловал Элизу.

Она могла чувствовать его вкус, вдыхать запах его тела, наслаждаться его прикосновениями. Он стал для нее всем в то мгновение. Роуланд стал вытаскивать, одну за другой, шпильки из ее прически, пряди темными волнами сбегали на плечи Элизы. Он перебирал их и целовал ее лицо, шею и то место у ключиц, где чувствовалось биение пульса. Сердце выстукивало ритм страсти.

— Я обещал раздеть тебя, — прошептал Роуланд, ловко расстегивая крошечные пуговки на спине от шеи до талии. Одна пуговка оторвалась, он разочарованно вздохнул. — Это платье свело бы с ума твоего жениха.

Роуланд прикусил ей мочку уха и расстегнул последнюю пуговицу. Его теплые ладони уверенно скользнули по плечам Элизы, платье опустилось на бедра, потом осело на пол.

— Повернись, Элиза, позволь мне взглянуть на тебя.

Она повернулась, Роуланд взял ее за руки, лишив тем самым возможности прикрыться. Элиза почувствовала себя совершенно беззащитной. Приятное чувство. Она наслаждалась тем, что дыхание Роуланда сбилось, едва он взглянул на нее без платья, и упивалась собственной властью над этим мужчиной. Он заставил ее повернуться к большому зеркалу в углу комнаты, положил ладони ей на грудь, скрытую тканью сорочки, и заговорил тихим, невероятно соблазнительным голосом:

— Полюбуйся на себя, Элиза. Посмотри, как свет лампы подчеркивает округлость твоей груди, какова она в моих ладонях, как натягиваются твои темные сосочки, когда я прикасаюсь к ним.

Элиза взглянула в зеркало. В нем отражалась женщина, пылавшая страстью, порочная и соблазнительная. Впечатление усиливал мужчина, стоявший позади нее, без сюртука, с распущенными волосами, положив руки ей на грудь, любуясь пикантными округлостями.

— Ты Венера, клянусь, — хрипло прошептал он. — Позволь поклониться тебе.

Он повернул ее лицом к себе, опустился на колени, скользя руками по ее телу, повторяя его изящные линии ладонями, поцеловал Элизу в пупок сквозь ткань сорочки. Элиза вздохнула и разочарованно застонала, поняв, что низ живота останется без внимания.

— Это позже, — возразил Роуланд. — Сейчас пальчики. Только вам нужно сесть, миледи. — Он подтолкнул Элизу к кровати, она охотно повиновалась. — Мне нужно немного времени, чтобы подготовиться.

Роуланд взял со столика для умывания тазик и кувшин и достал из кармана пузырек лавандового масла.

— Что ты делаешь? — Элиза внимательно наблюдала за ним.

— Доверься мне. Тебе понравится, уверен. Я еще ни разу не ошибался, — улыбнувшись, Роуланд опустился на колени возле ее ног. — Думаю, теперь чулки.

Он взглянул на нее. Едва его руки скрылись под длинными, отделанными кружевом панталонами, у нее перехватило дыхание. Роуланд на ощупь нашел ленты, удерживавшие чулки на теплой коже, и стал осторожно стягивать тонкий шелк, наслаждаясь изящными щиколотками. Потом вытащил пробку из пузырька и добавил в воду несколько капель лавандового масла. Его аромат заполнил всю комнату.

— Вдохни глубже, Элиза. — Роуланд и сам сделал глубокий вдох, а потом стал омывать ее ноги, массируя каждый пальчик. — Женские ножки гораздо изящнее мужских, и ухаживают дамы за ними лучше. Турецкие лекари считают, что массаж ступней готовит наше тело к наслаждению удовольствием, ты знала об этом? Большим пальцам нужно уделять особое внимание. — Он осторожно потянул за них. — Что ты думаешь по этому поводу, Элиза?

Что ты думаешь? Он всерьез полагает, что она сейчас способна думать?

Отвечая, Элиза почти не дышала:

— Думаю, лекари правы.

Глаза Роуланда потемнели. Ему нравилось, как Элиза на него реагировала. Она начала понимать, что чем сильнее ее желание, тем сильнее его возбуждение. Он массировал ее ножку. Очень соблазнительно. Так Роуланд будто бы рассказывал, что в скором времени собирается сделать с самой Элизой.

— Еще они говорят, что хорошо помогает посасывание. — Хриплый голос был едва слышен.

Роуланд взял в рот пальчик Элизы и ласкал его языком до тех пор, пока ее желание не стало невыносимым.

— Дориан, прошу тебя…

— Подожди. Я обещал раздеть тебя и еще не закончил. Но кое-что может помочь. Подними руки.

Он стянул с нее сорочку, наконец обнажив ее грудь. Еще никогда Элизу не раздевали с таким бесстыдством и изяществом. Роуланд мягко толкнул ее назад, и когда она легла, стянул с нее панталоны.

В этот момент его возбужденный дружок случайно коснулся ее бедра, Элиза вдруг вспомнила, что раздеться нужно не только ей. Дориану придется расстаться с брюками. Она положила руки ему на пояс, но он накрыл их ладонью:

— Подожди. Сегодня позволь все сделать мне, — потом встал и добавил: — Замри вот так, Элиза. Я хочу, чтобы ты смотрела на меня.

Как можно не смотреть на него? Она не могла отвести глаз, как завороженная любовалась Дорианом, который изящными движениями снимал с себя одежду. Сначала на пол упал галстук, за ним рубашка, за рубашкой сапоги, и только потом, о да, брюки, весь вечер скрывавшие самую соблазнительную выпуклость. Еще в Воксхолле Элиза поняла, как Дориан прекрасен, но теперь, когда он обнажился полностью, оказалось, что он еще красивее. Элиза подалась вперед, желая прикоснуться к тому, что открылось глазам:

— Иди ко мне, Дориан.

На этот раз он не стал спорить, опустился на Элизу и стал осыпать поцелуями ложбинку между ее грудей, медленно спускаясь все ниже и ниже, к влажному треугольнику меж бедер. И когда его губы коснулись самого сокровенного места, внутри Элизы вспыхнул пожар.

Оказалось, неземное наслаждение, которое она испытала в Воксхолле, можно испытать снова. Сегодняшний вечер тому доказательство. Она изогнулась, приглашая его продолжать.

— Раздвинь ножки, Элиза, прими меня, mio сиоге.

Его глаза пылали, как раскаленные угли. Не позволяя Элизе отвести взгляд, он скользнул в нее. Их тела слились воедино, ее захлестнули эмоции. Было что-то дикое и первобытное в слиянии с этим мужчиной. Он поклонялся ей весь вечер, принес в жертву вино и пищу, почтил танцем, поцелуями и ласками. Пробудил огонь и вспыхнул сам от ее прикосновений, и теперь два очага пламени должны были соединиться в страшнейший, всеразрушающий пожар.

Страстно поцеловав Элизу, Роуланд снова скользнул внутрь, она вскрикнула. Так радостно встречают корабли, возвращающиеся после долгого путешествия в родную гавань. Роуланд нашел свой ритм, и когда Элиза стала двигаться в такт, удовольствие начало распускаться, как цветок под солнцем.

Она обхватила его бедра ногами, не желая отпускать прежде, чем достигнет пика наслаждения. Роуланд, как молитву, хрипло повторял ее имя, пока не утратил дар речи, тогда звуки сменили слова, разум совершенно очистился от мыслей. Роуланд и Элиза все выше поднимались к солнцу, и в конце концов все, кроме его лучей, исчезло. Элиза чувствовала Роуланда рядом и вместе с ним наслаждалась ярким солнечным сиянием.

Глава 15

На следующее утро, когда Элиза проснулась, три мысли одновременно пришли ей в голову. Первая о Дориане. Он ушел. Даже не нужно было открывать глаза для того, чтобы убедиться в этом. Элиза чувствовала его отсутствие. Впрочем, она даже обрадовалась этому, потому что вторая мысль касалась ее самочувствия. Ей даже не хотелось шевелиться, настолько стало плохо после вчерашнего. Она была готова лишь поднять веки. Значит, Роуланд действительно пытался напоить ее накануне. Теперь у нее были доказательства. Голова болела, свет резал глаза, язык распух, вкус во рту отвратительный. Не хотелось даже думать о том, чтобы встать с кровати, нужно было сначала сесть, а это само по себе казалось настоящим подвигом. Третья мысль: в комнате невероятно светло. Элиза приоткрыла один глаз, чтобы выяснить, в чем дело. Она догадывалась о последствиях этого решения, но другого выхода не было. Догадка оказалась верной, зря она решилась приподнять веки. Зато теперь знала, почему так светло. Солнце. Нет, солнечный свет ей очень нравился. Просыпаться таким утром приятно. Раздражало лишь то, что лондонские боги погоды решили сделать солнечным именно сегодняшнее утро, хотя обычно ранней весной погожие дни выдаются редко. Роуланд, уходя, не закрыл за собой балконные ставни, и теперь комнату заливал яркий свет. Представив себе, как он слезает с ее балкона, Элиза улыбнулась.