Глава 23

Оксана никогда не могла понять, как можно не любить баню. Тем не менее, от многих знакомых она часто слышала про невозможную духоту, слишком горячий пар и потекший макияж. Девушка же, наоборот, считала посещение бани не только полезным, но и весьма приятным занятием. Жар костей не ломит. А уж если зимой, а потом и прямо в снег… Распарившись, даже не чувствуешь поначалу обжигающего холода, тут главное решиться, броситься из парной в пушистый сугроб не раздумывая. А потом — красота, как будто заново родилась.

А еще, живя у бабули, девушка любила устраивать себе банные СПА, как она их называла. Серафима Петровна, в свою очередь, с наигранным возмущением называла все это напрасной тратой воды, дров и времени, а увидев, что внучка, вооружившись внушительной косметичкой и растопив баню, собирается попариться, ворчливо спрашивала: «Что, опять „СПАть“ в парной собралась?» Все это, впрочем, не мешало старушке щедро снабжать Оксану и медом для всяческих масок, и отваром ромашки для умывания.

В этот раз Оксана решила не ограничиваться стандартным набором процедур: заходила в парную несколько раз, потом кофейный скраб, скраб из абрикосовых косточек, крем для упругости, маска для гладкости, сыворотка для восстановления, маникюр, педикюр… И делала все это она вовсе не ради Глеба, ведь как говорят «Нужно быть красивой не для мужчин, а для самой себя», к тому же, начался купальный сезон, и встретить его нужно во всеоружии.

Девушка старательно втирала в корни волос репейное масло и напевала песенки из мультика про Простоквашино, когда вдруг произошло сразу несколько вещей: потянуло холодом, словно открылась дверь, раздался грохот, и ног ее коснулась ледяная вода. Резко повернувшись, девушка увидела на пороге Глеба. Он с таким неподдельным интересом уставился на нее, что Оксана даже и не подумала закричать в лучших традициях жанра. Вот так они и стояли молча, уставившись друг на друга. Пока, наконец, девушка не поняла причин замешательства поклонника: на ее лице, груди и шее красовалась маска из белой глины и свежих огурцов, бедра и живот, намазанные разогревающим кремом, были плотно обернуты прозрачной пищевой пленкой, а волосы торчали в разные стороны, довершая необычный образ. Оксана чуть не застонала от досады, но, поскольку пауза затянулась, решила все же возмутиться неожиданным вторжением, дабы разрядить обстановку:

— Тебя что, стучаться не учили?

— Прости, Оксан, честное слово, не знал, что ты здесь, — оправдываясь, сказал парень. — И то, что ты готовишься к съемкам очередных «Звездных войн», тоже не знал, — добавил он, присвистнув.

— Ах, ты… А, ну, отвернись сейчас же!

— Ты же в купальнике… — На самом деле, в купальнике Оксана была лишь частично, точнее, только в нижней его части.

— Да хоть в скафандре, нечего глазеть и смущать человека.

— Значит, все же космическая фантастика… — Глеб и сам не понимал, зачем насмешничает, но это, по крайней мере, позволяло отвлечься от вида полуобнаженной Оксаны и хоть немного заглушить далеко не скромные мысли.

— Всех шутников и умников попрошу на выход, — девушка, похоже, теряла терпение.

— Оксан, я же не просто так зашел пообщаться, я тебе водички принес. Спинку могу потереть, если нужно, дровишек подкинуть, вымыть твой межгалактический шлем, — парень продолжал дурачиться и городить чушь, уж очень ему не хотелось уходить. Но он понимал, почему Оксана рассержена, и уже совершенно серьезно, глядя ей в глаза, добавил, — Оксан, не дуйся, пойми, ты для меня самая красивая во всей галактике, хоть золой обмажься… Да чем угодно извазюкайся, хоть кормом Пифа, хоть бабулиными удобрениями. Хотя, нет, с удобрениями я, конечно, погорячился, это вредно для здоровья. Так что, и не проси, запрещаю.

— Ох, Глеб, — Оксана прыснула и уже не могла сдержать улыбку, такие, казалось бы, незатейливые слова мигом вернули ей уверенность в себе и хорошее расположение духа, — раз удобрениями вредно, тогда, пожалуй, не буду. Не переживай.

— Прощаешь? — Глеб серьезно смотрел на нее и ждал.

— Прощаю.

— А, может быть, раз уж ты здесь, я здесь, одни… — неуверенно проговорил он.

— Нет, прости, я не готова, — Оксана опустила взгляд.

— Ну, тогда я пошел? — тем же тоном произнес Глеб, не двигаясь с места.

— Иди.

— А воды тебе хватит?

— Хватит, Глеб, мне всего хватит. Скоро уже бабушка придет, — соврала Оксана, надеясь на его благоразумие.

Парень встряхнул головой, как будто стряхивая наваждение, развернулся и вышел с ведрами в руках.

Девушка облегченно выдохнула и хотела уже вернуться к своим процедурам, когда дверь в баню снова приоткрылась, и в проеме возникла голова Глеба:

— Я тут подумал, Оксан, ни за что не соглашайся на роль того, зеленого мелкого, не помню, как там его зовут. Лучше… — Договорить помешала летящая в него мочалка, парень еле успел убрать голову и захлопнуть дверь.

Оксана, уже не сдерживаясь, хихикала в полный голос, а отсмеявшись, сказала, глядя в запотевшее зеркало:

— Причем тут «Звездные войны»? Ведь не похоже совсем… Нет бы, с какой-нибудь лесной феей сравнить…

Девушка отлепила от кожи кусочки огурца — пожалуй, пора завязывать на сегодня.

А Глеб, выйдя из бани на улицу, не долго думая, вылил себе на голову сначала одно ведро с остатками холодной воды, а затем, подумав, и другое.


* * *

— Оксан, ты чего нос повесила? — Серафима Петровна внимательно смотрела на внучку, пытаясь понять, что же все-таки случилось во время ее отсутствия. — Нездоровится, что ли?

— Нет, бабуль, все хорошо. Просто в бане перегрелась, наверное.

— Ну вот, говорила же я тебе, что этот твой СПА до добра не доведет. Баловство все… А где этот «стахановец»?

— Какой? Глеб?

— Он самый. Пол огорода мне зачем-то вскопал, причем, ту часть, которая уже была вскопана, и где он сам предлагал посеять газон. А тут смотрю — опять перекопано. А еще все бочки во дворе наполнил водой из колонки, не мог подождать, пока завтра воду дадут? Или ему силушку богатырскую применить нынче было некуда?

— Бабуль, — Оксана удивленно смотрела на старушку, — а почему ты у меня все это спрашиваешь? Я тут дремала и Глебу не помогала. А где он?

— Вот и я тебя о том же спрашиваю. Дома нету, во дворе тоже. Опять, поди, обидела женишка…

Не успела она договорить, как Глеб появился на пороге, и, поприветствовав Серафиму Петровну, скрылся в своей комнате.

— Глебушка, а ты чем занимался, сынок? — Старушка пошла за ним, желая выяснить причину такой бурной деятельности и Оксаниной задумчивости.

— Бегал. — Коротко ответил тот.

— От кого? — Охнула бабуля, притворившись напуганной и прижав руки к груди.

— Да не от кого. — Глеб не смог сдержать улыбку. — Просто бегал. Потом искупался — на речке вода теплая уже.

— Ах, устал ты, поди, сегодня. Сколько дел-то переделал впрок. Ох, годочки молодые, как же быстро вы летите, столько успеть нужно, вот и торопится молодежь, вертится, а иногда всего-то и нужно: остановиться, оглядеться, подумать. Что ж жизнь-то подгонять, пробежит, и не заметишь… Вот, опять разболталась я по-стариковски. Ты, отдыхай, Глебушка, отдыхай.

— Спасибо, Серафима Петровна, если я вам пока не нужен, вздремну, пожалуй.

— Вздремни, сынок. — Старушка вышла, прикрыв за собой дверь.

До вечера Глеб с Оксаной не встречались.


* * *

— Оксана… — Глеб провел рукой по волосам лежащей рядом девушки. — Любимая…

Он прижал ее еще теснее, прикоснулся губами к нежной шее, вдыхая аромат ее кожи. Руки невесомо гладят ее плечи, спину, спускаются ниже, потом снова зарываются в шелковистые волосы возлюбленной. Они так близко — ближе некуда, но и этого мало, хочется слиться воедино, стать одним, и никогда ее не отпускать.

Он касается ртом ее губ, целует легко и нежно, сдерживает себя, наслаждается моментом, смакует ощущения. Хочется накинуться на нее, смять губы страстным поцелуем, подмять под себя, но… он не может. Всем телом овладела непонятная нега, движения почему-то скованы, что-то мешает, сдерживает.

Глеб подскочил на кровати и перевел дыхание. Оксаны рядом, конечно же, нет, а он во сне любовно обнимал подушку, героически сражаясь с одеялом.

В комнате темно, а за окном привычный стрекот цикад — ему приснился сон. Всего лишь сон, но настолько яркий и реальный, что парень испытывал вполне определенные физиологические неудобства.

В маленькой комнате стало душно, смятые простыни сбились, а на перекрученное одеяло было жалко смотреть: не слабо ему досталось от хозяина. Глеб вскочил на пол и, не утруждая себя одеванием, выскочил из дома.

Июльская ночь дышала теплом. Земля, за день впитавшая в себя солнечный жар, сейчас щедро отдавала его обратно. Даже ночной легкий ветерок, приятно обвевающий разгоряченное тело, не приносил прохлады.

Глеб пошел на летнюю кухню, нашел там сигареты и с наслаждением выкурил одну. Глаза его остановились на едва различимом в ночной темноте остове бани, стоящей в нескольких шагах от кухни.

Там-то, на открытой веранде, увитой диким виноградом, находился импровизированный летний душ. Со слов Оксаны, парень знал, что пару лет назад, ее отец раздобыл где-то двухсотлитровый бензобак от большой грузовой машины. Несколько дней мужчина чистил его и промывал, пытаясь избавиться от запаха бензина, а потом, приспособив на крышу бани, объявил родным, что теперь у них на даче есть душ. Закрывался он с одной стороны стеной самой бани, с двух других густыми зарослями декоративного растения, задвигался простой душевой шторкой.

За день солнце нагревало воду, но ночью она остывала. То, что нужно, чтобы успокоить разгоряченное тело! Глеб скинул с себя белье и повернул вентиль. Прохладные струи полились на голову. Он уперся руками в стену, закрыл глаза и пытался чувствовать только свежесть воды, стекающей по нему.

Неожиданно поток воды прервался, а удивленный парень почувствовал прикосновение чьих-то рук. Теплое тело прижалось спине. Теплое, нежное и совершенно голое. Глеб замер, боясь поверить своим догадкам. Руки тем временем гладили его живот, опускаясь ниже, а спина удостоилась нескольких ласковых поцелуев.

Он медленно обернулся и увидел перед собой Оксану.

— Извини, я без скафандра, — лукаво улыбнулась девушка.

— Оксан, ты уверена? — Глеб не поддержал ее шутливый тон.

— Нет, но на твоем месте я бы отложила разговоры на потом. — Она прижалась к нему и встала на цыпочки, чтобы дотянуться до губ.

Девушка легкими поцелуями покрывала его лицо, потом уткнулась куда-то в изгиб шеи и замерла, наслаждаясь близостью и покоем. Глеб, немного опешив, обнял ее за талию и, прижав к себе, впился в губы.

Он не ожидал, что все будет именно так, совсем не ожидал. Эта теплая ночь и девушка в его объятиях… Неужели все это правда?

Он оторвался от ее губ, посмотрел в глаза, впитывая, вбирая в себя ее образ, замер ненадолго, вглядываясь в ее лицо, а потом снова поцеловал. Но уже нежнее, бережнее, боясь показаться грубым, боясь сделать больно. Потому что чувства его захлестывали, и он уже слабо себя контролировал. И пусть сегодня у ее губ не было привкуса сладкого коктейля, все же, этот поцелуй Глеб потом помнил всегда, как тот самый переломный момент в их новой жизни.

Его губы опустились ниже на шею девушки. Оксана судорожно вздохнула и откинула голову, давая ему больше простора для ласк. Она уже почти висела безвольно в его руках, совершенно не имея сил и не доверяя собственным ногам. Держалась за его плечи и только все ближе притягивала к себе его голову, не давая возможности отстраниться.

Ладонь Глеба легла на ее грудь, а сам он задрожал, словно от холода.

— Малыш, — он прислонил ее к стене и закинул стройные ноги на свою поясницу, — я не могу больше, прости.

Он вошел в нее, и почти сразу Оксана почувствовала, как тело его напряглось, словно каждый мускул натянулся как струна. А потом он задрожал и, уронив голову на ее плечо, прошептал:

— Прости…

— Ничего, родной, — она погладила его затылок, повернувшись, поцеловала в висок, — все хорошо.

Глеб слегка отстранился.

— Подожди, я сейчас исправлюсь.

Он подхватил ее на руки, и, в несколько шагов преодолев небольшой газон, добрался до крытой веранды летней кухни, уложил ее на диван, который всегда стоял здесь на всякий случай, если кому-то вдруг захочется отдохнуть в теньке, или на случай массового наплыва гостей.

Глеб устроился между раздвинутых колен девушки и, нависнув над ней, надолго припал с поцелуями к ее груди. Он сжимал в ладонях потяжелевшие полушария, втягивал в рот твердые соски, покрывал горячими поцелуями нежную кожу. Почувствовав, наконец, что готов продолжить, он медленно и не отпуская ее взгляд, заполнил собой ее тело.