И вот теперь они оба мне нравятся. Даже не верится. Они оба были очень-очень милыми. Особенно Джоуи. Я ни у кого не видела таких больших карих ласковых глаз. Если бы Джоуи был девушкой, то это была бы самая красивая девушка в мире. Он рассказал кучу историй, пытаясь произвести на меня впечатление, и это показалось мне довольно милым. Рурк милым больше не выглядел, но отчего-то бабочки в моем животе порхали именно из-за него.

Мне не терпится рассказать обо всем Нине. Она кипятком будет писать, когда узнает, что я познакомилась с самыми симпатичными парнями из „Киоги“. Поправочка: с самыми симпатичными парнями на планете».

Нина Романо была лучшей подругой Дженни. Они познакомились в начальной школе. Нина была на год старше Дженни, но они учились в одном классе. Нина говорила, что в их семье девять детей и поэтому мама забыла записать ее в детский сад, вспомнив об этом лишь через год. Учеба Нине давалась нелегко, а с домашней работой помочь было некому. Миссис Романо заходила в пекарню почти каждый день, за пятнадцать минут до закрытия. Она знала точное время, когда не проданный за день хлеб отдавали за полцены.

Дженни поймала пытливый, дружелюбный взгляд Нины и поняла, что они похожи. Дженни и Нина стали лучшими подругами. Они по очереди околачивались то в доме Дженни на Мэйпл-стрит, то у Нины на Эльм. Нине нравились тишина и спокойствие дома Дженни. Бывало, прямо посреди игры в куклы Нина в изумлении восклицала: «Я слышу, как тикают часы!»

А Дженни любила шум и гам в доме Романо. С каждым годом дети становились все шумнее и непоседливее. Кто-то постоянно на кого-то кричал. Страсти вспыхивали и угасали, как спички. Дженни обожала жизнь этого дома. Ее приводила в восторг способность членов этой семьи ссориться на пустом месте.

— Я бы все отдала, чтобы у меня была сестра, — говорила Дженни.

— Считай, что тебе повезло, — отвечала Нина, потирая голову: ее старшая сестра Лоретта только что дернула ее за волосы. — Ты не хочешь сестру. И брата тоже.

Однажды брат Нины, Кармайн, выкрал ее дневник и прочитал вслух по школьному радио вместо утренних новостей. То, что ее записи вот так транслировались по радио, привело Нину в ужас. Хотя она в этом и не призналась.

Стоял жаркий летний день. Дженни и Нина не знали, чем заняться, и отправились в пекарню. Нина очень любила там бывать. Это доставляло ей такое удовольствие, что Дженни всегда соглашалась с ней пойти, хотя для нее пекарня была привычным местом вроде заднего двора. К удивлению Дженни, на кухне, выстроившись в ряд, стояли десять девочек. Лора Таттл объяснила, что в лагере «Киога» проходит родительская неделя. Родители приехали увидеться со своими детьми, а лагерь устроил экскурсию сюда, в пекарню. Люди не переставали очаровываться тем, как создается обычная буханка хлеба.

Девочки были одеты в красные шорты и серые футболки с логотипом лагеря. Их родители — мамы в накрахмаленных блузках без рукавов, папы в футболках и шортах-бермудах — стояли позади и наблюдали за происходящим. На груди каждой из девочек красовался значок с надписью: «Привет! Меня зовут…» — и дальше следовали, как Дженни их называла, имена богатых девушек: Ондин, Жаклин, Брук, Блайт, Гарамонд, Дэйр и Лолли.

— Мы — «Птенчики»! — представилась веселая вожатая Лоре. — Привет! Меня зовут Баффи. Это группа для тех, кому от восьми до одиннадцати лет. И у нас будет самая лучшая экскурсия! Да, «Птенчики»?

Девочки в ответ зачирикали.

Дженни и Нина закрыли рот руками, чтобы не рассмеяться. Девочки разбрелись по кухне. Пока они ее осматривали, к Дженни подошла одна из них, полненькая, со светлыми волосами.

— Я Оливия Беллами.

— Привет, Оливия, — поздоровалась Дженни, хотя на значке этой девочки написано «Лолли».

Она взглянула на высокого серьезного мужчину, который стоял среди других родителей. У него были песочного цвета волосы и светлые глаза. Казалось, он сейчас хотел оказаться где угодно, но только не на пекарской кухне, где полно народу. Девочка посмотрела на него и прошептала:

— Мои родители разводятся.

— Сочувствую, — неловко произнесла Дженни. Иногда дети поступают странно, рассказывая о своих секретах незнакомым людям. Прямо как Дженни писала о своих в дневнике.

— Возьми пончик, Оливия.

Лора хлопнула в ладоши, привлекая всеобщее внимание.

— Меня зовут мисс Таттл, — представилась она. — Давайте я вам все здесь покажу, а после мы приступим к дегустации.

Дженни и Нине было скучно. Они налили себе лимонаду за прилавком и вышли на улицу. Родителей детей из «Киоги» можно было узнать без труда. На них не было какой-то специальной формы, но все они выглядели на миллион долларов и казались усталыми, словно им потребовалось несколько часов, чтобы привести себя в такой вид. Дети из лагеря собирались в группы и показывали родителям город.

Среди прочих Дженни сразу же заметила Рурка Макнайта. Он был один, сам по себе. И смотрел прямо на нее.

Хорошо, подумала Дженни. И что теперь? Пора решать. Можно притвориться, что она его не заметила. Или вести себя, словно она его друг.

— Идем, — сказала Дженни Нине. — Хочу тебя кое с кем познакомить.

Возможно, она будет встречаться с Рурком, а Нина — с Джоуи, и они вчетвером станут хорошими друзьями. Вот было бы здорово! Только Нине это не нужно. У нее есть парень, который уехал учиться в другой город. Нина никому о нем не рассказывала, иначе братья, считавшие ее слишком маленькой, тут же набили бы ему морду.

Дженни пыталась понять, кто является родителями Рурка. В отличие от других он не играл в экскурсовода. Может, его родители куда-то отлучились? Возможно, он будет рад их встрече? Волоча за собой Нину, Дженни подошла к Рурку и поздоровалась. Удивительно, насколько легко у нее получалось заговорить. Рурк выглядел еще лучше, чем при их первой встрече. Его кожа стала золотистой, волосы выгорели. Порез на щеке почти зажил, но все равно был виден. По форме он напоминал маленький полумесяц.

— Привет, — произнес в ответ Рурк. — Я просто…

— Рурк! Эй, Рурк! — С широкой улыбкой к ним присоединился Джоуи. Его восторженная улыбка так отличалась от осторожной улыбки Рурка. — Эй, Дженни, — сказал Джоуи без тени застенчивости. — Это мой отец, Бруно Сантини.

Дженни поздоровалась и представила Нину.

Мистер Сантини был не похож на остальных родителей. Коренастый и сильный, с темными, волнистыми волосами, он смотрел на Джоуи с бесконечной любовью. Глядя на них, Дженни чувствовала зависть.

— Значит, у тебя появились друзья. — Мистер Сантини хлопнул Джоуи по плечу. — Молодец, сынок.

— Вон там пекарня Дженни. — Джоуи указал на здание. — А мама Нины заведует кухней в лагере.

— И вас там отлично кормят, — просиял мистер Сантини. — Моя мама говорила, что хорошая еда важнее долголетия.

Рурк вел себя очень тихо и вежливо стоял в сторонке. В отличие от Дженни он не испытывал к Джоуи зависти. Он смотрел на него с искренней любовью. Дженни знала, что Рурк и Джоуи лучшие друзья, такие же, как они с Ниной. Наблюдая за Рурком, Дженни заметила, что постепенно его взгляд стал колючим и холодным. Дженни проследила за его взглядом и увидела симпатичную пару, которая шла прямо к ним. Наверняка его родители. Отец был стройным и высоким. Его светлые волосы на висках тронула седина. На матери было обтягивающее платье цвета хаки и дорогие туфли. Цветом волос и голубизной глаз Рурк пошел в нее.

Знакомство с ними прошло в более официальной форме. Дженни обнаружила, что и двух слов связать не может. Зато Нина засыпала Макнайтов множеством вопросов. Такой уж у нее характер. Нина без всякого страха поинтересовалась, где они живут, в чем заключается работа мистера Сантини и мистера Макнайта. Когда мистер Макнайт ответил, что служит в органах власти, Нина хлопнула себя по лбу.

— Сенатор Дрэйтон Макнайт! — воскликнула она — Точно!

Дженни никогда не слышала о Дрэйтоне Макнайте Да и кто о нем знал, кроме Нины? Ведь Нина помешана на политике, планирует в будущем баллотироваться на какой-нибудь пост и знает все социальные слои государства: от ловцов бродячих собак до госслужащих и президента Соединенных Штатов.

Роль сына сенатора Рурку явно не нравилась.

— Нам пора, — сказал он.

Дженни и Джоуи переглянулись. Слова им не требовались. Они были похожи. Оба выросли в скромных семьях иммигрантов. Джоуи смотрел на Дженни, и его красивые глаза словно светились. После случая в лагере Дженни хотела навсегда отказаться от поцелуев. Но, глядя на Рурка и Джоуи, она готова была пересмотреть свое решение.

Раздался свисток вожатого, и Рурк заторопил Джоуи:

— Идем.

— Еще увидимся, — сказал Джоуи.

Когда Рурк и Джоуи в сопровождении родителей ушли, Нина схватилась за сердце и затараторила:

— О боже, ты не шутила! Он такой красивый!

— Кто из них?

— Хороший вопрос. Они оба великолепны. Но Джоуи слишком похож на моих братьев.

Это было правдой. Джоуи выглядел как Романо. На его фоне Рурк казался светловолосым и аристократичным, подобно принцу из сказки.

— В любом случае, — продолжала Нина, — это не имеет значения. Потому что ему нравишься ты, а не я.

Лицо Дженни тотчас вспыхнуло.

— Да ты с ума сошла!

— Не отрицай этого и не делай вид, будто вы с ним незнакомы. Я знаю, что говорю. И кстати, Джоуи тоже на тебя запал.

У Дженни закружилась голова от удовольствия, но тем не менее она смутилась. Такая ситуация с парнями была волнующей и тревожной в одно и то же время.

— Во-первых, — сказала Дженни, — ты ошибаешься. А во-вторых, если ты что-то им скажешь, я расскажу всей пекарне, что у тебя диабет, и тебя больше никогда не станут угощать пирожными.

— Ты не сделаешь этого, — фыркнула Нина.

Дженни уперла руки в бока.

— Посмотрим.

— Да он влюблен в тебя по уши, — настаивала Нина.

На щеках Дженни снова загорелся румянец. Ей нравились оба парня. Джоуи она ценила за веселость, легкость и то общее, что было между ними. Рурка за красоту, загадочный вид и какую-то едва уловимую тревожность. Когда Дженни на него смотрела, в сердце появлялась странная тяжесть. Как же сложно с этими парнями, подумала Дженни. Наверное, хорошо, что оба они живут в Нью-Йорке. В конце лета уедут, и ее мучения закончатся.

С тех пор Дженни каждое лето в нетерпении наблюдала, как из вагонов поезда выходили люди. Она и на этот раз хотела выяснить, приедет ли Рурк Макнайт этим летом в лагерь. И он приехал. Еще выше, чем в прошлом году, с еще более золотистой кожей. Приехал и Джоуи. Изменился он не сильно, постоянно чему-то смеялся и изучал Дженни, но так, что она не смущалась, а чувствовала себя особенной. Рурк стал еще тише. И когда он смотрел на Дженни, она не чувствовала себя особенной. Ей становилось неспокойно.

И в это третье лето он сказал, что они с Джоуи приехали в лагерь последний раз. Это случилось накануне Дня независимости. Дженни приехала в лагерь, чтобы доставить выпечку, и встретила Рурка. Когда он это сказал, у Дженни возникло странное чувство. С одной стороны, она была подавлена тем, что больше никогда не увидит Рурка. С другой, ей в голову пришла мысль, что нужно действовать быстрее, ведь времени мало, а она хочет, чтобы Рурк ее поцеловал.

Дженни ждала этого целых два лета.

Она огляделась. Шел дождь. Большинство людей разошлись по своим домикам или играли в настольные игры в главном корпусе, поэтому Рурк и Дженни были одни. Желая укрыться от дождя, они нырнули под крышу главного корпуса.

— Поверить не могу, что это последний раз, — сказала Дженни и сделала шаг к Рурку. Она смотрела на его губы, в точности следуя совету из молодежного журнала относительно этого невербального послания.

Рурк переступил с ноги на ногу. Да, подумала Дженни, да, он понимает. Дженни сделала еще шаг. Расстояние между ней и Рурком сокращалось. Следуя еще одному совету из журнала, Дженни облизала губы.

— А, да, — взволнованно сказал Рурк. — Насчет этого… Мы еще приедем. Но уже как вожатые. Мистер Беллами пригласил нас обоих приехать следующим летом в лагерь поработать, если мы захотим.

Вот как. Возможно, это был намек ей отступить. Но Дженни этого не сделала. Однако Рурк был в такой растерянности, что она не знала, как продолжить, и просто обняла его.

— Я так рада, Рурк. Я рада, что ты вернешься.

На какой-то миг, равный продолжительности удара сердца, Рурк обнял Дженни в ответ, и в эту секунду она почувствовала себя парящей в небесах. Но Рурк замер и отстранился.

— Хотя вообще-то, — продолжил Рурк, словно этой волшебной секунды и не было, — я уверен, что отец придет в бешенство и запретит мне приехать. Он хочет, чтобы я, по его выражению, тратил свое время более продуктивно.