Блеск капель пота, покрывающего его кожу, был заметен в свете луны. Его брови сошлись вместе под тяжестью боли, а тело тряслось, как и мое.

— Ник, — прошептала я. Порыв лечь рядом с ним и успокоить тянул меня вглубь комнаты, словно инстинкт манил меня пойти к нему и унять его агонию.

Мужчина обмяк на кровати и воздух пронзил поток ругательств.

Пятясь назад к двери, я выскользнула из комнаты в момент, когда его глаза распахнулись. Сердце грохотало о ребра, и я ахнула, чуть не промахнувшись дверным проемом.

Из коридора я заглянула в щель, наблюдая, как он вертикально уселся на самом краю кровати, удерживая голову руками и раскачиваясь вперед и назад. Его частое дыхание прерывалось хныканьем, и я уловила блеск чего-то, что он вытащил из тумбочки рядом с собой.

Его рука дрожала, пока, ровно удерживая длинное лезвие, Ник надрезал свою кожу.

Чуткий голос выкрикивал откуда-то изнутри меня — я укоренила его там в раннем возрасте, чтобы излечивать других, благодаря моей прекрасной матери. Именно он стал причиной, по которой я решила работать психотерапевтом — чувствовала желание помочь чьей-то боли. Видение Ника таким, хоть он и был моим похитителем, вызывало во мне не меньше сожаления. Боль раскрылась внутри моего сердца, словно цветок, когда он принялся встряхивать свою покрытую шрамами руку.

Каким бы жестоким или доминирующим он не казался, этот мужчина был сломлен. Терзаемый чем-то. Разрушенный неведомой болью.

От чего?

Это был вопрос, который подобно чуме, заполнил мой разум, пока босые ноги несли меня назад в свою комнату.

***

Закрыв книгу, я отложила ее на кровать рядом с собой и уселась прямо, когда Ник появился в дверном проеме моей комнаты с примерно дюжиной пакетов в руках. Войдя, он поставил их все на пол, вышел, взял коробки с обувью и коробку молочно-голубого цвета, внося все это и ставя в центре комнаты.

Хоть содержимое и оставалось неизвестным, я не могла перестать пялиться на руку, где, я знала, начал формировать новый шрам.

Я скользнула ногами с края кровати, до сих пор неуверенная, что, черт возьми, происходит, но любопытство взяло верх, и с легким кивком от Ника, дающим мне разрешение, я подползла к коробкам.

В каждой я нашла изобилие платьев, рубашек, джинсов, маек, трусиков и туалетных принадлежностей. Две коробки с обувью — пара кедов-чаксов и берцы, обувь именно того стиля, который я предпочитала до встречи с Майклом. Словно Ник каким-то образом выдернул их из моего прошлого.

— Я не… выбирал это, — Ник нарушил тишину.

— Нет, это… вещи классные, — мой взгляд бы приклеен к пакетам с одеждой, и я подарила ему полуулыбку. — Спасибо… за то, что делаешь это. Я соскучилась по обычной одежде.

Я чертовски сильно хотела спросить его о прошлой ночи, о кошмаре и порезе, об именах, которые он выкрикивал. Благодаря длинному рукаву его куртки, я поймала лишь малюсенький кусочек кожи, исполосованный шрамами.

— Ты носила такую одежду?

— Ага, до того, как стала женой политика, после чего мой гардероб изменился на кашемир и шелк. И жемчуг, — я покачала головой от этой мысли. — Двадцать четыре года, а уже жемчуг. Единственная женщина в моей жизни, носившая жемчуг, была моя бабушка.

Сунув руки в карманы джинсов, Ник пожал плечами.

— Не знаю, кажется, соответствует работе жены богатенького политика.

Я принялась играть шнурками чаксов.

— На самом деле, это не соответствовало ни одной из моих работ. Особенно не той, для которой одеваешься, чтобы упасть и вываляться в грязи.

— Кем же ты, бл*дь, работала? Борцом в грязи?

Смех вырвался из моей груди, и звук показался таким странным. Я не смеялась так долго, и по хмурому выражению на лице Ника, он тоже чувствовал себя странно.

— Нет. Я была психотерапевтом. Мне нужно было выходить на работу раз в неделю, и обычно это было во время одной из встреч Майкла за городом. Каждую среду мне давалось ровно три часа блаженства.

— Что ты там делала? Передавала фото своего мужа молодым впечатлительным будущим избирателям.

Я опустила взгляд, и моя улыбка померкла.

— Кажется, я обманом заставила всех думать, что я всего лишь кукла, — притягивая колени к груди, я обняла их руками. — Хорошо для меня. Важнее всего, как именно ты выживаешь. Мне нравится думать, что в некоторые дни за те три часа я делала больше добра, чем за всю свою жизнь.

— И что заставило тебя пойти в психотерапевты? — Он скрестил руки на груди и оперся о стену.

— Ну… — Из меня вырвался смешок, похожий на икоту. — Внутри каждого психотерапевта живет пациент, — я пожала плечами, до сих пор играя со шнурком. — Мне сначала самой нужно было разобраться с несколькими вещами, так что я думала, что помощь другим научит меня, как это сделать.

— Поэтому ты порезала себе вены? Пытаясь разобраться?

«Зачем ты порезал себя?» — хотелось спросить мне. Прошла неделя с тех пор, как он увидел шрам на моем запястье, и я думала, что он забыл о нем.

— Ты первый.

Он покачал головой.

— Нет. Рассказывай. Почему ты пыталась наложить на себя руки?

— Какая разница? — Парой дней ранее он спросил меня, чем отличался мой шрам от других. — Это вставляет палки в колеса твоих планов, или что-то в этом роде? Почему ты кипятишься по этому поводу? Это делает меня испорченным товаром для какого бы там ни было плешивого толстозадого отморозка, которому ты собираешься меня сбагрить?

Подергивание на его щеке дало мне понять, что он хотел засмеяться, хотя мудро сдержался, отчего мои мышцы окатило злостью.

— Я не говорил, что кипячусь. — Ровный, полный серьезности тон его голоса когтями вцепился в мое терпение. Мне хотелось узнать его секреты, а не раскрывать свои. — Я сказал, что хочу узнать, почему ты это сделала.

Нет. Это был ящик, который я так прекрасно умудрялась оставить закрытым, и не намеревалась открывать его кому-либо. Особенно ему. Будучи психотерапевтом, ранимость — была вещью, которую я научилась держать при себе. Одно дело — рассказывать студенту на лекциях что и к чему, но другое — выпустить секреты из темного ящика. Это был мой ящик. Он мог получить любую другую историю, любой другой ящик из моей головы, кроме этого.

— Спроси о другом. Я не хочу говорить об этом.

— Хорошо. Как насчет того шрама, что на твоей спине? — Всего лишь одна рана, нанесенная с неестественным зверством, хоть и несущая в себе больше злости, чем боли.

— Я ушла на похороны отца и не сказала Майклу.

Ник кратко нахмурился, отчего кожа на лбу собралась складками.

— Он шрамировал тебя потому что ты пошла на похороны своего отца?

— Нет. Он шрамировал меня за то, что я нарушила одно из его правил. Не сказала ему, куда собиралась, поэтому он привязал меня к столбу в подвале и отхлестал. — Садясь на задницу, я прижалась спиной к стене у кровати недалеко от места, где он поставил пакеты с одеждой. — Он оставил меня там на три дня. Врач приезжал к нам домой, чтобы проверять раны и не допустить обезвоживание организма.

— Врач приезжал к тебе, а ты ни разу не заявила о том, что Каллин сделал с тобой?

— Кому, Ник? — Я машинально потерла внутреннюю часть ладони большим пальцем. — Ему принадлежит полиция. Врач не сказал бы ни душе, не рискнул бы, потому что, после такого его язык отрезали бы и выбросили в сточную канаву. Некуда было бежать. У него везде связи. — Жизнь с Майклом походила на ловушку, в которую тебя поймал диктатор в чужой стране, где ты окружен людьми, которые не говорят на твоем языке.

— Какого хера ты вообще влюбилась в этот кусок дерьма? Зачем вышла за него замуж? — спросил Ник.

— Люди вступают в брак по разным причинам. Моя не имела ничего общего с любовью. Я потеряла веру в романтическую любовь.

Ник ничего не ответил, просто уставился на меня.

— Теперь ты.

Его взгляд скользнул в сторону от меня, и я ожидала, что он проигнорирует вопрос, так и останется козлом и оставит меня здесь сидеть с открытой раной, пока будет уходить. Удивив меня, он провел рукой по голове, поверх шрама.

— Я получил пулю в череп. Провел год на физиотерапии, психотерапии и еще хер-знает-какой-терапии. Иногда у меня все еще случаются проблемы со словами, и я больше не могу выполнять тяжелую работу правой рукой. Поэтому пришлось научиться стрелять левой. — И словно он смог предвидеть мой следующий вопрос, Ник покачал головой. — Это все, что я тебе скажу.

Маленькими шажками. Со временем я, может, и разберусь, что преследует его во сне, но на данный момент я узнала немного больше о нем. Он узнал немного обо мне, что, я надеялась, поможет изменить его какие бы там ни было предвзятые мысли, составленные о фальшивой персоне, в роли которой он видел меня по телевизору. Я не была той женщиной. Черт, я бы чувствовала к ней отвращение, если бы не знала благородного человека, скрытого где-то под поверхностью.

Опуская взгляд, я уставилась на молочно-голубую коробку и мои глаза расширились. Книги лежали в ней одна на одной, и, изучив каждую обложку, я не смогла не улыбнуться. Фолкнер. Шекспир. Теннесси Уильямс. Харпер Ли и мой любимый По. Даже несколько романов вдобавок. Я снова подняла глаза на Ника.

— Ты принес мне книги?

— Было местечко, в которое я часто заглядывал давным-давно. «Кингстонс Бук». У них есть много старой классики.

Я подняла голову.

— Ты зависал в книжном магазине? Я в шоке.

Его глаза метнулись в сторону от моих, и ямочки заплясали на его щеках.

— Я заходил туда не только за книгами, — улыбка на его лице увяла, превратившись во что-то более серьезное. — Там мы встретились с моей женой.

Попытка не пялиться на его безымянный палец, должно быть, заставила мои глаза бегать во все стороны, словно у наркомана.

— Ты… женат?

Он фыркнул и прочистил горло.

— Она… мм… умерла.

Это была Лена? Имя, которое он выкрикивал во сне? Я никогда не ладила со словами, так что сфокусировала взгляд на книгах на коленях, поджимая губы прежде, чем наконец сказать:

— Ник, мне жаль.

— Так или иначе, владелец магазина сказал, что эти книги были одними из его любимых, так что я прихватил их все.

— Я люблю их. Спасибо, — и снова наши взгляды столкнулись, и я почувствовала что-то другое в Нике — любопытство, горящее в моей голове. Мертвая жена? Получил пулю в череп? Вопросы начинали накапливаться, что означало, я начала собирать кривой пазл в своей голове, сначала складывая угловые и боковые фрагменты в надежде, что в итоге доберусь до центра. — Ты долго собираешься меня удерживать, да?

— Столько, сколько потребуется.

Конечно, его холодное и отстраненное поведение сделает этот пазл одним из самых запутанных, что мне приходилось складывать.

— Для чего именно?

Его брови взлетели вверх.

— Если бы я тебе сказал, мне пришлось бы тебя убить. Давай останемся в хороших отношениях.

Глава 29

Обри

Неделя пролетела незаметно, и Ник оставался отстраненным, появляясь лишь, чтобы принести мне еду. Он не прикоснулся ко мне с тех пор, как я принимала душ, и говорил не особо много. Я держала свои мысли при себе, когда он находился рядом, рисовала в своем альбоме или читала большую часть времени и бродила по дому, как только он уходил. Пока я оставалась подальше от входной двери, Блу, казалось, был не против того, что я исследую дом.

В черных джинсах и белой футболке, которая облегала его выпирающие мышцы на руках и груди, Ник встал в дверном проеме с черной кожаной курткой, переброшенной через плечо.

— Нужно бежать. Я должен забрать кое-что. Надолго не задержусь.

Ну, это что-то новое. Он никогда не сообщал мне о своих планах. Это стало похоже на то, словно мы превратились в сожителей, а не были на самом деле похитителем и похищенной.

— Ладно.

Ник щелкнул пальцами, и Блу подскочил на ноги, после чего парень завел его в мою комнату.

— Просто не говори с ним, как с ребенком. Не хочу, чтобы он превратился в киску.

Смеясь, я похлопала по кровати рядом с собой, чтобы Блу там сел. Пес занял важное место возле меня и облизал мне щеку.

— Спасибо, — сказала я, почесывая его шею под ошейником.

Ник провел большим пальцем по носу собаки.

— Если бы я знал, — сказал он и покинул комнату.

Мгновение я пялилась ему вслед, просто пытаясь понять последние три минуты. Прошла неделя, а я так и не узнала ничего об этом человеке. Рамка пазла все еще ждала свои фрагменты. Это то, что удерживало меня здесь, когда я должна была разрабатывать план побега.

Живя с Майклом, я всегда планировала побег. Всегда искала лазейки в стенах или способы нарушить его правила. Он никогда не оставлял меня одну в доме без присмотра, пока свободно приходил и уходил. У меня даже собрался опыт по побегам. Несколько раз я была близка к свободе. И все равно вот, где я сейчас, сижу одна с собакой, с которой подружилась с помощью того же шарма, который использовала на хищных людях вроде тех, что попадались у меня на пути.