Ольга Дашкова - Рецидив

— Тебе плохо?

— Что?

— У тебя кровь, губа разбита.

Трогаю нижнюю губу, только сейчас чувствую боль, смотрю на парнишку, он забавный, взъерошенные волосы, мы в комнате совсем одни.

— Что там произошло?

— Сам не знаю, но была суета, паника, — он отводит взгляд в сторону, стараясь не смотреть на мою обнаженную, ничем не прикрытую грудь, и лоскуты ткани, что остались от боди.

— Сними футболку.

— Что?

— Дай мне свою футболку.

— А, да, извини, конечно.

Быстро стягивает с себя и протягивает мне. Обыкновенная черная футболка с логотипом клуба. Надеваю, медленно поднимаюсь, иду на выход, надо уносить ноги, бежать как можно дальше, спрятаться как можно глубже и сидеть тихо, как мышь.

— У тебя есть машина? — оборачиваюсь у самых дверей, парень идет за мной.

— Да.

— Подвезешь?

— Куда скажешь.

Он так странно на меня смотрит, но нет времени в этом разбираться.

— Пойдем.

Глеб

Небольшой балкон престижной пятизвездочной гостиницы в центре, глубоко затягиваюсь сигаретой, выпуская густой дым в ночное небо. Прекрасный вид на Старый город Мюнхена, но он сейчас совершенно не привлекает. Три часа ночи, город горит огнями, я курю одну за другой. Никотин оседает в легких, горький привкус на губах, а мне реально хреново так, как не было давно. Стою в одних брюках на открытом балконе, конец осени, но не такой противный, как в наших краях. Трясет, но не от холода. Провожу рукой по шраму, он словно ноет.

Никто не отвечает на мои звонки. Дома уже утро, сжимаю телефон в другой руке, опускаю голову. Она так и не ответила ни разу, потом телефон стал вовсе вне зоны доступа. Все мое нутро рвалось туда, домой, к девочке, которую я знаю всего сутки, да, ровно двадцать четыре часа, а такое чувство, что всю жизнь. Всю жизнь вижу ее глаза и чувствую запах тех увядших роз, что вытатуированы у нее на бедре.

Ну вот где она сейчас? Что делает? Сказал, не ходи в клуб, ведь пошла, точно пошла. Упрямая, сама себе на уме. Она узнала меня, черт, а я, как последний фраер, даже не сразу вспомнил, где мог видеть ее глаза. Так старательно много лет пытался забыть тот инцидент, тот свой героический поступок, а вон как оно все повернулось. Судьба тебе ничего не даст забыть, судьба — она все припомнит, вернется бумерангом, накажет, отомстит. Подкинет новую головоломку, да так, что можно свернуть себе шею.

Набираю в который раз Кирилла, но он тоже не отвечает. Как знал, нельзя уезжать просто так, неизвестно, насколько мы здесь останемся. Это только так говорится — пара дней, по факту выходит неделя. Воронцов въедливо проверяет все бумаги, каждую запятую, чистоту и надежность компании. Я должен быть рядом, я отвечаю за его безопасность вот уже десять лет. Еще экономку ему ищи, совсем вылетело из головы.

Кирилл сказал, что присмотрит за девочкой, но просил быть осторожным. После того, как я прочел ту информацию на нее и ее семью, что дополнительно выслал друг, не совсем понял его опасения. Он явно что-то не договаривает.

Захожу в номер, не закрывая балконную дверь, веет прохладой, но это именно то, что надо. Открываю на телефоне скачанный файл, перечитываю снова.

Ткачев Всеволод Ефимович, одна тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года рождения. Бесценный специалист Сотникова Романа Олеговича, в то время, десять лет назад, он был очень влиятельной и авторитетной фигурой в городе и области, да и сейчас таким остался. Ну куда же мне, бывшему вояке, знать всю эту кухню? Но эта кухня была непростая, и люди все непростые. Постоянно что-то варилось, кого-то расчленяли, закапывали, запугивали, подминали, стирали с лица земли, измельчали в фарш.

Сева Ткач отмывал деньги Сотникову много лет. Служил верой и правдой, пока та вера иссякла, видимо, ему стало тесно в своей шкуре и тени босса. Начал подворовывать, складывать деньги в свой карман, те оседали на заграничных счетах для будущей красивой и безбедной жизни.

Ткач очень грамотный и умный был в плане финансов. Мозг всего теневого бизнеса, Сотник ему доверял, но не стоит доверять никому, как показывает практика. Так продолжалось не один год. Пока все не открылось, сто процентов сдали свои, даже расследование проводить не надо. Не знаю, что там между ними произошло, но убивать Сотник его не стал.

В тридцать четыре года Сева женился на Софье Генриховне Майер, у которой на тот момент была пятилетняя дочь Агата. Перед глазами сразу встает ее образ, наверное, смешная девчонка была, но те ее глаза, тогда, десять лет назад, совсем не выдавали в ней смех и радость. Профессорская дочка, отличница, в восемнадцать лет родила ребенка, отец неизвестен. Интересно, как папа — светило науки воспринял эту новость, но об этом ни слова, а у девочки фамилия матери.

И вот, умница и красавица Софья встречает Севу, тоже загадка, где? Живут красиво, можно сказать, роскошно, квартира, дача, все лучшее, до того самого момента, пока кто-то не стучит на него великому боссу. Сева ничего не придумывает лучше, как бежать как можно дальше из страны, деньги есть, можно спрятаться где угодно, тянет за собой семью.

И тут, именно в этот момент, на его пути встаю я со стволом и сломанной “Хондой”, в которой сумка денег, тех самых, которые Сева отмывал и часть которых забирал себе. Как это назвать? Судьба? Карма? Фатальное стечение обстоятельств? Но я, читая все это, назвал это одним словом — пиздец! Долбаный, гребаный, мать его, пиздец!

Сева никуда не улетел, меня повязали на федеральной трассе. А мужчина, зашедший в подвал, где Воронцов со мной долго и мило беседовал, рассматривал, о чем-то переговаривался с Егором, потом сплюнул на пол и засмеялся.

— Ты знаешь, парень, что тебе повезло? Крупно так повезло. Ты украл у меня, а я ой как не люблю, когда у меня крадут, но в той машине были не только те деньги, те так, пустяк, суточная выручка. Там было гораздо больше и ценнее денег, там была моя репутация.

Все замолчали, слушая только этого мужчину. Сотников Роман Олегович, как потом я узнал его имя, говорил тихо, не повышая голос, так, что было слышно, как где-то капает вода. Это я потом узнал, кто был передо мной, человек, который держал под собой восемьдесят процентов всего бизнеса в области, остальные двадцать были под теми, кто стояли чуть выше, в столице, но у них между собой было все схвачено.

— Я бы мог убить тебя, но Егор этого не хочет. Егор хочет уйти красиво, быть чистым и не замаранным. Так не бывает, но Егору это сейчас не объяснишь.

— При чем здесь я? И зачем вы мне все это говорите?

Поднял голову, посмотрел прямо в глаза. Мужчина вызывал невольную оторопь, была в нем та энергетика, та невидимая, но хорошо ощутимая, исходящая от него власть. Высокий, здоровый, лет пятидесяти, в простой футболке и кожанке, светлые волосы, внимательные глаза, сканирующие тебя с ног до головы.

— Те, кто украл у меня, должны отработать. Вернуть все, что забрали.

— Так вы и так все забрали.

— Ты не понял меня.

— Я понял, я должен вам столько, сколько было в той сумке.

— Да, ты прав. Можешь отработать, придется отработать. Ты ведь бывший вояка, хорошо стреляешь, умеешь убивать.

— Отработать киллером?

— Ну почему сразу киллером, хотя сути это не меняет.

— Нет.

— Так сразу и нет?

— Так сразу — нет. Можете убить меня сразу, но убивать я никого не буду.

— Раньше убивал.

— То была служба, передо мной был враг.

— А сейчас это будут мои враги.

— Нет.

— Не отвечай так сразу, подумай. Тетку свою обеспечишь, увы, я мать не смогу вернуть, но узнать, что стало с твоим отцом, могу.

При упоминании родителей сжал кулаки и зубы до скрежета. Ничего не хотел знать о своем отце, даже то, что он мне отец, было противно. Но от этого никуда не деваться, как бы я не хотел, тот человек, что убил мою мать — мой отец. Я не хотел о нем ничего знать.

— Нет, мне это не интересно.

— А ты подумай, хорошо подумай и посиди еще тут.

Он еще несколько долгих секунд смотрел на меня, потом развернулся и вышел. Воронцов, слушая все это, молчал, но тоже оставил меня, закрыв дверь, в темноте и сырости подвала еще на несколько дней.

И вот, десять лет назад, благодаря мне Сева Ткач и его семья так и не улетели за границу, не спрятались от Сотника, их жизнь так же, как и моя, сложилась иначе, совершенно иначе.

И если мне, можно сказать, повезло, то им нет. Я читал дальше, по спине бежал холодный пот. Но все то были сухие слова и факты, но то, что скрывалось между строк, выливалось в грустную историю насилия, потери и смерти.

Агата

Идем темными коридорами, тускло мигают лампы и вывески пожарных выходов. Откуда-то постоянно слышен шум, какой-то грохот, вздрагиваю, прижимаясь спиной к стене, парень-бармен идет сзади.

— Там не пройти, лестница почти выходит на танцпол и приват-кабинки, пойдем по другой, я знаю куда.

Он хватает меня за руку и тянет в противоположную сторону. И как он так хорошо ориентируется, даже не знаю, сколько он тут работает, не обращала на него внимания. Я вообще не обращала ни на кого внимания, чем меньше людей со мной контактирует, тем лучше для меня.

— Там есть еще одна лестница, она ведет на кухню, и есть лифт небольшой для официантов, что приносят заказ в те номера.

Ах да, я совсем забыла, тут же у нас почти мини-бордель: девочки, мальчики, выпивка, закуска, наркотики, филиал рая по-шакаловски, все в лучших традициях.

Свет гаснет совсем, потом загорается снова, замираем на месте, ладонь парня сухая и горячая, сжимает мою руку, но это не успокаивает, лишь больше нарастает страх. Когда я уже перестану в этой жизни всего бояться? Но то, что происходило в той комнате с Шакалом, было реально страшно. Моя беспомощность и неизбежность происходящего, против которой я ничего не могла сделать.

Каждой клеточкой своего тела ты ощущаешь свою обреченность, никто не придет тебе на помощь, никто не спасет от насилия. Так уже было и не раз. Именно от этого кроет сознание чернотой и безумным страхом.

Свет мигает словно в фильмах-катастрофах, еще немного и кажется рванет или накроет цунами.

Парнишка пришел вовремя, просто ангел-спаситель мой, или тот турок, что кому-то сломал руку. А может, он все выдумал? Да нет, не может быть, там внизу реально шум и грохот стоит. Откуда-то из-за угла выворачивает мужчина, шаги уверенные, размашистые, мы шарахаемся в сторону, пропуская его.

Черная рубашка, брюки, он стоит очень близко, кого-то задвигая за свою широкую спину, смотрит на нас совершенно черными глазами. Красивые глаза, такие восточные, и сам мужчина восточный. Темные волосы, густая щетина, он быстро, но внимательно осматривает нашу странную парочку.

Я в мужской футболке, ну хоть не с голыми титьками, парень со мной так вообще в одних джинсах. Лишь потом, в этом полумраке, замечаю за спиной мужчины движение, выглядывает девушка, так же, как и я, испуганно смотрит.

— Стася?

Бросаюсь к ней, но мужчина останавливает меня, упирая ладони в грудную клетку, и качает отрицательно головой.

— Стася, что происходит? С тобой все в порядке? Что случилось?

Стаська, моя рыжая подружка, облегченно выдыхает, тянет мужчину за плечо, чтобы он не останавливал меня.

— Все хорошо, Рам, это моя подруга, все хорошо.

Он все равно продолжает подозрительно смотреть, оглядывая нас с барменом, но руку убирает, не видя в нас опасности. Странный он, и имя у него странное. Кто вообще он такой?

— Стась, что произошло? Говорят, там чуть ли не ОМОН штурмует клуб, Коваль с Шакалом и охраной — все там. Кто-то начал пальбу, и какой-то турок сломал охране руку.

Тут же замолкаю, на слове “турок” снова гляжу на этого здорового мужика, он точно похож на турка. Рамазан, точно, о нем последнее время только и говорит Шакал, Рамазан Хаким, тот, что привез товар, который пропал вместе с деньгами Шакала. Я помню имя, но не видела его ни разу.

Мужчина что-то говорит на непонятном языке, тянет Стасю за руку по коридору через кухню, он уверенно идет на выход.

— Стася, объясни, что происходит?

Но подружка только оборачивается, пожимает плечами, еле успевает за турком, он продолжает крепко сжимать ее ладонь, а она ни капли не сопротивляется.

— Агат, все потом, я не могу объяснить, это так долго и сложно. Что у тебя с лицом? Тебя что, били? Шакал?

Она так испуганно смотрит, а в ее глазах уже слезы.

— Долго объяснять, — отворачиваюсь, не хочу об этом, не сейчас, стыдно.