– Когда приедет милиция? – спросила Тина.

– Не знаю, – старший Дорн говорил тихо, как никогда. – Они сказали, что нет сейчас свободной машины.

Все промолчали, и братья вывезли тело Оли из палаты.

– Ашот, ты как? – наклонилась Тина.

– В порядке.

– Аркадий, – Тина посмотрела на часы. – Сейчас уже ночь. Пробки, наверное, рассосались. Поезжай все-таки домой. Завтра утром меня сменишь. А мы тут с Ашотом вместе переночуем.

– Жалко, что нет двуспальной кровати, – высказался Ашот. – Только не бейте по лицу. Меня уже били. Я ни на что не претендую. Просто заметил единственным пока своим открывшимся глазом, что Валентина Николаевна такая же красивая, как и раньше. Только очень бледная.

– Взбледнулось, наверное, – буркнул Аркадий.

– Сейчас получишь, – Тина сказала это очень строго, но все-таки не утерпела – незаметно отошла и посмотрела на себя в зеркало, висевшее над раковиной. Однако славно, что Ашот сказал, что она – красивая. Только действительно бледная. Наверное, это кажется, потому что нет веснушек. Интересно все-таки, куда они девались?

– Ладно, я пошел, если меня тут никто не любит. – Барашков стянул с себя халат.

– Приезжай к девяти. Завтра праздник.

– Праздник! – насколько мог, всколыхнулся Ашот. – Тина, а у меня твой подарок, наверное, украли.

– Ничего. Ты сам у нас самый лучший подарок. А Аркадий свой подарок мне уже вручил. – Тина вспомнила о компьютере. Прямо руки у нее чесались скорее сесть за него.

– Ладно, пока! – Аркадий махнул от дверей.

– Послушай, а милиция приедет?

– Сами пусть разбираются, – Аркадий вышел. Тина села к постели Ашота, и они помолчали.

– А вы еще поете? – вдруг спросил Ашот. Тина сначала даже не поняла вопроса. – Вы раньше хорошо пели.

– Теперь я скорее вою. Впрочем, и этого уже давно не случалось.

– Жаль.

Они еще помолчали. Потом Тина сказала:

– Ты поспи. Я тут посижу. Посмотрю за тобой. Не волнуйся. – Ашот замолчал так надолго, что она подумала, что он правда заснул. Она отвалилась на спинку его кровати и тоже прикрыла глаза. Под веками началась какая-то сонная мельтешня. И вдруг до нее донеслось:

– А знаете, я не очень-то и волновался, когда меня убивали.

Она вздрогнула, открыла глаза, наклонилась к нему:

– Тебе что, было в Америке очень плохо?

Он подвигал рукой.

– Нет. У меня там семья – братья, племянники, невестки. Они меня любили…

– А почему тогда?

Он опять молчал очень долго.

– Я теперь только понял. Мне там было очень скучно. В сущности, я там просто не был никому нужен.

Тина погладила его по руке:

– Сделать тебе снотворное?

Он шевельнул пальцами:

– Сделай.

– О’кей.

– Только не это! Слышать уже «о’кей» не могу. Лучше мат.

– Приедет Барашков, будет и мат. – Она набрала в шприц снотворное и ввела в трубку. – Спокойной ночи! Обеспечен здоровый шестичасовой сон. Увидимся утром.

Ашот вздохнул, и вскоре Тина почувствовала, как расслабилась его рука. «Спит, – подумала она. – Слава богу!»

27

Азарцев пробирался из города в направлении своей клиники в тесноте машин. После пересечения МКАДа поток, казалось, совершенно остановился. Это было неудивительно – съезд с Окружной магистрали, плюс движение по радиальному четырехполосному проспекту, плюс пост ГАИ, да еще впереди светофор – в этом месте всегда была стоячая пробка. Противно затренькал мобильник. «Если Николай – не буду отвечать», – решил Азарцев и краем глаза скосился на горящий экран мобильника. Но это был Юлин номер. «Прорезалась накануне праздника…» – он вдруг вспомнил, что не купил дочери подарок. Совершенно забыл. Он поморщился. Возможно, Юлия как раз хочет спросить об этом? Наверняка она скажет, что лучше подарить Оле деньги. Деньги так деньги. Ему еще проще. Но все-таки надо спросить саму Олю.

Он взял телефон и нажал на кнопку ответа.

– Азарцев, ты где? – Что-то необычное было в голосе Юли. Он вспомнил, что так она говорила, когда была взволнована. А случалось это не так уж часто.

– Еду в машине, – он не стал уточнять, что хотел хотя бы издалека посмотреть на свою бывшую клинику.

– Уже хорошо, что не спишь. А в каком направлении едешь?

Скрывать направление не имело смыла – он мог ехать в этом направлении в тысячу разных мест. Он сказал.

– Отлично! Как говорится, на ловца и зверь бежит! – Он почувствовал в Юлином голосе нездоровый энтузиазм, которого всегда всю жизнь боялся. Он помолчал, мысленно ругая себя за то, что ответил.

– Эй, ты меня слышишь?

– Допустим.

– Слушай, Азарцев, слушай внимательно. У тебя сейчас есть шанс заработать много денег и начать все сначала, ты меня понимаешь?

Машина еле двигалась, и он закурил.

– Нет.

– Так пойми! – Юля ненавидела повторять одно и то же по сто раз. – Это действительно много денег. Очень много. Если ты не согласишься с моим предложением, они достанутся кому-нибудь другому. Учти, кстати, что это я по старой памяти пролоббировала твои интересы.

Крошка табака прилипла к губе Азарцева. Он ее сплюнул.

– Думаю, что если ты что-то и лоббируешь, то исключительно для собственной пользы. Вернее всего, ты думаешь, что, если я соглашусь на эти деньги, большую их часть я отдам Оле. А через нее – тебе.

– Сейчас не время пререкаться. Ты согласен или нет?

Он помолчал, выдыхая дым. Движение пошло. Азарцев легонько нажал на газ.

– Не знаю.

– Послушай, я очень тебя прошу, сделай это! – Он почувствовал, что Юля действительно его просит. – Результат в конечном итоге будет очень важен для тебя.

– Давно ли ты обо мне стала так заботиться? Или новый хозяин тебя достал? – Хотя он специально не думал об этом, но каждый раз, когда слышал Юлин голос, заезженная картинка автоматически всплывала в памяти: Лысая Голова сидит в его кресле, Юлия, запинаясь, бегает вокруг него с кофе, а согнутый в знак вопроса худосочный юрист подсовывает ему, Азарцеву, на подпись дарственную на имя Лысой Головы. Самый обыкновенный захват. Даже без рейдерства. Пара предателей – и все готово.

– Послушай, я не могу тебе все сказать по телефону. Надо прооперировать одного человека. В нашей клинике.

Сердце у Азарцева забилось. Действительно, совпадение. Он ведь и ехал туда. Но только чтобы посмотреть.

– В твоей клинике. Ты ведь у нас теперь хозяйка.

– Не глупи. Я возглавляю клинику формально. Я сейчас пришлю тебе навстречу машину с мигалкой.

– Не торопись. Кого надо прооперировать? Очередного Магомета, какую-нибудь Лысую Голову? Я уже прооперировал его, хватит. И почему ты звонишь мне? Что, у набранного тобой персонала недостаточная квалификация?

– Это исключительно твой случай, Азарцев. Взрыв в машине. Ожоги и раны головы, шеи, рук. Только ты можешь прооперировать так, чтобы не было деформирующих рубцов.

– На хрен вы мне нужны с вашими бандюками.

– Это девушка, Вова.

Он внутренне ухмыльнулся.

– А-а-а… Любовница Магомета? А я думал, что он трахает тебя.

– Не груби, Азарцев. Тебе не идет. Эта девушка – его дочь. И она ни в чем не виновата, кроме одного – она захотела прокатиться в его машине. Взяла ключи, вышла из дома на минуту раньше, чем Лысая Голова, и нажала на кнопку автоматического запуска двигателя. А в машине оказалась взрывчатка. Если бы она успела сесть в машину – ее разорвало бы на куски. Она была красавицей, Азарцев. И я тебе точно говорю – Магомет не пожалеет денег. Только деньги нужно брать сразу.

– Я их возьму, а он меня убьет. Что мешает ему отобрать у меня деньги? После того как он отобрал у меня клинику, я ему не верю. И ведь это же ты ему, черт возьми, помогла! – Азарцев впервые смог выговорить эти слова. До этого Юлиного звонка он даже старался не думать ни о Лысой Голове, ни о предательстве Юлии – ему было физически больно думать об этом. Двойное предательство – что ж, придется пережить и это. Ради Оли.

– Я вывезу деньги в своей машине. Ты поедешь пустой.

Он усмехнулся. Своими руками отдать деньги женщине, которая ведет, возможно, двойную игру?

– А куда ты их денешь? Ты думаешь, так уж сложно вычислить, где ты их спрячешь? На полке в ванной или в платяном шкафу? Люди Лысой Головы придут к тебе в квартиру и убьют тебя.

– Не только меня. Они убьют и тебя, Азарцев. Я не вру. Если б ты сейчас видел Магомета! К нему страшно приблизиться. Он обожает свою дочь. Я его боюсь, он сошел с ума. Подумай сам, он сейчас мечется, не зная, куда податься. Возил ее по трем разным клиникам – никто не гарантирует результат. Азарцев, если ты не приедешь, Магомет убьет нас и без денег. Он сказал, чтобы я тебя привезла любой ценой. Я даже думаю, что его люди уже ждут тебя в твоей квартире. И наша Оля останется тогда и без отца, и без матери.

– А, вот так… – Азарцев задумался. – Не больно, значит, ты пользуешься уважением у своего нового босса. – Он помолчал. Ему показалось, что Юля тихонько заплакала. – Ты там одна? – спросил он.

– Да-да! – Это было похоже на правду. Но кто знает на самом деле, правда это или нет?

– Я перезвоню тебе через несколько минут! – Он отключился. Николай, вот кто был ему сейчас нужен. А Николаю нужны деньги. Он прооперирует дочь Магомета и отдаст деньги Николаю. И Оля, и Юля не пострадают. Только бы Николай, и Слава, и Толик освободились бы уже сейчас после этой истории с начальником милиции…

Азарцев решительно набрал номер своего школьного друга:

– Николай, вы все еще не в мастерской?

– Нет, Володя. Но мы едем туда.

– Послушай, может, вы развернетесь? Есть одно дело, обещают очень крутой гонорар. Но есть риск, что при передаче денег могут убить.

– Это требует коллективного решения. Сейчас включу громкую связь. Повтори, чтобы все слышали.

Азарцев повторил.

– Действительно много денег? – спросил его Слава.

– Раньше было много, теперь ничего не гарантирую.

– Это хорошо, что не гарантируют. С гарантией не интересно, – послышался мягкий баритон Толика.

– А за что дадут деньги? – спросил Николай.

– Я должен прооперировать девушку, ее отец меня поблагодарит.

– А где ты будешь оперировать?

Азарцев молчал.

– Вован, ты нас слышишь?

Противный комок в горле мешал говорить.

– В моей бывшей клинике.

– А этот благодарный папашка и есть тот самый козел, который у тебя клинику отобрал? – догадался Слава.

– Да, ребята. Это действительно он. Но дочь его, как я понял, ни в чем не виновата. И потом… – голос его стал глухим, – можете смеяться, можете считать меня мудаком, но я соскучился по операционной. Если б вы знали, как мне хочется прооперировать живое лицо, а не заполнять гелями эти холодные посмертные маски. У меня аж пальцы дрожат от нетерпения. – На том конце провода молчали. – Ребята, можете меня осуждать, но я снова хочу хоть немножко побыть в своей операционной… Что бы вы мне сейчас ни сказали, я все равно туда поеду.

Он свернул на обочину – трудно стало дышать. Он отчетливо понял – перед ним западня. Спасение может быть только в том, что он не возьмет деньги. Еще при условии, что вообще все это правда – и раненая девушка, и то, что, кроме него, никто не берется ее лечить… Юля могла расставить очередную ловушку. Только зачем он им понадобился, если история с дочерью Магомета – выдумка? Он еще поразмыслил. А какая разница, если он все равно на крючке? Даже развернись он сейчас обратно – Юлия права, его все равно найдут. Он принял решение.

– Ребята, вы меня еще слушаете? Я все равно туда еду. А достанутся или не достанутся деньги, это зависит от вас. Сам я их брать не буду.

За всех ответил Николай:

– Мы разворачиваемся, Володя. Говори, как найти твою клинику.

Он дал подробные указания и перезвонил Юле, что едет. Интересно, кто теперь работает в операционной? Остались ли нужные инструменты? Сохранилась ли в компьютере его специально разработанная программа, и вообще цел ли его компьютер? Азарцев теперь уже не думал ни о чем, кроме операции. Сколько он уже не стоял за операционным столом? Месяца три или чуть больше. Нет, тактильная память его не подведет – он пошевелил пальцами и улыбнулся. Поток машин набирал скорость, его «восьмерка» влилась в него и помчалась в ночь.

* * *

Михаил Борисович Ризкин вернулся в кабинет, разгоряченный вином и танцами. Его шикарная «бабочка» кокетливо топорщила крылья под измазанным губной помадой воротником рубашки. Михаил Борисович был доволен. Развлечений в его жизни было немного, он к ним теперь не тяготел, но корпоративные танцы в обнимку с надушенными и разодетыми коллегами всегда вдохновляли его. Михаил Борисович представил, как Владик Дорн его бы спросил:

– К чему вдохновляли, шеф?

И Михаил Борисович тогда бы ответил:

– Конечно, к еще более глубокому изучению патологической анатомии, мой мальчик. Ибо что, как не высокая квалификация в сочетании с природным остроумием даже при самой отвратительной внешности придает тебе необходимый шарм в глазах окружающих.