Больше всего ужасало людей, что Джованни находился в обществе турка, ведь турок — неверный; но Джованни настоял, чтобы его друг сопровождал его в церковь, а того только забавляли испуганные взгляды людей, когда он медленно шел мимо, и все знали, что скрывается за ленивой походкой восточного принца. Он переводил взгляд на красавца-герцога, проницательным взглядом смотревшего на толпу в поисках самых прекрасных молодых женщин, запоминая, где их можно найти, и показывая глазами на них Джему, которому вменялось в обязанность обдумать похождения следующей ночи.

В этом азиате, который умел устраивать странные оргии, отличавшиеся расчетливой жестокостью и невероятным эротизмом, Джованни нашел подлинного товарища.

Это была вторая причина, по которой он не хотел покидать Рим.

Александр слышал жалобы на сына, знал, что людей приводит в замешательство появление Джованни в турецком костюме, но он только качал головой и снисходительно улыбался.

— Он еще так молод, ему просто не дает покоя энергия и веселый нрав.

Александр с такой же неохотой отпускал сына в Испанию, с какой его любимому Джованни не хотелось ехать туда.

Лукреция сидела вместе с Джулией, перед ней лежала вышивка, и девушка улыбалась, глядя на нее. Она любила вышивать золотом, алыми и голубыми нитками по шелку. Склонившись над работой, она выглядит, думала Джулия, словно невинное дитя. А Джулия испытывала за вышиванием некоторое нетерпение. Теперь Лукреция была замужем, и хотя свадьба была только формальной, она не имела права выглядеть таким ребенком.

Лукреция, размышляла Джулия, совсем непохожа на всех нас. Она сама по себе. Она напоминает своего отца, хотя ей еще не хватает его мудрости и знания жизни; она точно так же, как он, отворачивалась от всего неприятного и отказывалась верить в то, что оно существует; помимо этого, она обладала терпением. Я не сомневаюсь, что она извиняет жестокость людей, словно понимая, что заставляет поступать их жестоко. Это одна из ее странностей, потому что сама Лукреция никогда не бывает жестокой.

В то же время Лукреция тревожилась, находясь в компании с Джулией. Она знала, что подруга ненавидит Чезаре и Джованни; в их присутствии она всегда чувствовала себя неловко, а теперь поняла, что они хотят вытеснить ее с ее позиций. Как женщина она была для них недосягаема. Ведь она была любовницей их отца, связь между Джулией и папой оказалась на редкость прочной, он относился к ней не так, как к своим мимолетным увлечениям. Именно поэтому его сыновья, испытывая к ней сексуальное влечение, какое в них вызывала любая красивая женщина, вынуждены были уважать ее. Их самолюбие задевало то, что в доме оказался посторонний человек, который мешал делать им все, что они пожелают, этим отчасти объяснялось высокомерие, с которым они вели себя по отношению к Джулии. Над братьями возвышался папа, — он был источником всех милостей; и хотя он казался самым снисходительным отцом, самым щедрым дарителем, между ними существовала некая граница, которую они не осмеливались преступить.

Именно такая ситуация складывалась в отношении Джулии, и им ничего не оставалось делать, как презирать ее. Постепенно они рискнули ослабить или, в случае большой удачи, свести на нет ее влияние.

Она знала, что они разыскивают самых красивых девушек в городе и отводят их к Александру (тот никогда не интересовался молодыми приятелями своих сыновей). Папу очень привлекла некая испанская монахиня, которую как-то привел в своей свите Джованни, в результате чего святой отец стал так занят, что ему некогда было видеться с Джулией в течение нескольких дней.

Джулия кипела от гнева, она знала, кого винить.

Ей, такой порывистой, хотелось ворваться в апартаменты Александра и рассказать о кознях Джованни, но так поступать было бы глупо. Как бы ни любил он свою юную красавицу, действительно стараясь ни в чем не отказывать ей, как и всякой хорошенькой молоденькой девушке, все же был единственный человек, о котором папа заботился и думал больше, — его милый Джованни.

И если испанская монашка оказалась в самом деле такой прелестной, он должен чувствовать еще большее нетерпение и останется недоволен, если Джулия начнет ругать Джованни. Вероятно, Александр разных женщин любил по-разному, но его любовь к детям оставалась неизменной.

Глядя на прелестное юное личико, склонившееся над вышивкой. Джулия хитро начала:

— Лукреция, меня беспокоит Джованни. Лукреция широко открыла свои невинные глаза от изумления.

— Тебя беспокоит Джованни? Я полагала, ты недолюбливаешь его.

Джулия улыбнулась.

— Мы подтруниваем друг над другом… как и подобает брату с сестрой. Не могу сказать, что люблю его так же, как ты. Я никогда так слепо не обожала своего брата.

— Думаю, ты очень привязана к своему брату Алессандро.

Джулия кивнула. Это правда. Она до того любила брата, что решила раздобыть для него кардинальскую шапочку. Но ее любовь совсем не походила на ту страстную привязанность, которая, казалось, существовала между братьями и сестрой Борджиа.

— Ну, конечно, я его достаточно сильно люблю, но сейчас речь идет о Джованни. Про него ходит много сплетен.

— Люди всегда много сплетничают, — безразлично проговорила Лукреция, берясь за иголку.

— Это так, но сейчас тот момент, когда слухи могут очень повредить твоему брату.

Лукреция подняла голову, отвлекаясь от работы.

— В отношении его женитьбы, — нетерпеливо продолжала Джулия. — Мне говорили недавно приехавшие из Испании друзья, что двору известно о диком поведении Джованни, его дружбе с Джемом и как они проводят время. В тех кругах, мнение которых может очень повредить твоему брату, высказывается недовольство.

— Ты говорила об этом с моим отцом? Джулия улыбнулась.

— Если он узнает это от меня, то решит, что я просто ревную его к сыну. Он знает, что я в курсе их отношений между собой.

— Но ведь он должен знать, — сказала Лукреция.

Джулия была довольна. Как же легко увлечь подругу в разговоре, ведя ее прямо туда, куда нужно.

— Конечно, должен. — Джулия посмотрела в окно, чтобы скрыть хитрую улыбку, игравшую на губах. — Если об этом расскажешь ему ты, новость покажется ему важной.

Лукреция поднялась.

— Тогда я пойду скажу ему. Я сразу же сделаю это. Он очень расстроится, если что-нибудь помешает свадьбе Джованни.

— Ты умница. Мне сообщили надежные люди, что его будущий тесть рассматривает возможность аннулировать помолвку и что если Джованни не женится в ближайшие несколько месяцев, его невесте найдут другого мужа.

— Я сейчас же пойду к отцу, — сказала Лукреция. — Он должен знать об этом. Джулия пошла за ней.

— Я составлю тебе компанию, и если его святейшество позволит, останусь.


Александр плакал, обнимая своего сына.

— Отец, — молил Джованни, — если ты любишь меня, как говоришь, как же ты можешь перенести мой отъезд?

— Я так люблю тебя, сын мой, что могу отпустить тебя.

— Нельзя ли устроить более выгодную женитьбу мне здесь, в Риме?

— Нет, сын. Мы должны думать о будущем. Не забывай, что ты герцог Гандии и что, когда ты женишься, за тобой будет стоять сила и мощь Испании. Нельзя недооценивать важность этой связи с испанским королевским домом.

Джованни тяжело вздохнул, Александр обнял его за плечи.

— Пойдем, посмотришь, какие я приготовил подарки тебе и твоей испанской невесте.

Почти без интереса смотрел Джованни на меха и драгоценности, на украшенный прекрасными рисунками сундук. Последние недели лучшие ювелиры были заняты покупкой лучших камней, потом оправили их в золото и серебро, создавая изысканные узоры. Александр откинул крышку сундука и показал сыну соболей, горностаев и ожерелья из рубинов и жемчуга, стараясь внушить Джованни желание стать их обладателем.

— Видишь, сын, ты отправишься в Испанию в полном блеске. Разве это не восхищает тебя? Юноша неохотно подтвердил, что восхищает.

— Но, — добавил он, — мне все равно не хочется уезжать.

Папа обнял его.

— Не сомневайся, мой дорогой, ты не хочешь ехать так же сильно, как я хочу, чтобы ты остался. — Александр придвинулся к сыну. — Женись на Марии, сказал он, — подари ей сына. Обзаведись наследником… А там почему бы тебе не вернуться в Рим? Никто не станет ругать тебя за это, если ты выполнил свой долг. Джованни улыбнулся.

— Я выполню его, отец.

— И помни: пока находишься в Испании, веди себя как испанец.

— Они такие чопорные.

— Только в торжественных случаях. Я ни о чем больше тебя не прошу, только об этом, мой дорогой мальчик: женись, заведи наследника и веди себя так, чтобы не обидеть испанский двор. А в остальном… делай, как знаешь. Наслаждайся жизнью. Я хочу видеть тебя счастливым.

Джованни поцеловал отцовскую руку и пошел к ожидавшему его Джему.

Они отправились в город искать приключений, еще более веселые, чем обычно, еще более безрассудные. Джованни чувствовал, что должен извлечь максимум удовольствия за то немногое время, что ему осталось провести в Риме.

Когда сын вышел из комнаты, папа послал за двоими — за Гине Фирой и Моссеном Пертузой.

— Вы готовитесь к отъезду? — поинтересовался он.

— Мы готовы отправиться в Испанию в любой момент, как только получим распоряжение, ваше высокопреосвященство, — ответил Гине Фира.

— Отлично. Смотрите за сыном и сообщайте мне все, что с ним происходит, даже самые незначительные вещи, я хочу знать о нем все.

— Счастливы служить вашему святейшеству.

— Если я узнаю, что вы упустили хоть малейшую деталь, я отлучу вас от церкви, и вас будет ожидать вечное проклятие.

Оба побледнели. Потом рухнули на колени и стали клясться, что сделают все, что в их силах, и станут сообщать малейшие подробности о жизни герцога Гандийского, что у них нет более сильного желания, чем служить его святейшеству.


Лукреция ездила на Монте Марио смотреть на соколов. Когда она вернулась во дворец, раб пришел сказать ей, что ее искала мадонна Адриана.

Девушка прошла в комнату, где застала чем-то встревоженную Адриану.

— Святой отец хочет тебя видеть, — сказала та. — У него есть новости.

Глаза Лукреции расширились, губы разомкнулись, что было явным свидетельством волнения и делало ее больше похожей на десятилетнюю девочку.

— Плохие? — воскликнула она и в ее глазах промелькнул страх.

— Новости из Испании, — ответила Адриана. — Это все, что я знаю.

Новости из Испании должны касаться Джованни. Действительно, за последние несколько месяцев никто не мог забыть о нем. Мысли Александра постоянно были заняты Джованни.

Когда из Испании приходили плохие новости, он запирался в комнате и плакал. Несчастным он оставался в течение примерно дня — для него это достаточно долгое время пребывания в печали, после чего он веселел и говорил:

— Нельзя верить всему, что слышишь. Такой блестящий кавалер, естественно, имеет врагов.

Новости всегда приходили плохие, так что Лукреция пугалась, когда слышала о необходимости идти к отцу.

Она все же сказала:

— Я не стану медлить и пойду к отцу сейчас же.

— Конечно, он с нетерпением ждет тебя, — согласилась Адриана.

Лукреция отправилась в свои апартаменты, Джулия шла следом. Джулия была довольна — она снова обрела прежнюю власть над Александром. Она поняла, что нужно просто переждать недолгое увлечение папы испанской монашкой или мавританской рабыней; подобные желания проходят. Лукреция рассказала подруге об отношении ее матери к мимолетным увлечениям Александра; Ваноцца снисходительно смеялась над ними, а он всегда любил ее и заботился о ней; он дал ей двух мужей, к Канале относились как к члену семьи; даже Чезаре питал к нему некоторое уважение из любви к матери. И только посмотри, как папа любит детей Ваноцци, показывая свою привязанность к ним и проявляя такую заботу, что она просто не могла быть больше, если бы он женился на Ваноцце, а дети стали бы законными отпрысками супругов.

Лукреция была права; и Джулия решила, что к Лауре, ее маленькой дочке, папа тоже должен относиться с такой же любовной заботой. Александр бесспорно обожал малютку и в знак любви к ее матери обещал возложить на голову Алессандро Фарнезе кардинальскую шапку.

Семейство Джулии не успевало повторять, как все они восхищаются ею и как от нее зависят.

Сейчас Джулии очень хотелось знать, что за новости папа желает сообщить своей дочери. Раньше бы ее задело, что он не сообщил ей новости первой, теперь же она приспособилась и научилась скрывать свое недовольство.

— Отец ждет меня, — сказала Лукреция подруге, когда раб помог ей снять костюм для верховой езды.

— Меня волнует, какие новые неприятности произошли, — сказала Джулия.

— Это необязательно могут быть неприятности, — возразила Лукреция. — Возможно, это приятные новости.

Джулия начала смеяться над подругой.

— Ты совсем не изменилась. Ты почти полгода назад вышла замуж, а все такая же, как тогда, когда мы познакомились.