— Так ты в это веришь? — Он оттолкнулся от стены и, широко расставив ноги в сапогах, принял оборонительную стойку. — Что те, кто сражается и встает пред лицом предубеждений должны доказывать себе, что стоят этого, и сохранить свое достоинство перед людьми, вроде тебя, которые продолжают их угнетать?

Я опешила от его слов. Откуда это, черт возьми, взялось?

— Нет…. Подожди, что? Людей вроде меня? — Я нахмурилась от его обвинения. — Вопреки тем предвзятым идеям, которые ты составил у себя в голове обо мне, мы на одной стороне, Ник.

— Нет. Мы явно не на одной стороне, Обри. Мы напротив друг друга, и это даже не забавно. Может, у тебя и есть шрамы, но это не означает, что ты знаешь ту боль и потерю, которая заставит тебя вдвойне насрать на достоинство и чье-либо одобрение.

И с этим он зашагал прочь из комнаты, хлопнув за собой дверью.

Оцепенение сковало тело, угрожая проникнуть под мой щит. К черту его. К черту Ника и его мысли обо мне. Он ничего не знал. Этот незнакомец не был на моем месте и не имел понятия, через что я прошла и что пережила. Мои шрамы были доказательством боли и потери.

Я потерла пальцем по шраму на запястье, борясь со слезами на глазах. Я была на дне. Была сломлена. По мне топтались. Но я выбралась. Соскребла то, что осталось от моего самоуважения, и поднялась на ноги. Он не знал этого. И мне не нужно было рассказывать ему. Парень ничего для меня не значил.

Он был прав. Мне не нужно было его одобрение.

Глава 19

Ник

Держа фонарик в руке, я спустился по лестнице в самую утробу заброшенной поездной станции Мичиган Централ. Готовясь к очередной порции ужаса, я находился на волоске от потери разума, когда в голове появляется картина голой задницы Обри под тем платьем.

Эта женщина много чего творит с моей головой. Если бы не тот факт, что я вынужден кормить ее, я бы держался подальше от ее комнаты. Я был уверен, что буду вознагражден ночными кошмарами после разоблачения кучки торговцев людьми, но все равно, после ночи попойки с Алеком меня разбудили сны о том, что Обри объезжает меня в моей постели, пока я лежу в почти бессознательном состоянии.

Какого хера со мной не так? Два дня назад мне хотелось разорвать эту женщину в клочья, и вдруг все, о чем я могу думать, как задрать ее платье повыше и похоронить свой член внутри ее задницы, на которой нет даже белья.

Я прижал к виску бугор ладони.

— Убирайся из моей головы, — пробурчал, огибая последний завиток лестницы. Мне нужно сосредоточиться. У меня есть работа. Последнее, что мне нужно, это картина ее упругого тела и груди, поднимающейся под моим взглядом.

Слабые, почти призрачные крики донеслись от дальней части пространства, пока я с трудом тащился по канализационному отстойнику так долго, что вонь гнили останется на моих рецепторах навечно. Я следовал за звуками, которые любому другого прохожему могли бы ошибочно показаться жуткими завываниями призрака.

Со временем так и будет.

Коричневые и черные пятна покрывали стены туннеля. Кирпичи крошились и отпадали, разламывались на части не только от времени, но и из-за искателей меди, которыми кишело это место.

Свет пробивался из-под двери внутри, где я оставил фонарь две ночи назад, когда после похищения Юлия запер его там. Я достиг места, и приглушенные крики сразу стали четкими и разборчивыми. Хрипота в его голосе дала мне понять, что он кричал все два дня напролет.

С повязкой на глазах Юлий сидел, связанный в центре комнаты.

— Кто здесь? Пожалуйста! Кто-нибудь помогите мне!

На его лодыжках блестели красные раны в местах, которыми, очевидно, полакомились крысы. В комнате воняло дерьмом, и мне пришлось подавить позыв, чтобы меня не вырвало прямо на пол.

— Чувак, если это ты. Пожалуйста. Я… мне жаль… за то, что я сделал с той маленькой девочкой.

Те воспоминания, как бы сильно я не хотел забыть их, дали мне необходимый запал. Мотивацию сделать то, что нужно.

По словам Рева, согласно молве на улицах, старший брат Юлия Брэндон открыл охоту. Ему нужна была любая информация о линчевателе в маске, как меня прозвали в новостях.

— Я сделаю что угодно… что хочешь. Все, пожалуйста, — его плечи содрогнулись от рыданий. — Просто выпусти меня нахрен отсюда! Прошу! Здесь голоса по ночам, мужик. И сраные крысы! — Его кожа покрылась пятнами и побледнела, словно ему было плохо от его же ран.

— Я так понимаю, есть заброшенная фабрика где-то в городе, где удерживают детей и женщин до того, как распределить их между сутенерами, — скрестив руки за спиной, я обошел вокруг него, хлюпая по мелким лужам накапавшей сверху воды. — Это так?

— Я… — он громко сглотнул. — Я ничего не знаю об этом.

— И, я так понимаю, они накачанные наркотиками. Изнасилованные. Избитые. Замученные пытками. В клетках. Словно животные.

Его язык мелькнул, облизав губы, и он задрожал, будто вновь готовясь закричать.

— Девочки, которых мы получаем… их держат в мотелях. Не в брошенных зданиях.

— Если верить твоему уголовному прошлому, ты заманивал девочек в ту брошенную крысиную дыру. Вел с ними милые разговоры. — Репутация Юлия гласила о его сладких речах. — Я всего лишь даю тебе ощутить, как это — быть выдернутым из своей стихии. Быть напуганным до ужаса. Делать, что заблагорассудится другому, лишь бы выбраться отсюда, — я остановился перед ним. — У тебя проснулось желание сделать что угодно, лишь бы освободиться?

— Да, да, мужик. Хочешь, чтобы я тебе отсосал? Я сделаю это. Мне насрать. Отпусти меня, и я не скажу ни единому ублюдку, что здесь случилось.

— Я не хочу, чтобы ты мне отсасывал, Юлий. Я хочу, чтобы ты мне кое с чем помог.

— Только скажи.

— Сколько рвения, — я улыбнулся от его жалкой тупости. — Неудивительно, что ты не чувствуешь вины, насилуя девочек. Хотя, я тоже почти не чувствую вины за то, что собираюсь сделать.

Его лицо с повязкой на глазах смотрело вверх, двигаясь вверх и вниз, словно он пытался учуять мой запах.

— Чего ты хочешь от меня, чувак?

— Каллин послал меня убить тебя, — солгал я. — Твоя шайка стала чересчур властной, и он хочет убрать вас с пути. К сожалению, у Каллина слишком много связей, чтобы я мог убрать его в одиночку, — я присел перед ним на корточки, и мой нос свело от резкого запаха мочи, исходящего от Юлия. — Видишь ли, я не хочу убивать тебя, Юлий. Думаю, глубоко внутри, ты хочешь быть хорошим, не так ли?

— Да. Я не… я хочу выбраться. Я больше не хочу этим заниматься.

— Ладно. Вот что мы можем сделать. Нам нужно ФБР на нашей стороне. Каллин слишком силен, чтобы разрушить его в одиночку. Они должны узнать, чтобы происходит глубже. Так что, я собираюсь оставить послание контакту, который у меня есть. Думаю, он может помочь, но ему нужны какие-нибудь доказательства. В противном случае, боюсь, мне придется оставить тебя здесь умирать. Потому что я не могу заставить себя убить тебя. Ты понимаешь?

— Да, да, — он поерзал на месте. У него, наверное, галлюцинации от голода и обезвоживания, если он купился на всю эту чушь. — Я сделаю это.

— Хорошо. Я включу камеру, и хочу, чтобы ты рассказал мне все. Свое имя, о своей команде, и о том, как во всем замешен Каллин.

Его губа задрожала, и он рьяно закивал.

— Ты отпустишь меня?

— Конечно. У меня будет все, что нужно против Каллина. И я обещаю, что освобожу тебя.

Я включил камеру на телефоне и нажал «запись», не произнося ни слова. После десятисекундной паузы Юлий начал говорить. В течение десяти следующих минут он признался в похищениях, сделках с наркотиками, зачистках Каллина и личном присутствии мэра на операциях. Все недостающие кусочки, которые я не смог бы найти даже в подпольной сети, слетали с его языка.

Пока, наконец, он не закончил.

— Спасибо, Юлий, — я сунул маленький телефон в пластиковый пакет, затем в карман и снял повязку с его глаз, позволяя ему приспособиться к освещению.

— Кто… кто ты такой? Ты выглядишь знакомо, — он прищурил глаза, изучая мое лицо, затем выпучил их настолько, что они едва ли не выпали из глазниц. — Ты… я знаю тебя, — неожиданность быстро превратилась в рыдания. — Пожалуйста, не убивай меня, мужик. Прошу, — он раскачивался под веревками так сильно, как только мог. — Это место. Голоса. Призраки. Я нахрен схожу здесь с ума!

— Ты знаешь, сколько было моему сыну, когда ты выстрелил ему в спину, Юлий? — Я вонзил кулак в его лицо прежде, чем он мог ответить, выбивая один из передних зубов, который с хлюпающим звуком упал в воду. — Пять. Ему было пять лет.

Как только я отрезаю ухо мужчине, мою голову отводит назад, и удары кулаками обрушиваются на мою щеку, пока все, что я могу сделать, это упасть на пол в полубессознательном состоянии. Комната бесконтрольно вращается, а посередине мечется красное пятно.

Красная пижама моего сына.

Он пятится из комнаты, наполненной видами, которые навсегда разрушат его жизнь.

— Папочка? — плачет он, и все, что мне хочется сделать, это сгрести его в объятия. Сказать ему, что все будет в порядке, держать его и убедиться, что хотя бы маленькая частичка его еще не была разрушена от того, что он увидел, но тьма быстро сгущается.

Я ползу к нему.

— Джей? — Я тяну к нему дрожащую руку.

Черные ботинки перекрывают мне вид.

— Эй… малыш. Я дам тебе пять секунд, чтобы убежать. Пять. Четыре.

Мои крики рикошетом отскакивают от стенок моего черепа, пока время ускользает по секунде.

Крики моего сына прекращаются с выпущенной пулей.

— Я… мне жаль, — шепелявые слова Юлия вырвали меня из моих воспоминаний. — Мы… нам сказали это сделать…

Я снова ударил его, повернув голову в сторону ударом, пока он выплевывал кровь.

— Через два дня у него должен был быть день рождения. Он всю неделю говорил мне, с каким желанием хотел его. Как он не мог дождаться, чтобы задуть шесть свечек на своем торте, — я проглотил слезы от воспоминания, позволяя боли и ярости окатить меня такой волной адреналина, которая мне была нужна. — Но этого никогда не случилось.

— Пожалуйста, не убивай меня, мужик. Пожалуйста.

Я выхватил нож, который держал на бедре одной рукой, и сжал его подбородок, вторгаясь пальцами ему в рот, пока второй крепко схватил его язык. Он укусил меня за палец, и я обрушил очередной удар на его лицо, выбивая еще один зуб. Несмотря на брыкания и крики, я начисто отрезал ему язык.

От приступов удушья и булькающих звуков я с отвращением изогнул губы.

— Уже не так охотен до сладких речей, да, Юлий? — Я помахал его языком у него перед глазами и выбросил в воду. Протискивая дуло своего пистолета в его рот, я прикусил губу на мгновение, ожидая, пока умолкнут его рыдания.

— Эй… малыш… я дам тебе пять секунд, чтобы убежать. Пять.

От его криков на моем лице расползлась широкая улыбка.

— Четыре. Три. Два, — я взвел курок. — Ты готов освободиться?

И затем опустилась тьма.

***

Стягивая с пальцев черные кожаные перчатки, покрытые липкой кровью, я бросил их на пол и выхватил пару щипцов из пластикового пакета. Стоит поблагодарить Алека за всю эту стерильную технику. Он научил меня всему, что делают криминалисты в лаборатории полиции, и тому, как даже самое маленькое волокно можно проанализировать. Я и понятия не имел, что весь генофонд можно найти, имея лишь корень человеческой волосины. Завораживающе.

Алек был мастером на все руки. Пока я намеревался отбросить сомнения и отправить запись ДеМаркусу Корли без задней мысли о том, что у них есть вероятность отследить меня, Алек настоял на том, чтобы хорошенько позаботиться об уничтожении этой вероятности.

Придерживаясь его требований, я положил конверт на пластиковый квадрат, который положил на переднее сидение своей машины, и подписал его адресом единственного копа, который уже заслужил доверие.

Возможно, он найдет что-нибудь полезное в признании Юлия.

Глава 20

Ник

Держа тарелку с едой в одной руке, я вошел в комнату Обри, находя ее лежащую на животе с книжкой в руках.

— До сих пор читаешь?

Она перекатилась на бок и подперла голову рукой, глядя на меня, как сраный Флинтстоун с постера в своем драном платье, посылая через мое тело внезапный поток жара.

— Она единственная, так что я не спешила с ней.

Женщина вернулась к своему чтению, не отрываясь даже, когда я поставил тарелку.

Я бросил ей футболку и пару своих шорт, почти ненавидя тот факт, что ей придется переодеться, но, черт возьми, мне не нужно было думать о ней, стирающей свои трусики. Мне нужно было следить за вещами покрупнее. Кроме того, ради всего святого, она была моим врагом — аргумент, который терял свой вес с каждым новым днем.