Я допил остатки виски и поставил его на столе.

— Лорен больше не девочка. Ей девятнадцать.

— Она что-то вроде дочери для тебя?

Тупая боль запульсировала в моем сердце при мысли о том, чтобы оборвать с ней все связи.

— Была. Сейчас она выросла. У нее свое жилье. И в колледж ходит.

— Значит, ты вырезал себя из ее жизни?

— У нас с Лорен есть правило. Никаких связей.

— Связи делают тебя уязвимым, — она отвела свой взгляд. — Итак, скажи мне... что ты будешь делать после того, как воплотишь свою месть?

— Я не загадывал так далеко.

— Потому что ты не знаешь, что на другой стороне? — Обри не подняла глаза. — Ты боишься, что у тебя не будет цели, как только ты его убьешь? Вот почему ты избегаешь связей? — Когда Обри наконец подняла голову, мои мышцы напряглись, когда я посмотрел в ее глаза, казалось, смотрящие прямо в мою душу. — Они связывают тебя с миром? С жизнью?

— Я не могу тебе лгать, Обри. Я не тот человек, которым ты меня считаешь. — Я сражался с ее взглядом, не отводя от нее глаз, но, черт возьми, она могла разрушить защиту человека. — Я знаю, что в твоей жизни случилось какое-то конченое дерьмо. Но оно не может быть хуже моего. Я хочу быть белым рыцарем, который отгонит все твои ночные кошмары, — наконец, разорвав наш зрительный контакт, я опустил голову. — Я был им раньше. Теперь во мне так много темноты, и я боюсь... — Черт, я даже не мог сказать слова, которые мучили меня последние пару дней.

— Ты ничего не боишься, Ник.

— Я боюсь причинить тебе боль, — кивнул я, смирившись с тем, что признался, что, в конце концов, станет меньшей болью для нее. — Ты права. После этого для меня ничего не останется.

Боковым зрением я мог увидеть, как она скрещивает руки.

— Так, это... касается того, почему ты выжидаешь. Последнее «ура», прежде чем ты отправишься устроить взрывное огнестрельное шоу, так?

Я не мог посмотреть на нее, не говоря уже о том, чтобы ответить на вопрос.

— Я ведь тоже не та женщина, которой ты меня считаешь. Ник, я не ищу белого рыцаря. Я наплевала на белых рыцарей давным-давно. — Она вдохнула от моего непробиваемого молчания. — Зачем ты удерживаешь меня? Почему не отпустишь меня, или еще лучше, почему ты не убьешь меня?

Ухмыляясь, я покачал головой на то, что превратилось в смехотворную мысль. Странно, как разум мог переходить из одного состояния в другое.

— Я, может, и долбанутый на голову, Обри, но я не смог бы убить тебя, даже если бы попытался. Не теперь.

— Тогда зачем удерживать меня здесь? Почему ты не освободишь меня?

— Я еще не могу.

— Почему? Черт возьми, скажи мне, почему! — Ее кулак опустился на столешницу, и я поднял взгляд. Несомненно, она чувствовала такое же состояние неопределенности, в котором я был подвешен. — Я устала слышать, что ты не можешь. Я хочу знать, почему ты не можешь! Я видела... — Она прочистила горло. — В твоей комнате. У тебя есть мои фотографии. Им минимум год.

Я нахмурился, услышав о вторжении, размышляя о том, как много она узнала о моей жизни, когда рыскала в моей комнате.

— Ты рылась в моих вещах?

— Мне нужны ответы. Мне нужно знать, какую роль я играю в этом, Ник.

— Алек хочет тебя оставить. — Я хочу тебя оставить. Я чувствовал себя эгоистичным ублюдком, более жестоким, чем любой из мужчин, которых я убил за последние две недели. Передо мной сидело красивое раненое создание, оказавшееся в моей маленькой темной клетке, умоляя меня о свободе. Свободе, которую я отказывался предоставить, потому что эгоистично жаждал чего-то большего. Больше, чем она.

— Для чего? Ты сам хотя бы знаешь? Я бесполезна для Майкла. Если ты думаешь, что выиграешь какую-то сделку века, предложив меня взамен, ты ошибаешься! Ему насрать, если даже ты убьешь меня. Единственное, о чем он будет сожалеть, что не сделал этого сам! И если он придет к тебе за местью, это только потому, что ты подбил его на это. — Она подняла мой телефон со столешницы и пнула меня им в грудь. — Звони своему Алеку. Спроси его, чего он от меня хочет.

— Ты не понимаешь, Обри.

— Позвони ему.

— Я не могу...

Ее подбородок дрогнул с вызовом, чем я в какой-то мере наслаждаюсь. Благодаря его золотистым глазам, полным огня, черт меня дери, если я не почувствовал, что по моему телу пронесся поток. Огонь, что полыхал под кожей, превратил меня в сплошной гибкий провод от тикающей до взорвавшейся бомбы похоти.

— Тогда попробуй остановить меня, когда я уйду. — Она развернулась — длинные пряди волос заплясали вокруг плеч — и побежала прямо к двери, ведущей из кухни.

Я ринулся вперед, толкая ее спиной к стене, прижимаясь членом к ее сердцевине, пока она не почувствовала мою потребность в ней. Обхватив ее подбородок правой рукой, я зашипел, когда ее губы сжались. Черт побери, эти маленькие револьверные губки могли бы превратить меня во взорвавшуюся бомбу немедленного действия.

Я впился губами в ее губы и украл поток яростной ругани, которую она собиралась выплюнуть.

Обри пытаясь разорвать поцелуй. Бесполезно.

Потирание о нее медленными толчками утихомиривало приглушенный спор, вибрирующий напротив моих губ. Захватив ее волосы на затылке, я убедился, что она не смогла бы выскользнуть из моей хватки, и Обри сдалась, выгнув свое тело к моему.

— Хочешь правду? — спросил я. — Да, план был убить тебя вместе с Каллином, если он не пойдет на переговоры. Хоть я не собираюсь убивать тебя, но я также не собираюсь возвращать тебя обратно тому куску дерьма, что зовется твоим мужем. Но я не могу... отпустить тебя, пока что. — Скрипя зубами, я сжал кулак, которым удерживал ее за волосы. — Ты понимаешь? Я не могу.

В моих глазах, должно быть, четко и ясно читалась мольба.

За прозрачным щитом из слез ее глаза смягчились перед поражением.

— Да. Я понимаю. И это, пожалуй, делает меня такой же долбанутой на голову, как и ты.

Глава 39

Шеф Кокс

Кокс припарковался на круглой подъездной дорожке недавно обновленного особняка Брэндона Мелоуна. То, что наркобароны жили лучше, чем долбаный шеф полиции, кусало этого самого шефа за зад. Он поковылял вверх по лестнице к входной двери, съеживаясь от гортанного рычания, которое послышалось в виде предупреждения с той стороны. У Мелоуна было три датских дога, и Коксу хотелось пристрелить гребаных любителей костей, что уже были на взводе, еще когда он впервые с ними повстречался.

Раздался звук дверного звонка, пробудившего собак, которые сорвались на бешеный лай, пока дворецкий не подошел к двери, удерживая одного из дьяволов за ошейник, пока тот пошатывался и обнажил зубы.

— К Брэндону.

— Конечно, шеф Кокс. Вот сюда. — Дворецкий рявкнул команду собакам, и все трое отступили к стене фойе, где сели и застыли в напряженной позе.

Оказавшись внутри, Кокс последовал за дворецким в заднюю часть особняка, любуясь хрустальными люстрами, дорогими картинами, импортными гобеленами, мраморными лестницами — всем тем дерьмом, которого Кокс не мог себе позволить. Декорации превратились в помещенные в рамки джерси «Пистонс», подписанные бейсболки «Тайгерс» и шайбы «Ред Винс», что содержались в стеклянных шкафчиках — разнообразие спортивных атрибутов, которые наполняли игровую комнату Брэндона (прим. пер. — «Пистонс» — баскетбольная команда Детройта, «Тайгерс» — бейсбольная команда Детройта, «Ред Винс» — хоккейная команда Детройта).

Брэндон сидел среди незнакомых чернокожих мужчин вокруг секционного дивана — некоторые из них пили, курили, другие фыркали — и Кокс сел рядом с ними. По телевизору размером с экран в кинотеатре показывали футбол, и женщины, одетые в одежду настолько тесную, что Кокс мог увидеть их соски через ткань, сновали вокруг и между ними.

— Шеф Кокс. Надеюсь, у тебя есть новости о моем брате, — обратился Брэндон, затягиваясь сигарой.

Со стойким выражением лица Кокс ответил:

— Твой брат был найден сегодня утром на старом вокзале. Его изрезали и оставили истекать кровью. Крысы уничтожили большую часть внутренностей.

Брэндон ринулся вперед на своем месте, сбросив женщину, что лежала у него на коленях, на пол. Его ноздри затрепетали, когда он поднес оба кулака к вискам, ударяя по ним.

— Кто этот е*аный урод? — проревел его голос, заглушая комментатора по телевизору. — Он перешел дорогу неправильной, бл*дь, семье!

Пока Брэндон сидел, раскачиваясь, от истерики чуть не всосав большой палец в рот, Кокс наклонился вперед в своем кресле. Ему стоило тщательно выбирать слова. Хотя Брэндон передавал сообщения через Кокса и платил через Кокса, потеря родного брата могла стать причиной урагана его безумия. Достаточной, чтобы сделать что-то глупое, например, застрелить гонца, принесшего весть.

— У нас была подсказка, за которой мы последовали. Но опять же, мне нужно кое-то узнать. Три года назад твоя команда ворвалась в дом на Теодор-стрит. Вы сожгли его. Ты это помнишь?

Нахмурившись, Брэндон раскинул руки в сторону.

— Да, и что, бл*дь?

— Мужчина, который жил в этом доме. Ник Райдер. Ты убил его?

— Выстрелил ублюдку в череп. Да, мы убили его. Он сгорел в том доме.

— Ты уверен?

— Уверен, — он выпрямился, снова выбрасывая руки. — У*бок связан с моим братом?

— Потому что я думаю, что твой брат был убит в отместку за то, что вы сделали той ночью, кем-то, кто знал этого Ника.

— Кто это? Мне нужно его имя.

— У меня еще нет имени, — солгал Кокс, отталкиваясь от кушетки. — Но я скажу тебе вот что. Если ты мне лжешь, и если он не умер, я прикончу тебя, а то, что случилось с твоим братом, покажется убийством из милосердия по сравнению с тем, что я с тобой сделаю.

Взметнувшись на ноги, Брэндон вытащил пистолет, что был у него на бедре.

— Думаешь, что можешь разговаривать со мной вот так? Я поджарю твою е*учую белую задницу прямо здесь!

— Ого! — Один из его дружков засмеялся, их глаза закатывались с такой силой, что Кокс задавался вопросом, как ублюдки вообще понимали, что здесь происходит.

— А ты будешь принимать члены в задницу в своей тюремной камере всю свою оставшуюся жизнь, ты е*аный, гнилой кусок дерьма, — ответил Кокс, несмотря на пистолет, все еще взведенный в хватке Брэндона. — Не забывай, кто подписывает тебе сраные чеки.

Брэндон фыркнул, его челюсть сдвинулась, когда он провел рукой по носу и опустил пистолет.

— Еще хотя бы раз наставишь на меня пистолет, последнее, что ты увидишь, будет наконечник моей пули, что рассечет твой череп пополам.

Нагнувшись, Кокс схватил свернутую в трубочку купюру, что лежала на стеклянном кофейном столике, и перед тем, как направиться к двери, втянул в нос дорожку кокаина, которую сделал один из придурков рядом с ним.

— Хорошего дня, отморозки.

Глава 40

Обри

Лежа в кровати, полной подушек, в спальне Ника, где в старом кирпичном камине потрескивал огонь, я почувствовала, как мои веки потяжелели, когда обнаженным телом Ник прижался к моему.

— Итак, это место... ты долго здесь живешь?

— Всего пару месяцев.

— Здесь всегда было отопление, вода и электричество, или ты сам все сделал?

Он поцеловал чувствительное место у меня за ухом, и я дернулась, от щекочущего ощущения из-за его щетины.

— Сам провел.

— Ты решил все эти проблемы только для того, чтобы похитить меня? Я польщена.

— Для тебя только самое лучшее, — Ник прошелся губами по моей шее, посылая волнующее покалывание по упругой коже, пока поглаживал меня ладонью по голове.

— Твои руки не похожи ни на что, что я когда-либо ощущала, Ник. В твоем прикосновении и боль, и удовольствие.

— Боль? — Его слова вибрацией отдались от моего горла.

Продолжительно и непринужденно выдохнув, я закрыла глаза и перекатилась на спину, чтобы он мог посмотреть на меня, пока лежал, подперев голову рукой.

— Боль от осознания того, что это не принадлежит мне. Что это все временно.

Лазурные глаза резко посмотрели в сторону от меня.

— Быть ​​с тобой только усилило мои причины для охоты на Каллина. Не только из-за того, что случилось с моей семьей. — Он смотрел на меня, просверливая интенсивностью взгляда, брови нахмурились, а губа скривилась от отвращения. — За то, что он сделал с тобой. Какую боль он тебе причинил. Как пытал тебя. — Кончик его пальца скользнул по моему плечу. — Это прикосновение принадлежит тебе, Обри. И я обещаю те же руки, что стремятся доставить тебе удовольствие, принесут боль тем, кто причинил боль тебе. Я уничтожу кошмары, которые тебя преследуют, и принесу чертову голову Каллина на блюде за все то, что он с тобой сделал. За все, что он у тебя украл. Я обещаю тебе это.

Его лицо размылось из-за слез, что наполнили мои глаза.

— Что, если я скажу тебе, что не хочу этого от тебя? К черту Майкла. — Моя кровь бурлила от гнева. Была ли настолько важна месть, что он готов был умереть, рискуя? У Майкла было слишком много связей, чтобы его так легко можно было убить. — Я хочу тебя, Ник. Разве ты не понимаешь? Если ты умрешь, и даже если Майкл будет убит, в конце концов, он победит. Он заберет последнюю надежду, — я коснулась его щеки ладонью. — Я не могу потерять это. Не могу потерять тебя.