Пальцы щелкнули сбоку в поле моего зрения, отрывая мое внимание от пламени. Сначала я сражалась с ними, но они оказались настойчивыми. Женщина говорила со мной, словно я могла услышать, что именно она говорит. Словно меня это заботило. Словно я хотела, чтобы меня спасли.

Затем на меня снизошло понимание. Вывернуло наизнанку, болью сжало душу. Такой болью, от которой ныла каждая кость в моем теле, каждая мышца при новой попытке сделать вдох. Такая боль, которая заставит человека запереться в себе и умереть.

Я не могла произнести вслух слов, которые врезались мне в грудь, словно груша для сноса зданий, сокрушая мое сердце. Он мертв. Он умер.

Нет. Невозможно.

Мне хотелось побежать за ним прямо в здание. Другая часть меня жаждала смерти, которой под силу обнять и забрать с собой. Раздвоение парализовало.

Нет. Не может быть, чтобы настолько сильный человек встретил такой бессмысленный конец. Он заслужил большего.

Офицер, вцепившийся в меня, когда прогремел первый взрыв, стоял в стороне, разговаривал с медиками, излагая ответы, которые в своем сердце я не могла принять.

— Сколько из них было внутри?

— Похоже, многие из истсайдских и вестсайдских банд. Я бы сказал, около двух десятков убитых на первом этаже. В подвале? Двое, это точно. Подкрепление только прибыло, когда прогремел первый взрыв, и они не видели никого с западного или южного выхода, поэтому, насколько я знаю, Майкл Каллин и Николас Райдер были единственными на нижнем уровне. Туннели вывели туда, и мы не видели, чтобы кто-то вышел. Поэтому мне... смею предположить, что они мертвы.

Мертвы.

Это слово повторялось в моей голове, бесконечная агония когтями сжимала живот. Он не мертв. Он не может быть мертвым.

— Вы чувствуете какую-нибудь боль? — голос медика резко прозвучал над моим ухом, и я повернулась к ней лицом. Она выглядела усталой, с морщинами в уголках глаз и темными кругами под ними.

— Что? — слово слетело непроизвольно, когда я переваривала вопрос. Чувствовала ли я боль? — Да.

— Вы можете сказать мне, где именно больно?

Жжение укололо нос, и я зажмурилась, когда ее облик размылся за пеленой слез.

— Везде.

Глава 53

Обри

Если я не думала о нем, то это было в те краткие моменты забытья. Моменты безумия, когда чему-то в мире удавалось отвлечь меня. Я стала сломленной женщиной, которая могла лишь двигаться. Пустой внутри.

Прошла почти неделя с момента пожара, а я все еще не могла функционировать.

Даже так, я все равно смотрела на серые стены маленькой комнатки, которая каким-то образом оставляла металлический привкус в моем горле, вероятно, из-за всей стали в таком маленьком пространстве. Стол. Оружие. Мои нервы.

Я должна была упиваться своей новообретенной свободой.

Вот только мой мир был похож на клетку, в которой я стала добровольным пленником.

Он был мне нужен. Я могла почувствовать призрачные ощущения на моей коже всякий раз вспоминая первую ночь, когда мы занимались любовью. В течение многих лет я носила свою броню, отбивая боль, но стала ничем иным, как пустой раковиной, на грани того, чтобы быть разбитой на миллион осколков.

— Вы сказали, что человек, который вас похитил, утверждал, что его звали Николас Джеймс Райдер? Тот самый Николас Джеймс Райдер, который якобы погиб в пожаре три года назад?

Следователь, имя которого я не могла вспомнить, сидел напротив меня в комнате для допросов. Я сидела там часами, словно преступник.

— Да.

— И он признался, что был убийцей Око за Око, а также Ахиллесом Х, вроде средства возмездия за то, что было сделано с его семьей?

— Да. — Я давала короткие ответы, как и натренировал меня мой адвокат.

— И именно ваш муж якобы отвечал за убийство всей его семьи?

— Это то, что он сказал.

Он сделал паузу, записывая.

— То, что сказал кто?

Я изучала рубцы на его лице и заметила, что пот обильно стекал под воротник его рубашки. Хлопья перхоти усеивали его темно-серый пиджак, и мой взгляд взметнулся к неопрятной копне жирных каштановых волос. Рядом с ним стоял картонный стаканчик, от которого доносился запах дешевого кофе. Я стала сосудом, впитывающим наблюдения, сохраняя мысли и беседы. Немой коробкой секретов.

— Ник.

Телевизор, висящий в углу комнаты позади него, показал Ахиллеса Х, его лицо в маске говорило безмолвно, так как звук был выключен. Текст большими буками бежал по экрану и нес то же самое мучительное сообщение, которое слышалось последние два дня, поскольку репортеры новостей сложили историю:

«Жители Детройта. Если вы смотрите это видео, значит, я уже мертв. Ваш мэр нарушил очень торжественную клятву защищать вас и служить вам. Он убийца, вор и лжец. Я собирался раскрыть себя, но Ахиллес Х больше, чем то, что скрыто под этой маской. Больше, чем плоть и кость. Неважно, кто я. Я всего лишь раковина для вмещения веры, разделяемой всеми нами. Speramus meliora resurget cineribus. Детройт восстанет из пепла (прим. пер. — девиз Детройта). Операция «Отбор». Операция «Дьявольская ночь». Завершены».

— Это не имеет смысла, — следователь покачал головой, отвлекая мое внимание от экрана. — Существует две совершенно разные личности, когда дело доходит до этих преступлений. Моя теория по-прежнему заключается в том, что Ахиллес Х и убийца Око за Око — два человека, работающих вместе.

— Она сказала вам то, что сказали ей, — мой адвокат сидел рядом со мной, перелистывая заметки, которые сделал во время допроса. В отличие от следователя, Майлз был чисто выбрит, с ухоженными ногтями и носил очки в тонкой оправе, которые придавали умный вид. — Мы будем сидеть здесь и продолжать повторять одни и те же вопросы? Моя клиентка пережила очень тяжелую неделю.

— Еще один… вопрос. Есть кто-нибудь, у кого могло бы быть недовольство вашим мужем? Вендетта? Помимо Николаса Райдера, который, по вашим утверждениям, был Ахиллесом Х?

Не давай им больше, чем необходимо. Оттолкни правду. Не позволяй им увидеть ее на своем лице. Я чувствовала себя преступником, но единственный настоящий преступник умер в том огне.

Я не могла сосчитать количество людей, которые могли захотеть отомстить моему мужу, всех этих призраков, шепчущих мне на ухо в тот момент. Я бы не позволила, чтобы Майкла считали жертвой, когда он сам превратил в жертв стольких людей. Я могла бы предоставить список имен. Людей, которые стали жертвами насилия Майкла, включая нашу собственную горничную, Элизу, которой отрезали язык, когда она спросила о фотографиях, найдя их во время уборки его кабинета. У полиции были улики. У них были доказательства. Все, что еще может привлечь к ответу не того человека и неизбежно заставить их боготворимого политика выглядеть мучеником.

— Мой муж нажил множество врагов в этом городе. У вас есть признание Юлия.

Губы следователя сжались в жесткую линию, он отвел взгляд от меня и резко кивнул.

— Если у нас возникнут другие вопросы, мы свяжемся. Приношу свои соболезнования по поводу вашей потери.

К черту Майкла. Я ненавидела принимать любое выражение сочувствия к нему, но это была игра, в которую я должна была играть.

— Спасибо, — я кивнула, чувствуя головокружение, когда встала со стула.

С момента взрыва у меня часто кружилась голова. Часть меня задавалась вопросом: обрету ли я вновь связь с миром? Смогу ли когда-нибудь ощутить себя цельной?

Вторую часть меня это просто не волновало.

Глава 54

Обри

С пристани я смотрела на океан, который окружал остров Бока-Чика — небольшой кусочек рая недалеко от Тихоокеанского побережья Панамы. Красные и оранжевые цвета испещрили полосами спокойную поверхность, отражающую небо, когда солнце начало заходить позади меня. Я никогда не пропускала закаты.

Получив страховку Майкла после его смерти, я смогла купить за наличные великолепную виллу, расположенную на более чем семидесяти акрах джунглей и фруктовых деревьев, с видом на крепость Ислита Кастильо на расстоянии. Я сочла это заслуженным удовольствием после пары месяцев изнурительных допросов и судебных процессов, на которых я играла лишь небольшую роль как жертвы похищения, так и скорбящей вдовы.

Имена были предоставлены подельниками Майкла и обменены на помилования и уменьшение срока заключения. Сделки Майкла были расследованы, его священный офис был разнесен в пух и прах. Самая душераздирающая часть всего этого всплыла во время признания Брэндона Мелоуна, который подробно описал жуткое и ужасное нападение на Ника и его семью. Он рассказал о жестоких пытках, которым его банда подвергла жену и сына Ника в ночь их убийства, и мое сердце сжалось, когда он рассказал, каким образом они избавились от них в конце по приказу Майкла.

От порыва ветра записка в моей руке зашелестела — та самая, которую я закопала в пепле в ночь, когда проснулась от наркотика. Последняя частичка, оставшаяся от мужчины, которого я любила.

Или мужчин, как оказалось.

В ней говорилось о месте, которое он видел однажды. Острове, что был слишком совершенным, чтобы быть правдой, и был расположен недалеко от побережья Панамы. В моем новом доме я нашла густые мангровые заросли, пушистый белый песок, нетронутые коралловые рифы и скрытые пещеры.

Мой собственный рай.

Я никогда не планировала быть окруженной тем, чего боялась, но такова была жизнь. Утопление и воскрешение каким-то образом успокоили мой страх воды — достаточно, чтобы я продолжала погружаться в тишину океана по ночам, когда чувствовала себя одинокой, мечтая о том, как руки Ника приведут мое тело к оргазму. Мое сердце ощущалось пустошью, но было дома в частном и уединенном стеклянном сооружении, среди густых вековых деревьев манго и экзотических существ. Днем я собирала авокадо и бананы. Ночью наблюдала, как луна поднимается над спокойными, умиротворенными водами.

Через пару недель после взрыва на заводе, когда я еще не перестала быть под пристальным взглядом следователей и специалистов или телохранителей, защищавших меня от возмездия, я вернулась в тот заброшенный особняк, где меня держали в плену. Я не ожидала найти конверт. Разумеется, они наверняка нашли бы его, когда обыскивали дом. Но он лежал там, спрятанный в пепле камина, где я его и оставила. Когда суета вокруг меня наконец утихла, я спокойно прочитала его. Каждое слово.

Ник оставил мне номера своих банковских счетов — доступ к миллионам долларов, которые я действительно никогда не потрачу на себя. Я пожертвовала часть денег местным школам и организациям Панамы по исследованию сердца. Ник также оставил мне указания в том, что говорить следователям и адвокатам во время судебных процессов.

Флешка содержала величайшие секреты. Я потратила время, чтобы изучить медицинские записи и выворачивающий наизнанку диагноз его диссоциативной личности, считающейся результатом травмы и посттравматического стресса.

Также я нашла два билета на самолет, словно он мог передумать и поехать со мной.

Тьма украла свет дня, и я потянулась к животу, потирая там, где маленькая выпуклость становилась заметной под моим платьем.

Частичка человека, которого я любила, росла внутри меня.

Я свистнула Ахиллесу — моему черному кане-корсо, который мчался через пляж и вилял хвостом, последовав за мной. Улыбаясь, я прижала письмо к груди и снова направилась к большому дому, крытому соломенной крышей, расположенному всего в нескольких ярдах от пристани.

Оказавшись внутри, я оставила письмо на гранитной столешнице кухни для гурманов. Пространство было спроектировано с самыми современными удобствами — современной мебелью, смешанной с классикой острова. Мебель была завезена с Бали, и повсюду были развешены захватывающие картины, предоставленные местными художниками. Такое странное противоречие цивилизации в древнем мире.

Я направилась к спальне, где королевского размера кровать ручной работы от плотников Панамы стояла пустой, убранной служанкой, которая приезжала на лодке каждое утро и делилась историями о своей семье. Она была доброй, пожилой женщиной, которая часто приносила мне вкусности. Я никогда столько не баловала себя латинской кухней, пока не приехала сюда, и после первого укуса я не знала, как я так долго жила без нее. Это была пища для души.

Одну из шести спален в доме со слишком большой двухместной кроватью я превратила в художественный уголок. Там я провела несколько часов, пытаясь уловить его лицо — тени и впадины на его выдающемся подбородке и выточенных щеках, и глаза, которые вырывали мое сердце, когда оживали на холсте.

Стянув волосы назад в хвост, я стояла перед огромным зеркалом, глядя на свои затвердевшие соски. Тонкое красное шелковое платье, которое я носила, свободно висело спереди, позволяя половине каждой груди выглядывать из-под широкого выреза. Я стала существом простоты, и если бы не сторож, который жил всего в нескольких сотнях футов от дома, я бы, наверное, ходила обнаженной большую часть дня, потому что могла.